Перевод с мовы Руси, оригинальный текст: http://www.proza.ru/2014/11/06/2072
Артур Сиренко
Никогда не знаешь,
сколько времени плывёшь по реке,
если течение быстрое.
(Эрнест Хемингуэй)
На войне много ужасных и паскудных вещей. Смерть не входит в их число. Смерть - это освобождение. Полёт в бездну. Во что-то неведомое. Есть вещи хуже смерти. Не буду их перечислять, они давно названы. И вспоминать их неприятно. Это, если под войной понимать только фронт. Хотя крупнейшие трагедии во время войны происходят именно в тылу. Так вот о фронте: есть нечто на передовой... хуже москальской пули - это непогода, холодный мрачный дождь, туман и сырость, они иногда убивают больше...
В тот день было именно так… и злой ветер. Холод и сырость пробирали до костей. А ещё ожидание и скука. Когда не происходит ничего, но ожидаешь худшего… становится тоскливо и паршиво. Данте был прав, в глубоких кругах ада господствует не огонь, а лютый холод. Я сидел в сыром блиндаже, прячась от дождя и ветра, который в этот день был просто ошалевший. Небо хотело плакать, но ветер нёс слёзы неба параллельно земле. Inferno крутило свои вихри.
В такие минуты немного спасает разговор, от него становится теплее. Единственный мой собеседник в тот день был необычный: у солдата было не всё в порядке с головой. Взвод, в котором он прежде служил, москали накрыли «градом»… за мгновение люди превратились в кровавое месиво. Он один случайно уцелел.
Из враждебного окружения вывоз его местный крестьянин, спрятал солдата в сене. Сепаратисты потом узнали об этом и того крестьянина расстреляли. От всего пережитого солдат сошёл с ума. Его поместили в больницу, через какое-то время он стал вести себя нормально, решили, что он поправился, и вот, он снова попал на фронт, и именно в мой взвод.
Он часто заговаривался и вёл себя странно, но я почему-то был уверен, что в своих он стрелять не будет, сепаратистов он ненавидит и в трудный момент не подведёт. (Снова мне показалось, что весь мир сделан из кусков старых газет. Даже небо. Даже трава - обрывки газет.)
Я неоднократно общался с сумасшедшими. Довелось. У них взгляд отсутствует. Они не тут. Они нигде. Они не замечают собеседника, он для них или отсутствует, или является каким-то другим объектом. А у этого солдата взгляд был осмысленный, и он понимал собеседника. Но одновременно жил в каком-то своём выдуманном мире.
Солдат вернул мне мысли о Данте, которые уже оставили меня (я пытался думать о Полинезии, об острове Фату-Хива). Мысли о Данте снова вернулись. У меня было ощущение, что я иду кругами или сферами Inferno, и выбрал проводником вместо Вергилия сумасшедшего солдата. Потому что он лучше знает пекло, чем Вергилий... И вот он завёл меня ещё в один круг...
«O voi, che siete due dentro un foco,
S'io meritai di voi mentre ch'io vissi,
S'io meritai di voi assai o poco... »
(«О, вы, двое в одном огне, если я прославил вас, пока жил, если я прославил вас хоть немного - остановитесь!»)
Я попытался заговорить о триченто и квадриченто. Но это собеседника не интересовало. Он лишь сухо заметил, что ренессанс был лишь очередной попыткой человечества объять необъятное, лишь мечтой об идеальном обществе, которого не может быть в принципе. А значит, даже само движение той эпохи было опасным блужданием над пропастью.
Затем он неожиданно сменил тему разговора:
- Я прочитал пару дней назад одну классную книжку.
- Какую?
- Синюю.
- И о чём же эта книга?
- Про хиппи одного. Прикинь, этот чувак до тридцати лет жил нормальной жизнью. Зарабатывал тем, что кому стол мастерил, кому двери. А потом, как перемкнуло его - бросил всё и пошёл хипповать. Начал людям нести всякую ахинею, как все хиппи: мы, мол, дети-цветы, все любить друг друга должны. На него смотрели как на ненормального.
Потом он к какому-то старому корешу на свадьбу пошёл. Налил всем воды, а все пьянели от воды, как от вина. А в то время какой-то бомж в безлюдном месте поселился и начал говорить, что, мол, неправильно вы все люди живёте. И когда хиппи у бомжа оказался, тот объявил, что он носитель истины. Бомжа того потом арестовали и в тюрьме зарезали.
А хиппи потом пошёл к озеру и начал по воде ходить, как по земле. Кончилось всё плохо - этого чувака поймали то ли сепаратисты, то ли москали и прибили гвоздями к столбу. Но из морга тело пропало, и потом его видели живым в разных краях... Такая вот книжка… просто крышу срывает...
- Такой книги нет в мире людей. Она могла появиться только в твоём воображении...
Я вышел из блиндажа. И думал, что этот солдат всё же действительно сумасшедший. А ещё я думал, что наша эстетика слишком сентиментальна. В это страшное время войны нам нужна другая эстетика, хотя бы такая, как в китайской эпопее «Три царства». Если мы не можем избавиться от сентиментальности (в крови, мол, земля, мол, у нас такая), то надо изменить сентиментальность, хотя бы так, как в классической японской поэзии, которая стала поэзией самураев.
А ещё я думал, что ветки деревьев - это тоже корни. Только врастают они не в землю, а в небо. Это особенно ощутимо осенью, когда деревья теряют свои дрожащие пальцы-листья. И это касается не только деревьев земли, но и Мирового Дерева. И как жаль, что сейчас я не могу созерцать дерево… я бы пришёл к состоянию совершенного равновесия и покоя, несмотря на миномётный обстрел, который начался.
Мы почти не замечали миномётные обстрелы, они были гораздо менее опасны, чем обстрелы «градом» и тем паче «смерчем». А зря. Неожиданно недалеко от меня взрыв тряхнул землю. Я почувствовал (так мне показалось), что между каской и бронежилетом залетела огромная оса и ужалила меня в затылок.
Падая на мокрую землю, я ещё успел подумать, что я не убит, а только слегка ранен, меня лишь зацепило… иначе я не смог бы думать... Потом всё погасло… выключили весь свет во Вселенной… все фонарики одновременно. Очнулся я уже в госпитале.
*71114
Фотографика автора перевода.