Петр Петрович – мой дядя по материнской линии (светлая ему память – хороший был дядька).
Уже, будучи в возрасте, я заинтересовался своими предками и расспрашивал о них всю свою родню. Рассказывали много чего интересного. Но рассказы со временем тускнеют и забываются.
Обратился я и к дяде Пете, который жил в Москве, далеко от нас. В письме попросил его что-нибудь написать о наших родственниках. В ответ он прислал толстое письмо со своими воспоминаниями, написанное его красивым витиеватым почерком на толстой альбомной бумаге. Листы он ровненько разрезал пополам, пронумеровал, текст обвел рамочкой. Получилась маленькая книжечка.
А теперь я решил его письмо перевести в электронный вид, чтоб почитали, кому интересно. Перепечатываю дословно, стараюсь ничего не исправлять.
МОЯ РОДОСЛОВНАЯ - ДЕД.
Хотелось бы вспомнить своего дедушку по отцу, конечно, со слов матери, так как лично я его не знал, да и не мог знать по причине своего позднего появления.
По происхождению он был ВОЛЖАНИН, урожденный в Саратовской губернии, Аткарского уезда. Звали его Трофим, попросту Трошка, отчество в те времена у простых людей было не в почете, и я не только не знал, но и никогда не слышал его.
По внешнему виду он был богатырского роста и сложения, с шапкой путаных каштановых волос на голове, в штанах и рубахе из домотканого холста. Рубаха, как правило, без пуговиц, и из-под нее высовывалась волосатая грудь колоколом, а на плече широкая желтоватая с поперечными трещинами мозоль от бурлацкой лямки, которая спускалась вниз до ребер.
На прямых жилистых ногах из- под рубахи спускались засаленные в рыбной чешуе грубого тканья штаны с широкими втоками (от втачивать, вшивать - вставки), и, как правило, босой с потресканными подошвами. Это был человек большого веса и огромной физической силы.
По характеру был крут, в решениях непреклонен, неудержимого сопротивления. И десятифунтового его кулака многие побаивались. Любил много выпить и в пьяном виде показать свою удаль.
Занимался бурлачеством летом, а зимой был грузчик. В артели бурлаков тянул лямки баржей по Волге от Саратова до Астрахани.
Много ли, мало ли зарабатывал, но все пропивал, если жена не успевала овладеть толикой его заработка.
В пьянке был весьма буйным, участвовал в вольных драках, своих противников избивал по страшному. Однако, сам был бит редко, но синяки и кровоподтеки на его могучем теле были частыми украшениями. Если он ударял кулаком первого, то сзади того падали трое, а первого замертво отливали волжской водой.
За разгул на волжском раздолье утратил свое имя и звался «дедом Бойком», и пронес это прозвище через всю свою жизнь.
Когда он свирепел в пьяном угаре разозленным, борода и шапка волос становились дыбом, глаза изрыгали искры, напрягалось тело и сжимались кулаки, он был страшен, и не только для недругов, но и для городового и урядника.
Его боялись, к нему не подходили и урезонивали лаской и уговорами.
Однако, несмотря на свирепость его поступков, он был любимцем артели бурлаков, с ним считались, его уважали. При хорошем расположении души он был ласков к детям, к жене, к друзьям.
Идя по пристани, увидев, что кто-то кожилится и не может осилить в тяжелом грузе – как бочка с селедкой, с керосином или с другим тяжелым грузом – он всегда подтолкнет, поможет.
Детям любил рассказывать сказки, но так как был неграмотным, литературных сказок не знал и пользовался теми, которые слышал среди людей в своей артели. А когда в рассказе сказок выдыхался - то есть не знал их больше, а которые знал, все рассказал – тогда начинал сочинять свои смешные и не всегда логичные, и сам себя заводил в тупик и не мог сказать, а что же дальше. Тогда говорил:
- А ну вас к лешему! – и уходил.
Вот такова история с твоим прадедом. Это был простой русский человек, освобождённый от крепостного права. Нашел своё применение в бурлаках только потому, что имел огромную природную силу, но не имел привязки к земле, которой у него не было.
Ты можешь сказать или подумать, прадед-то был алкоголик. Нет, в то время и термина такого не было. Были пьяницы, их, конечно, было не так-то уж и много, однако, все они физически работали и алкоголь не разрушал их организма.
Теперь же этот пьяница физически не работает, и это на него действует пагубно. Потому и вернулись к старому – алкашей лечить трудом. Все профилактории расположены при заводах, которые требуют большое количество физического труда.
Дед «Боёк» жил долго, после смерти бабушки проживал в семье сына, т.е. у Петра Трофимовича, и по-прежнему подрабатывал на грузовых работах. Ближе к возрасту 90 лет ослеп, но здоровья и физической силы не утратил. В семье, будучи слепым, вел себя плохо – неуважительно к снохе, и мать наша терпела его похождения с большими переживаниями и часто от него плакала.
Принять к нему какие либо меры воздействия было не только трудно, но и невозможно, так как по характеру был упрям, к тому же физически крепок и привык десятилетиями к бурлацкой вольнице. Кроме того, в те времена престарелый родитель в семье своего сына или дочери был хозяином положения и ослушаться его осуждалось людьми и церковью.
В дальнейшем силы его стали гаснуть и перед отъездом семьи на ДВ затих. Похоронен он был в Саратовской губернии, а где конкретно не помню.
В период проживания деда в семье, мой брат, а его внук Мотя (Матвей) был уже мальцом и в рабочее время суток был его поводырем. Мать рассказывала, что как-то завёл он его в сельский колодец, откуда такого богатыря с большим трудом вытащили. Когда Мотю спросили:
- Зачем же ты его навел на колодезь? – то он ответил:
- А он сам зашел туда.
Детей у деда было трое – мой отец, его брат и одна сестра. Но они быстро, вернее, рано умерли, и о них в нашей семье никогда разговора не было.
Конечно, много об этом знал Мотя, может быть кое-что и рассказывал, но я не припомню. Обращался по этому вопросу я и к сестре Марии, она тоже кое-что могла бы прояснить, но она сказала, что дело это нестоящее и никому не нужное.