чопик

Он проснулся от запахов пищи, которые заполняли всю комнату. Чувство голода, притупленное крепким сном, сразу же напомнило о себе и он, как обычно, хотел было подать требовательный голос, но вовремя передумал. Обстановка никак не напоминала ту, которую он привык видеть вокруг себя. И главное, не было ни мамы, ни собратьев. Снова притаившись, он вспомнил, как еще утром, выбрался через дыру на другую сторону забора, как бродил в высокой траве и заблудился. Во всяком случае обратной дороги он не нашел. Было тоскливо и страшно. Всем своим еще не окрепшим голосом он звал маму, но она не приходила. Наконец один из редких прохожих обратил на него внимание, присел на корточки и заговорил с ним ласковым и дружелюбным голосом. Поэтому он и не убежал, как делал это всегда. Он так устал и проголодался, что даже позволил человеку погладить себя и взять на руки. Человек этот и принес его в эту комнату и усадил в уголок, где он заснул крепким сном после перенесенных переживаний.
Чувство голода, раздражаемое приятными запахами, все же возобладало перед страхом и он подал голос, больше похожий на писк, чем на котячье мяукивание. Сразу же задвигались ножки рядом стоящего стула, появились ноги человека и, наконец, незнакомое лицо уставилось на котенка. 
- Безвизовый пассажир, но уже полноправный член экипажа, - рассматривая котенка сказал Жора Ерошкин, - пограничники ушли, граница закрыта и мы уже в открытом море. Так что давай дополнительную порцию, Люба, - обратился он к буфетчице.
Лучше бы он этого не говорил. Дух противоречия настолько крепко сидел в этой уже немолодой женщине, что даже добрые начинания всегда подвергались ее критике без каких-либо на то оснований. Оправданием  всего этого, видимо, был не только характер Любы, но и ее внешность. Длинная и худая, с заостренными чертами лица и округлыми на выкате глазами, она никогда не пользовалась вниманием мужчин даже на флоте. Это ее огорчало и бесило, во всем она видела подвох и,  как защиту, всегда применяла противоречие и несогласие.
- Так я и разбежалась, - изрекла Люба из-за спины Ерошкина, разглядывая непрошеного пассажира. - Тащат всякую  нечисть на судно, а Люба - убирай. И чтобы этого не случилось, я с ним быстро расправлюсь, только хвостом мелькнет. Берег не далеко, авось и выплывет.
Такого бессердечия не смог, конечно, вынести постоянный Любин критик и спорщик Володя Бурдин.  Как всегда, облокотившись на выступ раздаточного стола, он что-то рассуждал себе под нос, никогда не обращая внимания на то, слушают его или нет. Теперь же его речь прозвучала внятно и безапелляционно. В который уже раз Люба услышала о том, что она баба Яга на флоте и ей лучше сидеть в домике, в глухом  лесу и не пугать своим видом не только людей, но и животных.
Последствия происшедшего не смог бы предугадать никто. Как разъяренная кошка Люба бросилась к Бурдину и приставила к его шее лезвие большого столового ножа, который до этого она держала в руке. Перекошенное ее лицо пылало гневом, выпученные глаза сверлили Володю и казалось, что не нож, а они сейчас пригвоздят Бурдина к стене.
- Еще одно слово, - прорычала Люба, - и я воткну этот нож в твое проклятое горло.
Теперь только Володя понял, что с этой бешенной женщиной  шутки плохи и лицо его на глазах у всех побелело. Еще через какой-то миг испуг своего вечного спорщика почувствовала Люба и, круто развернувшись, удалилась на камбуз. В полной тишине, чуть пошатываясь, с бледным еще лицом направился к выходу из столовой Бурдин. С этого дня его голоса больше никогда никто не слышал в столовой.
- Из-за такого маленького существа чуть было не произошла трагедия, - беря на руки котенка, сказал Жора. - Лучше пойдем, малыш, к Астаховичу, он уж голодным тебя не оставит.
Астахович,  как любезно все называли шеф-повара,  в противоположность Любе, действительно обрадовался новому едоку. Несмотря на свой возраст и полноту, он забегал по камбузу , как заводной, в поисках чего-нибудь вкусненького для котенка. Исследовав кастрюли и сковородки, он умчался в свою кладовую, затем загремел посудой на полке и, наконец, у дверей камбуза поставил маленькую тарелочку с мелко нарезанными кусочками варенного мяса. Бегая по камбузу Астахович успел прочитать целую лекцию о том, что котенок, возможно, давно не ел и ему будет вредно сырое мясо, что его сейчас перекармливать нельзя и лучше всего попоить молочком. Еще котенок не успел справиться с угощением, как Астахович убежал в свою каюту и возвратился с банкой сгущенного молока.
- Давай назовем его Чопик, - обратился он к Жоре. - Был у нас когда-то на судне похожий на этого малыша кот.
Жора не возражал, так же как и не возражал Чопик, усердно лакая молоко, предоставленное ему таким добродушным и веселым стариком.
Спать Чопику отвели на шерстяном одеяле, которое наполовину покрывало диван в каюте Ерошкина. Было сухо, тепло и уютно. После всех изменений, которые произошли в его  жизни так внезапно и закончились так благополучно, даже воспоминания о маме и собратьях отошли на второй план. Впервые за свою короткую жизнь Чопик поел досыта и вкусно и свернувшись калачиком спокойно уснул.
Естественные надобности подняли Чопика среди ночи. Нужно было только выскочить из теплого гнездышка и заняться этим в сторонке, как учила мама. Поэтому он, еще сонный, проковылял по дивану и, почувствовав, что шерстяное одеяло, служившее ему теплой подстилкой, закончилось,  с удовлетворением принял   обычную в этих случаях позу.
Вторичное пробуждение пришлось на раннее утро. Хорошо выспавшись, Чопик уселся на своем ложе и обозревал новое жилище, контуры которого все яснее и яснее проступали в ранних лучах, проникающих в каюту через два круглых иллюминатора. Проснулся новый хозяин, погладил Чопика, что-то приговаривая и заполоскался перед умывальником. Уже вытираясь полотенцем Жора заметил расплывшееся по дивану пятно.
- Так у нас дела дальше не пойдут, малыш, - обратился он к Чопику. - Твой недостойный поступок тебе прощается, так как в нем больше виноват я сам. Придется все исправлять в спешке перед вахтой.
Хлопнув дверью, Жора убежал. Чопик еще не успел придумать, чем бы ему заняться в новом жилище, как хозяин возвратился с большой коробкой под мышкой и банками в руках. Он что-то поколдовал под столом, затем сгреб Чопика и повозил его носом по ночной лужице, приговаривая, что здесь не туалетное место. С этими словами он перенес Чопика под стол и поставил в коробку, наполненную песком. Чопик оказался сообразительным котом.  Он несколько раз гребнул песок лапкой и присел, высоко задрав к верху свой хвост.
После ухода хозяина Чопик нашел под умывальником два блюдечка, одно из которых было наполнено маленькими кусочками уже сырого мяса, а второе - молоком. Хорошо подкрепившись, он занялся исследованием каюты, хотя на это ушло не так много времени. Она оказалась довольно маленькой, но компактной. Обнюхав весь пол, Чопик взобрался на кровать, покрытую таким же одеялом, как и у него на диване. Затем осмотрел стол и не найдя на нем ничего  для себя интересного, перепрыгнул к иллюминатору. Страх и удивление приковали его взгляд. За окном была одна голубая вода. Маленькие волны пробегали вдоль иллюминатора и яркие солнечные блики играли в гребнях  вспышками, которые, попадая в глаза Чопика, заставляли его приятно жмуриться. Иногда он хотел от них отмахнуться, поднимал лапку и тряс ей, как будто отгоняя назойливую муху. За этим занятием и нашел его Жора, возвратившись после вахты.
Остальные дни первой недели не отличались для Чопика многообразием. Большую часть своего времени он проводил на иллюминаторе, наблюдая за пробегавшими волнами. Когда это надоедало, спрыгивал на палубу и играл  подвешенными к столу и шкафу тряпочными мячиками. А если и это становилось не интересным, свернувшись калачиком спал на отведенном ему диванном месте.
Раннее лето баловало моряков своей погодой. Было солнечно и тепло, безветренно и только поднятая у штевня волна, разделившись пополам, пробегала у бортов судна и скрывалась далеко позади  в кильватерной струе. Остались за кормой Черноморские проливы и греческие острова, в утренней дымке скрылась Сицилия. На исходе шестых суток приветливо замигал маяк Европа, встречая танкер на рубеже Средиземного моря и Атлантики. Но постепенно берега удалялись, оставляя за кормой только последние блики маяков, которые будто бы указывали судну дорогу в океан. Натужено пыхтя он тащил свои очередные пятьдесят тысяч тонн нефти к берегам острова Свободы. 
Чопик подрастал прямо на глазах и был доволен своей жизнью, если бы только в последние дни не начались какие-то недоразумения. Как всегда утром, спрыгнув с дивана  на палубу, он не нашел на своем месте ящик с песком, хотя всем своим обаянием чувствовал, что ящик где-то рядом. И нашел его под умывальником. Затем ящик снова пропал, но оказалась приоткрытой на защелку  дверь, нырнув в которую, Чопик с удовольствием обнаружил предмет своего поиска. Но дни проходили, а ящик все дальше и дальше удалялся от каюты, пока, наконец, Чопик не обнаружил его в помещении, где стояли какие-то непонятные ему белые круглые предметы.  Возле одного из них стоял и его ящик.
Из чувства любопытства Чопик заглянул в еще одну приоткрытую дверь. Там стояли столы, диваны и были такие же иллюминаторы, как и в его каюте. Поэтому исследовать их он посчитал своей обязанностью. Но ничего нового для себя он не нашел - так же струилась вода и те же “зайчики” щекотали его мордашку. А вот на столе оказались незнакомые маленькие предметы, которые от прикосновения его лапок забегали по столу и несколько из них оказались на полу. Было довольно интересно и Чопик настолько увлекся, что даже не заметил, когда все костяшки домино  оказались  внизу.  Погоняв их еще немного по палубе, Чопик в припрыжку побежал в свою каюту.
Результаты баловства Чопика свалились на голову Славы Найдина. Пришедшие на перекур моряки, обнаружив разбросанное по палубе домино, которое для них было второй умственной игрой после перетягивания каната, решили, что это сделал приборщик Слава в отместку за вечный беспорядок в курилке. Но притянутый тут же к ответственности и он оказался в полном недоумении.
А Чопик попался буквально на следующий день. Придя в курилку поиграть так понравившимися ему костяшками, он был замечен на месте преступления тем же Славой Найдиным.  Чтобы реабилитировать себя в глазах моряков, Слава быстро сбегал за свидетелями и виновника вчерашнего погрома воочию увидели все “козлятники”. Но никакого наказания не последовало. Наоборот, Чопик был обласкан всеми, переходя из одних рук в другие, удивленно посматривая, как эти большие дяди ползают по палубе, подбирая результаты его погрома. С этого дня Чопик стал постоянным посетителем курилки и даже хорошо знал время, когда там собираются его  друзья. Ему позволялось во время игры прохаживаться по столу и сидеть там, наблюдая за костяшками. Иногда Чопик не выдерживал и бросался в самый центр стола на домино, которое разлеталось во все стороны, приводя в восторг всех его новых друзей.
Жизнь на судне продолжала идти своим чередом. Закончив выгрузку в Гаване, танкер направился своим уже накатанным путем в южные широты Атлантики. Впереди был экватор, пересечение которого старые моряки ждали ради забавы и развлечения, а молодые - с трепетом предстоящего крещения в купели царя морей Нептуна. Порядком надоела ежедневная тропическая жара с вечно штилевой погодой и в курилке старожилы пугали молодежь сороковыми штормовыми широтами, где у мыса Доброй Надежды громадные волны играют танкером, как пушинкой. До Персидского залива был почти месячный переход и как ни странно, в этот короткий промежуток времени вклинивались все времена года, от лета до зимы. Да и судовые часы третий помощник капитана переводил на один час вперед каждые три дня, укорачивая отдых для любителей поспать.
А для Чопика снова начались неприятности. Так долго простоявший на одном месте ящик с песком снова исчез. Поиски его по всему коридору и в курилке оказались безрезультатными и пришлось напрячь все свое обаяние, чтобы уловить запахи песка. Поднявшись на задние лапки и заглянув в один из белых предметов, которые первое время так пугали его, он увидел свой спасительный песок. Пришлось сделать над собой усилие и запрыгнуть в унитаз. Но в последующие дни песка становилось все меньше и меньше, Чопик сердился, устраиваясь, а затем быстро выпрыгивал из унитаза и долго тряс лапками. В довершении ко всем этим неприятностям, Жора начал мыть Чопику ноги и вытирать тряпочкой, что ему тоже не понравилось. Скоро песок вообще исчез, но результаты воспитания и привычка остались у Чопика навсегда.
Начали проявляться извечные котячьи инстинкты и Чопик уходил ночами бродить по всем этажам кормовой надстройки в поисках хотя бы запахов мышей, но к великому сожалению, нигде их не находил.  Некоторые каюты оказывались приоткрытыми на защелку и Чопик обязательно их обследовал. Иногда, умаявшись от бесплодных поисков, он засыпал в очередной каюте на диване, где лежало такое же одеяло, как и у него. Моряки были всегда рады таким посещениям и обнаружив утром гостя ласкали Чопика и угощали, затевали с ним игры. Иногда бывали случаи, что посещение каюты общим любимцем обнаруживалось только по знаку, который он оставлял в туалете.
Если Жора оставался для Чопика хозяином, которого он любил, но не всегда слушался, то вторым человеком на судне, пользовавшимся такой же любовью, был Астахович. Уже давно из каюты была убрана посуда, но Чопик знал, что два его прибора для кормежки находятся у дверей камбуза. Один - со стороны коридора, использовался при ненастной погоде, когда при дожде или ветре Чопику не хотелось выходить из надстройки. Второй - стоял у дверей с левого борта и служил местом приема пищи на воздухе, в благоприятную погоду. Поэтому в зависимости от погодных условий, при первых признаках голода, Чопик во всю прыть мчался к дверям камбуза и заявлял о своем приходе таким голосом, который он издавал только для вызова Астаховича.
- Мяя - сс - аа ! - настойчиво и громко орал он. При этом хвост его всегда  был задран вверх, как труба и, дрожал, как осиновый лист на ветру.
Требования эти не прекращались до тех пор, пока запыхавшийся от беготни по камбузу в поисках еды Астахович не бросал в тарелочку очередную порцию. Чопик принимался за еду, а Астахович, стоя над ним, в который уже раз упрашивал своего любимца не устраивать таких душераздирающих воплей.
Памятуя уроки Жориного воспитания, Чопик хорошо знал, что на камбуз для него вход воспрещен в целях санитарии, как это требовал судовой врач, а в столовую - из-за полного хозяйствования там Любы, единственного человека на судне, у которого Чопик не пользовался вниманием и любовью. Поэтому он всегда во время приема пищи моряками скромно сидел перед дверьми, ожидая хозяина и никакие приглашения друзей зайти в столовую не могли сдвинуть его с места. Так же происходило и по вечерам, когда Чопик сидел у дверей столовой, дожидаясь окончания  киносеанса. Все выходили, Чопик крутил во все стороны головой, отыскивая Жору, но его не было. Тогда он срывался с места и во всю прыть, лавируя между ногами у моряков, мчался в каюту. Но и там не находил Жору. Чопик выходил в коридор и сидел там до тех пор, пока, после окончания вахты, не появлялся из машины его хозяин. Они вместе шли в каюту и укладывались спать каждый на свое место. Ночью же Чопик просыпался и уходил бродить по коридорам, чувствуя себя единственным хозяином этой тишины.
Жизнь на судне не отличалась многообразием и обычно через месяц-полтора сказывалась усталость и, скорее всего, усталость не физическая, а моральная, проявляющаяся в раздражительности, когда даже иногда в шутку брошенное слово принималось за оскорбление и вызывало злость. Появление же на судне Чопика стало катализатором, который фильтрировал негативные эмоции и способствовал благоприятной микро обстановке в экипаже. Где собирались моряки, там обычно присутствовал Чопик, его проделки и шалости вызывали взрывы смеха и улыбки. Моряки любили Чопика и беспокоились о нем. Вычитав где-то или просто из разговоров узнав, что судовые токи отрицательно влияют на животных, токарю было немедленно дано задание выточить из меди ошейник для Чопика. В изготовлении принимал участие чуть не весь экипаж. После нескольких шлифовок, когда ошейник стал похож на изделие из червонного золота, Слава Найдин нанес орнамент и вязью выгравировал название судна и имя котенка.
В один из вечеров Чопиком было нарушено великое “табу” по поводу посещения столовой команды. Скорее всего нарушил его не он, а кто-то из его благодетелей,  пронеся общего любимца на руках в зал, где готовились к демонстрации кинофильма. Погас свет, промелькнули на экране титры и в пучке света кинопроектора появился Чопик, который медленно, как  будто крадучись, пробирался на средину зала. Там он и застыл, наблюдая за движениями на экране и никакие голоса и смех моряков не могли вывести его из этого состояния. Через некоторое время Чопик уселся на задние лапки и в таком положении просидел до окончания фильма. Его терпение и интерес были по достоинству оценены капитаном, который разрешил пропускать Чопика в зал, несмотря на протесты Любы.
Чопику так понравилось смотреть кинофильмы, что по вечерам по нем можно было проверять часы. Если не за полчаса, то уж за четверть часа обязательно, он крутился возле дверей столовой и ждал случая шмыгнуть между ногами первого, кто приоткроет дверь. Зрительное место Чопик занимал всегда одно и то же - посредине зала. До начала демонстрации он мог еще посидеть у кого-нибудь на руках, побегать играя, но как только гасили свет и освещался экран, Чопик моментально занимал свое место. Чем больше было мельканий на экране, тем интереснее был фильм для Чопика и смотрел он сидя. Мелькания уменьшались и Чопик ложился, протягивая передние лапки и ложа на них голову. Но тут же вскакивал, если движения на экране оживлялись. Философские фильмы, где царило спокойствие и лилась монотонная речь,  Чопик не любил, но и столовую не покидал. Он укладывался калачиком спиной к экрану и спал до самого окончания демонстрации. Так что, иногда, в зависимости от поведения Чопика, значительно редело число зрителей в зале.   
Чем ближе подбирались к экватору Индийского океана, постепенно втягиваясь в Мозамбикский пролив,  тем чувствительнее становилось палящее солнце. Снова возобновился купальный сезон, а над маленькой волейбольной площадкой возле бассейна все время метался мяч, привязанный на рыболовной леске. Покинули сопровождение танкера гигантские альбатросы и на смену им появились парящие над мачтами вечные спутники моряков - чайки. Близость берегов угадывалась и в значительном количестве различных мелких птиц, которые носились над палубой, как очумелые, а устав, усаживались на трубопроводы и устраивали хоровые концерты. Чопик уже давно начал проявлять живой интерес  к птичкам, но его постоянно останавливали и закрывали в надстройке, боясь, как бы в пылу азарта он не сиганул за борт. Но если Чопика забрасывали в одни двери, то через некоторое время он умудрялся выскочить на палубу через другие и снова носился по палубе за птицами.
В пылу одной из таких охот Чопик загнал птичку в надстройку спардека и носился за ней в салоне штурманов, прыгая по диванам и столам. Проходивший рядом капитан, услышав жалобные крики птицы, заглянул в салон и выручил несчастную птицу, унеся Чопика к себе в каюту. Виктор Иванович был добрым, хлебосольным хозяином и, конечно, хотел угостить Чопика чем-нибудь вкусненьким. Но, как на грех, холодильник оказался  почти пуст, если не считать мясные и рыбные консервные банки. Чтобы ублажить гостя, Виктор Иванович открыл сразу две банки - тушенку и шпроты. Положив в тарелочку понемногу из каждой банки, он поставил это возле холодильника перед Чопиком, который в один момент расправился со шпротами. Не притронувшись к тушенке, Чопик поднял голову и затребовал добавки. Подкладывал Виктор Иванович до тех пор, пока банка не оказалась пустой. Тушенку же Чопик полностью проигнорировал.
Хорошее гостеприимство Чопик не забыл и теперь, как только оказывался на спардеке, обязательно посещал Виктора Ивановича. О своем приходе он извещал громким голосом и кричал до тех пор, пока дверь перед ним не открывалась. Не обращая никакого внимания на хозяина, Чопик прямым ходом мчался в капитанскую буфетную, терся там об холодильник и требовал шпроты. Другой пищи у Виктора Ивановича он не признавал. А тот, открывая очередную банку, журил Чопика, объясняя, что тратит на него дефицитные представительские продукты, которые должны идти на угощение властей. После сытного угощения Чопик запрыгивал на стол и наблюдал, как Виктор Иванович пишет. Терпения, конечно, у него не хватало и он все время лапкой ударял по карандашу, заставляя Виктора Ивановича делать на бумаге такие каракули, как у первоклассника. А наигравшись, Чопик шел и укладывался на диване, затем отмечался в туалете и к вечеру убегал в кормовую надстройку, боясь пропустить очередную демонстрацию кинофильма.   
Персидский залив, почти как всегда, встретил изнуряющей духотой. У берегов Бахрейна, на рейдовом причале Умм Саид не наблюдалось никакого движения воздуха. Испарения воды и нефтепродуктов стояли плотной завесой над принимающим груз танкером, все предметы в отдаленности, а также восходящее по утрам солнце, казались неестественно большими, будто рассматриваемые в лупу. Пропали чайки и птицы, только несколько человек из погрузочной бригады прятались под переходным мостиком, иногда выскакивая под палящее солнце для замеров груза нефти в танках. Чопик тоже несколько раз выскочил на раскаленную палубу, пританцовывая подрыгал ногами и спрятался в надстройке, под целительные потоки кондиционированного воздуха.
Привычная жизнь снова возобновилась на судне  с выходом в океан. Потянуло хотя еще и теплым, но все же бодрящим юго-восточным муссоном. Плавно испытывая небольшую килевую качку глубоко сидящий танкер черпал иногда пробегающую волну, которая погуляв по палубе от борта до борта, сливалась через шпигаты за борт, унося с собой тепло разгоряченной палубы. Временами шальная волна забрасывала на палубу мелкую рыбешку, которая, лишившись воды, подпрыгивала на палубе, как на сковородке и становилась легкой добычей для Чопика. За этим занятием он проводил почти все дневное время. Чопик настолько приноровился, что при первом появлении  волны он успевал запрыгнуть на трубы и оттуда наблюдал за ее исчезновением.
После выгрузки нефти в Италии танкер снова, почти через три месяца, ошвартовался в родном порту Новороссийск. Но стоянка под погрузкой и свидания моряков с родными и близкими, как всегда, были кратковременны. Какие-то сутки понадобилось для того, чтобы заполнить танки новым грузом и уйти в очередной рейс на долгие месяцы. Не побывав на берегу отправился в новый рейс и Чопик.
Повзрослевший, но все такой же игривый, любимец команды продолжал скрашивать не легкие будни моряков. Чопик по-прежнему присутствовал на всех перекурах в курилке, посещал Виктора Ивановича с обязательным требованием шпрот и, конечно, не пропускал ни одного сеанса. Как-то перед самым новым годом, после окончания демонстрации фильма, когда все, в том числе и Чопик покинули зрительный зал, первый помощник капитана Антон Захарович решил заблаговременно нарядить новогоднюю елку. Нашлись помощники и задуманное было исполнено довольно быстро. Полюбовавшись трудом своих рук и красавицей  елкой, которая особенно была нарядной в огне иллюминации, моряки выключили свет и разошлись по своим каютам. Закрыть же дверь, которая все это время была на защелке для свободного проноса елки и украшений, позабыли.
Чопик проснулся ночью и, как всегда, начал обычный обход судна. Наверняка зная, что все спят и никого он не встретит, Чопик забежал в курилку и спортивный  зал, в надежде разбросать домино или погонять теннисный шарик. Но домино оказалось сложенным и закрытым в коробочке, мячик тоже отсутствовал. Проживающих рядом с этими помещениями моряков Чопик уже неоднократно будил своими  азартными, шумными играми и поэтому, прежде чем ложиться  спать, кто-нибудь обязательно прятал предметы, которыми Чопик устраивал ночные гульбища. Не найдя для себя ничего интересного, Чопик поднялся на этаж выше и услышал странные звуки, которые одновременно испугали и заинтересовали его. Раздавался тихий, мелодичный перезвон елочных игрушек в такт подрагиваний  судна и Чопик осторожно, крадучись, подбирался все ближе и ближе к столовой. Дверь оказалась открытой и Чопик зашел в зал, в уголке которого стояла нарядная полутораметровая новогодняя елка. Слабое наружное освещение проникало в столовую, от покачиваний судна  перемещалось и попадая на елочные украшения переливалось разноцветными бликами.
Первыми полетели игрушки, которые Чопик без труда доставал с палубы. Затем, запрыгнув на стол, принялся лапками сбивать игрушки повыше и не успокоился, пока все доступное ему на елке не оказалось на палубе. То, что Чопик залезал на саму елку, не вызывало никаких сомнений, так как даже верхушка со звездочкой отсутствовала на своем месте. Утром, зашедшие в столовую моряки, обнаружили на елке только проводку с лампочками для освещения - все остальные украшения были разбросаны по палубе и больше половины из них для дальнейшего употребления не годились. Сам виновник погрома спокойно спал в каюте Виктора Ивановича, который в течении нескольких дней не выпускал его, хотя и сообщил всем, что Чопик находиться у него.
Маленькая буря возмущения по поводу последней шалости Чопика скоро улеглась и он снова разгуливал по всему танкеру. Правда, в лице Антона Захаровича, первого помощника, он прощен не был и категорически не допускался в столовую команды на киносеансы до тех пор, пока елка не была разобрана в средине января.
К родным берегам танкер возвратился ранней весной, которая в порту Туапсе была в полном разгаре. Несколько дней стоянки на внешнем рейде в ожидании очереди под погрузку дали возможность соскучившимся по берегу морякам походить по твердой земле, без спешки сделать необходимые покупки для очередного рейса, посмотреть новые фильмы в кинотеатре. Возвращались из города, как обычно, в сопровождении жен и детей, нагруженные различными покупками. Чопик встречал всех, провожал до каюты и с нетерпением ожидал угощений, расправившись с которыми тут же мчался в другую каюту, прекрасно зная, что везде его примут как дорогого гостя.
Но как не прекрасны и радостны встречи для моряка, все равно за ними приходит час расставания. Развернувшись в тесной бухте порта и сдав лоцмана танкер снова взял курс в далекие морские просторы.
Только через сутки, отдохнув и отоспавшись, моряки обнаружили пропажу Чопика, который не появлялся в обычных местах сбора. Его поисками занялись все свободные от вахт. Были осмотрены каюты, общественные помещения, искали под полубаком у боцмана и в машинном отделении. Но нигде Чопика не было. В курилке и столовой разговоры сводились только к Чопику. Кто-то вынул из коробочки и разбросал по столу домино, но оно так и лежало не тронутым. Стоило кому-нибудь вспомнить о Чопике во время демонстрации кинофильма, как зал тут же редел наполовину. Весь экипаж был в подавленном состоянии от потери своего любимца. Влетело даже всеми уважаемому Астаховичу, которого заставили убрать тарелочки Чопика, постоянно напоминавшие об исчезнувшем котенке.
А Чопик тоже томился тоской по своим друзьям, запертый в квартире третьего механика Саши. Вместе с женой и сынишкой, которым еще в первый приход очень понравился  Чопик, они посадили его в картонную коробку и унесли из судна вечером, когда на палубе почти никого не было. Только все они не могли предположить,  какую глупость сотворили. От шаловливого и веселого котенка не осталось ничего. Чопик вырос на судне в кругу моряков, привык к своему жилищу и постоянным друзьям, а теперь, лишившись всего этого, целыми днями лежал на диване и не на какие заигрывания не реагировал.
Чопик ушел из квартиры своим излюбленным приемом, проворно проскочив между ногами в чуть приоткрывшуюся дверь. Саша с женой и расплакавшийся сынишка напрасно искали и звали Чопика, который молчаливо сидел, притаившись, в груде ящиков, сложенных  в углу двора. Там он просидел до темноты, затем вылез и пошел бродить по соседним дворам и улицам. Все кругом было не знакомое и порой страшное, особенно проезжавшие машины, от которых Чопик забивался в какой-нибудь уголок и долго сидел, боясь пошевелиться. Рано утором Чопик уловил запахи, напомнившие ему судовой камбуз и любимого Астаховича. Обрадовавшись, что наконец он нашел дорогу к своему прежнему жилищу и друзьям, Чопик со всех ног припустил в направлении этих запахов и прямо влетел в мясной магазин с высоко задранным к верху хвостом.
- Мяя-сс-аа ! - заорал он, как обычно, даже не разобравшись, что это не камбуз и вместо Астаховича за прилавком стоят не знакомые ему удивленные женщины.
Не услышав приветливого голоса Астаховича, Чопик приумолк, огляделся и от изумления присел посреди магазина, ворочая головой во все стороны. 
- Что-то не похож этот кот на наших дворовых, - сказала молодая продавщица. - Те с таким криком в магазин не влетают. Видно, заблудился, бедняга.
Из сожаления она положила кусочек мяса перед Чопиком, который не спеша принялся за угощение. Покончив с завтраком, Чопик осторожно начал исследовать помещение, как это делал всегда на судне. Но здесь он все же учуял нужные и так давно искомые им запахи. Из маленьких дырочек пола пахло мышами и Чопик улегся в уголку, сосредоточив все свое внимание. Мышей, видимо, в магазине было не мало, так как Чопику не пришлось долго ждать. Первая мышка, потеряв бдительность, выскочив на поверхность, оказалась легкой добычей для Чопика. Есть же мышей Чопик не привык, поэтому придушенную добычу он вынес на средину магазина и положил на пол, усевшись рядышком, приведя своим поведением в восторг продавщиц магазина.
- Ты посмотри на этого гостя, - обратилась молодая к своей подруге, - он честно отработал свое угощение.
После того, как продавщица, выйдя из-за прилавка и взяв за хвост маленькую мышку, вынесла ее из магазина, Чопик запрыгнул на подоконник, повозился там немного в лучах утреннего теплого солнышка и, затем, свернувшись калачиком, спокойно заснул. После пробуждения он снова занялся обходом магазина, обнюхивая прилавки, ящики с мясными продуктами, но на удивление хозяев, нигде ничего не трогал. Вечером, закрывая магазин, Чопика выставили за дверь, где он провел длинную ночь в ожидании возвращения своих новых понравившихся ему хозяек.
Чопик прижился в магазине и стал там полноправным хозяином. В течении нескольких дней он выловил всех мышей, но как и в первый раз, выносил их на средину магазина и сидел в ожидании, пока его добычу не  вынесут вон. Со временем он завоевал такое доверие у продавщиц, что его даже не выгоняли на ночь из магазина и он оставался там, как ночной сторож.
Прошло больше месяца и однажды, случайно, проходивший возле мясного магазина Саша,  увидел на подоконнике спящего Чопика. Историю его появления в магазине ему поведали продавщицы, а он, в свою очередь, рассказал им о морских похождениях котенка. Чопик тоже узнал Сашу, но особого восторга не проявил. Он разрешил себя погладить, потерся о Сашину руку, мурлыча, а затем снова улегся на подоконнике, всем своим поведением как будто показывая, что он обрел себе новый дом и покидать его не собирается. 
       
  Лудченко Константин Федорович,
       капитан дальнего плавания,
         
P.S. История реальна, даже имена не изменены. Чопик плавал на танкере “Бородино” Новороссийского морского пароходства.