Прибыв в Файя-Ларжо, в регионе Борку, Чад, я, словно уставший археолог, приступил к раскладыванию по полочкам замечательного кладезя знаний, об этой африканской стране. Интересно, что работа, моя и моих коллег, имела не только теоретическую, но и практическую ценность – мы искали источники инфекций, многие из которых уже не одно столетие бушевали на всем континенте, и ни одной стране в мире к ним не было дела. Самая страшная ситуация была со СПИДом и венерическими заболеваниями. От СПИДа сгорала почти половина всего взрослого населения. И наш небольшой институт имени Дениса Ваатрума первое время плохо с ними справлялся. Жили мы в небольшом городке возле админ-центра – Восх. Восх населяли не больше двух тысяч жителей и по нашим меркам он, скорее напоминал большую деревню.
Когда я пробыл больше трех месяцев, поведение некоторых жителей мне показалось довольно странным, хотя неоднократные пробы на анализы крови и мочи, не выказывали ничего примечательного. Но для начала расскажу вам чуть об устройстве самого института и прилегающей к нему местности. Институт размещался в здании старинного христианского храма. Местный переводчик пояснил, что ему уже больше двух сотен лет, и был он построен ценой неимоверных затрат человеческих ресурсов. В наше время, храм, за неимением мирян, перестал играть свою религиозную роль, а дабы здание не пустовало, его передали в пользование лаборатории Массачусетского университета, как знак укрепления связей между государствами. Два раза сюда направляли одаренных лаборантов – в девяносто шестом и две тысячи третьем годах, но ни один из них не вышел на контакт после пары недель пребывания здесь.
Местные объяснили все контрабандистами и работорговцами, которых здесь, в анархических условиях развелось в изобилии. Мы, третий «транш», охранялись специальной ведомственной военизированной охраной, не хуже любого дипломата или консула.
Но дело совсем не в том, что я хочу вам рассказать документально о наших условиях работы и жизни, а один случай, поистине страшный и уникальный.
Прямо перед зданием института размещался старый колодец, более десяти метров диаметром, с высокой кромкой из красного песчаника и плотно прилегающей деревянной крышкой. Как пояснил мне Ммумбо, один из немногих друзей - чернокожих, которых я смог приманить к себе, этот колодец, давным-давно, на самой заре мира, согласно их мифологии, вел к недрам земли. Затем, когда люди стали отдаляться от богов, а истина - от людей, колодец стали заполнять всяческие ужасы. И тогда, их предки, решили закрыть колодец крышкой и обезопасить все человечество.
Я по образованию биохимик, и не очень разбираюсь в архитектурных премудростях. Но колодец, словно магнит, тянул к себе взгляды. Приглядевшись к коллегам, я заметил, что те, поневоле, также раз за разом присматриваться к нему. Он стал центром притяжения.
Случай, что произошел с месяц назад, вывел всех нас из колеи. Пропал ребенок. Африканцы слишком трепетно относятся к своим детям, впрочем, иногда, их страх перед религией и неведомым побеждает волнение за пропавшего ребенка. Ребенка не нашли, Ему было около пяти неполных лет. Второй ребенок пропал буквально на следующий день. Прибыла полиция из админ центра, расставили патрули, проверяли всех, кто въезжал и выезжал из городка. Даже работорговцы, на которых падали все подозрения, через доверенных им людей, отреклись от своего участия в этом. В то же время, к нам поступил первый пациент…
Его принесла мать, когда тот чуть не захлебнулся от асфиксии. Мы вирусологи, но элементарные медицинские познания были у каждого из нас. Старина, Альбрус Марк, впрочем, был самым настоящим хирургом, и микробиология была лишь его увлечением жизни, поэтому без разговоров, он сделал операцию на горле. У ребенка в глотке застрял клубок волос. Волосы были человеческие, но это мало кого из нас удивило, поскольку глотание волос – одна из проявлений психического заболевания, и она встречается не так редко. Оставив его на пару дней в палате, я в первую же ночь столкнулся с непонятным мне и слабо объяснимым явлением. Шаракс (так звали ребенка) был в сознании, но только солнце зашло за горизонт, он словно стал невменяемым. Начал рваться во двор, а его взгляд был направлен на колодец. Он постоянно повторял слова, но я не был специалистом по лингвистике и не мог понять его. (Его слова расшифровал Ммумбо. Как оказалось потом, мальчик просил отпустить его работать, иначе без работы он умрет).
Сделав ребенку укол успокоительного, я обошел колодец во дворе дважды, но ничего интересного не заметил.
На следующее утро пропали еще два ребенка. Одному было шесть, другому почти одиннадцать лет. Полицейские носились, как угорелые, но ничего не нашли. Совершенно ничего. Весь город гудел словно улей, но нас никто и не думал подозревать. Ребенок, проснулся рано утром, и пожаловался на слабость в ногах и головокружение, которое я поспешил объяснить чуть увеличенной дозой успокоительного.
Дети продолжали исчезать. За неполных две недели, исчезло более дюжины детей, и наконец, получив ответ на свою телеграмму из университета, я решил присоединиться к поискам, как и глава нашего консульства в Джахберри. Мы встретились с ним ранним утром, когда за окном дул пыльный ветер, а солнце спряталось за проливными тучами. Приближался сезон дождей. Когда мы с ним и с главой полиции Нуксом Ббурой обсудили возможные причины пропажи детей в городе, с второго этажа послышался шум, крик и звон разбитого стекла. Мы втроем, мигом взбежали по лестнице и оказались в палате, где до сегодняшнего дня лежал маленький Шаракс. Его койка пустовала, а на полу сидел, прислонившись к тумбочке, Руперт Горк, наш младший лаборант. Он сжимал руками укушенную лодыжку, и я с ужасом отметил, что с нее вырвал довольно приличный кусок мяса.
Он указал нам рукой на разбитое окно и мы, не сговариваясь, бросились к нему. Шаракс распластался по деревянной крышке колодца, и со стороны казалось, что он жадно втягивает воздух из нее, словно сквозь соломинку.
Через минуту мы уже были на улице. Как раз на двух армейских джипах прибыли полицейские Ббуры и наши военные. Почитав, что никто из присутствующих не разбирается в биологии лучше меня, я попросил не делать резких движений и не пугать дитя. Ребенок лежал с закрытыми глазами, и казалось, он слушает нечто, довольно громкое, чтобы пробиваться сквозь плотно прикрытую деревянную крышку. Крышка была сделана из моренного, покрытого каким-то лаком, баобаба, который в таком состоянии мог стоять больше тысячи лет. Я приложил к ней ухо, и к своему ужасу услышал звуки, больше всего напоминающие стрекотание пауков или шуршание ими по паутине.
Ребенок, вдруг взвыл и бросился на меня. Не ожидая такой прыти от столь маленького и только что умиравшего человечка, я повалился на землю, а тот, щелкая зубами, совсем как бешенная собака, рвался укусить меня. Солдаты, стуча сапогами, сгрудились вокруг меня, впрочем, не зная, как можно мне помочь. Вдруг они расступились, повинуясь приказанию, немного грубоватого зычного голоса, и я, удерживая Шаракса на расстоянии вытянутых рук, краем глаза узнал в нем Ммумбу. Тот держал в руках продолговатую дубину, которой не упустил огреть малыша по спине. Удар, который (я в этом не сомневаюсь) переломил бы чуть меньшему ребенку спину, только вызвал у последнего хриплый вздох, и тот переключился на чернокожего. Впрочем, тот был готов, и отступив в сторону, пропустил малого, а затем крепко схватил его за голову и со всей силой двинул о песчаный борт колодца. Тот сполз на землю, а вокруг его головы начало расползаться малиновое темное пятно. Ммумба начал было что-то объяснять, но я жестом прервал его. У начальника полиции за десять минут нашелся человек, что пригнал сюда кран с довольно толстым и прочным тросом. Растянув его на три стороны, мы закрепили его в трех местах на крышке, при помощи металлических колков. Оставалось дело за малым – отойти в сторону и наблюдать. Но когда крановщик поднял деревянную перегородку на пару метров вверх, все, даже бывалый начальник полиции застыли от ужаса. Под крышкой колодца было с пару метров пустого пространства. Все оно было заложено каменными плитками, наподобие декоративной плитки в ванной. Швы, соединявшие их, были ровными и идеально перпендикулярными. Неприметные с первого взгляда ступени у одной из стен колодца уходили в темную зияющую пустоту. Но напугало нас не это. На плитках сидели пропавшие дети. Каждый из них занимал ровно четыре плитки и сидел в их середине. В одной руке и них была катушка, а другой они шарили по каменным швам, словно стараясь сто-то отыскать. Когда мы подошли ближе, то заметили, что у каждого изо рта торчит тонкий волос, который они на эту катушку наматывают. Другая рука, время от времени скользила по волосу, словно что-то цепляя или обтирая.
Движения детей были до того точными, однообразными и механичными, что нагоняли живой ужас на любого из нас. Они напоминали пауков – прядильщиков, что ткут свою паутину, и не обращают ни на кого внимания. Как потом оказалось – так оно и было. Детям делали уколы. Уколы нужно было делать быстро и не прикасаться к детям, так как это сразу приводило их в ярость – они начинали проявлять агрессию. Спустившись по ступеням, мы нашли только небольшой ящик с катушками, смоченными непонятным веществом и круглую черную дыру в деревянном помосте. Краг, наш старший био-термалист, ради интереса бросил туда светящуюся палочку, однако та летела очень долго, пока не исчезла из виду. Ее падения мы так и не дождались.
Дети, после длительной терапии пошли на поправку, однако все без исключения получили травмы психики. Многие из них начали заикаться и приобрели различные фобии.
Катушки отправили бандеролью в университет Массачусетса, в отдел исследования материалов. Но результаты были неутешительные. Сначала Бен Хафорб, что занимался их исследованиями, написал, что не может понять, из какого материала они состоят, а затем, через четыре дня, мне телеграммой пришла информация, что Бен погиб в автомобильной катастрофе. Также в телеграмме написали, что уборщица, по имени Долорес, выбросила катушки в мусоросжигательную машину, в который также по ошибке отправилась и целая канистра керосина. Впоследствии взрыва она получила ожоги более девяноста процентов кожи и вскоре тоже скончалась. Ммумба отделался условным наказанием, но на следующий день сразу заявился ко мне и принес старую древнюю книгу. Я прочитать ее не мог, но в том, что он переводил древний язык правильно, у меня совсем не возникало сомнений.
Он прочитал о культе «Ткачей», древнем сообществе, что после того, как боги бросили людей, принялись ткать из колодца неприятности и беды на катушки и разносить их по всему миру. Странно было также то, что Руперт Горк, укушенный ребенком, вскоре чуть не скончался от ночного удушья, и после операции у него, к удивлению, тоже вытащили из глотки волосяной шар. Все анализы, проведенные мной, показали, что в плазме крови детей присутствуют некие вирусологичные тела, но возможности нашего оборудования были сопоставимы с полевыми условиями и выделить возбудителя вируса мне не удалось…