***

Знаешь, я бы хотел, чтобы ты легла рядом. А я бы посмотрел на тебя. И ты легла на мою левую руку - она бы затекла. И я бы ничего не сказал. А потом пусть меня разбудит кот, укусивший за ногу, которого у меня нет. А я: - «Что еще за… Где я?» В Кирове. Встаю, подхожу к окну, а там снег повсюду: и на детской площадке, и на футбольном поле. Иду на кухню, а там ты чайник включаешь и кормишь Тошку. Спрашиваю:
- Где я?
- Дурной…где же еще ты можешь быть? – смеешься. 
 - Адрес какой, Тань? 
 - Конева 18, - немного удивлена.
А я в окно с кухни смотрю и думаю - минимум 7 этаж. Чайник закипает и начинает свистеть. И тут. Как-то неловко проливаю мимо твоей кружки, на которой еще написано черным маркером (моей рукой) Танюша. Но так неловко написано, что кажется будто Ю это недописанная Н и О. Не исправить - между ними расстояние.  Некрасиво написано. Я ее купил в Ikea. Обычная белая, резко расширяющаяся кверху кружка. Но ручка у нее такая неловкая, небольшая. Всегда только один палец влезает. Наверное, поэтому я ее не удержал и пролил мимо. И руку обжег. А ты свою руку положила мне на плечо, когда я кипяток наливал. Я посмотрел на тебя, перед тем как наливать этот треклятый кипяток, и задумался, как это бывает.
И в тот момент, когда я обжег руку – проснулся. Вокруг темно. Часа два или три. Зима. На потолке комнаты ломаный свет от фонаря. Похож на хоккейную клюшку, потому что падает он на стену и на потолок. Клюшка эта узорами разрисована, оттого что тюль висит. Встаю и все тело невероятно тяжелое, как будто налитое. Руки и ноги из бронзы. Иду в ванную, меня мутит. Я в одиннадцатом доме на проспекте труда. На пятом этаже. Северодвинск. Небо за окном розовое и оранжевое. Но бледное. Разбавленное тучами, дымом щТЭЦ и, кажется, туманом. Я спал в маленькой комнате, но есть еще большая. Там стоит телевизор, журнальный стол и кресло. Висит люстра. Я иду назад. В комнату. Ложусь на дива-кровать. Непонятные ощущения - одиноко и все же спокойно. Я крепко зажмуриваюсь, а потом и руками надавливаю на глаза, чтобы появились звездочки. В уши начинает колотить сердце. А звездочки эти в такт сердцу мерцают. Я поворачиваю голову налево и хочу увидеть тебя. Или что-нибудь, что бы говорило о твоем недавнем присутствии или хотя бы продолжительном отсутствии. Но ничего не нахожу. Комната говорит о том, что в ней живу только я. И как бы мне не хотелось - ничего не выходит. А что! Это тебе не кино! Это сон.
Лежу так долго, смотрю в потолок. И слышно, как в другой комнате монотонно щелкают секундной красной стрелкой старые настенные часы. 
  Я решил встать. Подошел к окну и, открыв форточку, прижался к щелочке носом и дышу запахом улицы. Запахом холодного снега, выхлопов автомобилей и северного сияния. Мне становится легче: как будто устаю. Ложусь и засыпаю. После продолжительной темноты перед глазами я стою у какого-то ресепшна. Справа от меня ты. Я не понимаю, что ты надела: у тебя ведь не было никогда этой белой куртки. Мы подписывает по очереди бумаги. Я стою в пальто. Через левое плечо кто-то доброжелательно следит за тем, что я подписываю, но я недоверчив. И все-таки, обернувшись, я понимаю, что это мой преподаватель, который горячо и участливо поздравляет нас с чем-то. Мы смеемся. Интересуюсь, читал ли он произведение современного автора и обещаю ему принести эту книгу. Ловлю себя на том, что почти не смотрю на тебя, но обстоятельства так удачны, что у меня поднимается настроение. Я улыбаюсь и обнимаю тебя. И говорю тебе об этом человеке. Я так рад! Девушка относит наши документы. Все, мы свободны. Я просыпаюсь. Ты отлежала мне руку. И все одеяло на тебе. Но не могу на себя отдернуть, потому что правой рукой не достаю. Не знаю, когда эти сны закончатся, но тебе определенно лучше бы спалось на подушке, которая теперь в твоих ногах.