...Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся...
Н.Заболоцкий
В две тысячи не помню уже каком году довелось нам с женой отдыхать в Западной Венгрии. Местечко называется Хевиз, и если существует рай - он не на небесах, а там. Центральная Европа во всём её очаровании - тишина, чистота, вежливость. Есть там пешеходный квартал, где по вечерам уличные музыканты играют классику, кантри, венгерский поп... Были даже трое индейцев из Венесуэллы, игравших музыку латинос и попутно торговавших пластиковыми настенными украшениями в виде скальпов. Но больше всего мы любили ансамбль не то дома престарелых, не то дома инвалидов, исполнявший уже упомянутый венгерский поп, и скрипача с синтезатором, игравшего Баха, Моцарта, Генделя, Шуберта, а из современных - Мориконе и Эдди Келверта. Скрипка играла соло, синтезатор исполнял партию оркестра. Репертуар оставался неизменным, но мы, как привязанные, каждый вечер торчали то у одних, то у другого, очарованные музыкой, обстановкой, беззаботностью - ну, не знаю, как объяснить, может быть, неким духом старой Австро-Венгрии, который, как нам казалось, сохранился в этом городке.
Дело было летом, когда у детей всего мира каникулы, и в гостиннице, кроме пожилых, как мы с женой, иностранцев, среди которых преобладали немцы, израильтяне и русские, было много молодых венгерских семей с детьми всех возрастов. У нас, привыкших к беспределу маленьких израильтян, такое количество детворы поначалу вызывало опасение - и, как оказалось, напрасно. Венгерские малыши вели себя на удивление тихо, находясь под мягким, спокойным, обоснованно требовательным родительским контролем. И в помине не было того, что есть в израильских семьях, в особенности же в семьях выходцев из североафриканских общин - бессмысленных криков, истерик и непрекращающейся, отвратительной грызни всех со всеми - отца с матерью, родителей с детьми, детских междусобойчиков.
Однажды после ужина, направляясь в упомянутый выше пешеходный квартал на свидание с музыкой, мы проходили через гостинничное фойе, или, как его называют на американский манер - лобби. Было многолюдно, чему одной из причин служило наличие интернета только здесь - до номеров wireless не доходил, и народ, устроившись кто где, отдавался главной страсти в новейшей истории. Но были и такие, кто предавался главной страсти всей истории - времяпровождению с собственным ребёнком.
Этого малыша не заметить было невозможно. На вид ему было годика полтора. Был он белобрыс, щекаст, коренаст и удивительно для своего возраста устойчив и координирован. Он перемещался в поле зрения матери подобно ртутному шарику на рендомально качающейся плоскости, т.е. постоянно и совершенно на первый взгляд непредсказуемо менял вектор перемещений. Однако, присмотревшись, я понял, куда он всякий раз направлялся. Его привлекало чужое веселье, чужая радость звала его к себе. Ещё не видя смеющихся, он шёл на звук, как вдруг из другого места доносился оживлённый говор, и его несло туда, а тут старшие дети затевали весёлую возню, и он с радостным хихиканьем устремлялся к ним. В течении какого-то времени я, как зачарованный, следил за этим крошечным чудом жизни, а потом, набравшись храбрости, подошёл к его матери, и, поскольку ни по-русски, ни, естественно, на иврите, она не говорила, на своём чудовищном английском попросил у неё разрешения сфотогравироваться с мальчишечкой. Мать не возражала и даже любезно подсказала мне, как его зовут - Жужи. Опустившись на колени, я позвал его, придав голосу по возможности радостное звучание. Повернувшись на полном ходу градусов на 270, он устремился ко мне. Я взял его на руки и, не удержавшись, поцеловал в щёчку. Сверкнула вспышка фотоаппарата, и жена запечатлела миг моего счастья. Крошечный человечек был отпущен и тут же позабыл обо мне, настроив свои ушки-локаторы на чьё-то очередное веселье. Поблагодарив его маму, мы вышли на наш ежевечерний маршрут.
На днях довелось мне прочитать стихотворение Николая Заболоцкого "Некрасивая девочка". Три строчки оттуда, вынесенные в эпиграф, и побудили меня к написанию этого короткого рассказа. Вот так.