Остановка в пути

Юрий Чайкин
В жизни человека есть какие-то временные промежутки, которые выбиваются из общего строя. Такая остановка в пути и произошла в 1920 году в судьбе Велимира Хлебникова, когда он проездом был в Ростове-на-Дону.
 Велимир шел по степи. Шел из Матвеева Кургана.  Путь его был ясен. Дорога легка. До Ростова осталось совсем ничего. Особенно, если вспомнить, что свой путь он начал из Харькова.
 
Можно было бы сказать, что душа его пела, пела от радости, но это было бы неправдой. Душа поет от  счастья, от радости. А тут вроде бы как на свет народился. На Украине попал он в ЧК. Долго следователь не верил, что перед ним знаменитый поэт Велимир Хлебников. Долго ему пришлось убеждать, что он тот, за кого себя выдает. Пришлось даже читать стихи. Что было бы, если бы следователь не поверил? Мог бы отпустить, а мог бы приговорить к расстрелу. От этих мыслей холодела спина.
- Да, - подумал он, - теперь я вполне понимаю князя Андрея, который видел перед собою огромное небо с вечно плывущими по нему облаками. А передо мной степь, наполненная жизнью. И нет ничего вечного, кроме этой степи.  Вот бабочка порхает между полевых цветов, а вот муравей тащит в свой муравейник какую-то добычу. Экий хозяйственный мужичок!
На руку Велимира уселся кузнечик. Нисколько не боясь, он сидел на руке у человека, как бы искоса на него поглядывая. Потом вдруг также неожиданно прыгнул далеко в сторону. Вот она, жизнь! Не рассуждающая о смысле бытия, а текущая во времени и пространстве.  Какая цель? Смысл жизни в самом процессе, а не в конечном пункте. Смысл жизни в самой жизни. Какая игра слов. Он вдруг вспомнил свое стихотворение:
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
В чем смысл его стиха? Боже мой, как скучно отвечать правильно. На самом деле он в игре. В игре со словом.
 
А все-таки хорошо жить на белом свете. Ему стало смешно, когда он подумал о том, что у него украли пожитки. Нажитого не жалко, да и вещей то у него украли мало. Были новые стихи да математические выкладки. Ничего не поймет мужик, выбросит не читая. Жалко ли ему затраченного труда? Нисколько. Вот пред ним ирония жизни. Он думал, писал… Тщился. А его мысли просто выбросили. А вот хлеб и сало, наверняка, оценили. Вот оно преимущество простой здоровой жизни. 
Мне много ли надо? Коврига хлеба
И капля молока,
Да это небо,
Да эти облака.
С этими мыслями коротал свой путь поэт. А между тем город приближался, рос и, наконец, начался. Вот и вокзал. Здесь можно отдохнуть. Велимир вошел внутрь здания, нашел в углу свободное место и уснул. Уснул так, как может себе позволить здоровый, но очень уставший человек. За вещи он хоть и не сильно беспокоился, но все же  подложил их под голову. Неудобно без привычных вещей, да и денег не было, чтобы покупать новые.
  Вокзал г.Ростов
Велимир спал. На вокзале шла своя привычная жизнь. Кто-то ел, кто-то громко доказывал спутнику свою правоту. Каждый занимался своим, только ему необходимым делом. Один хорошо одетый господин обратил на спящего внимание. Он еще раз посмотрел на него, потом повернулся и, ничего не говоря, вышел. Впоследствии так и не удалось выяснить, кто же это был.
А тем временем в «Кафе поэтов» затрезвонил телефон, и некто неизвестный сказал подошедшему Эрбергу, что на вокзале находится известный поэт Велимир Хлебников.
Сразу возник вопрос, а как узнать: вправду ли на вокзале Велимир Хлебников?
Подошедший Березарк вмешался в разговор:
- Я слышал выступление Хлебникова в московском кафе футуристов в 1917 году. Читал он тихо и невнятно. У него не было ни декламационного дара, ни артистизма, ни желания показать себя. У него, вообще, отсутствовало желание любоваться собой, которое так часто присуще поэтическим натурам. Запомнились мне его глаза, они были неповторимой синевы.
Эрберг никогда не видел Хлебникова, поэтому взял с собой большой фотографический портрет поэта. С большим сомнением направились они на вокзал, мало веря в успех своей экспедиции.  Поэта они нашли на удивление быстро. На груде досок, подложив под голову вещи,  в углу мирно спал человек. Вот он, их спящий.  Одет он был как нищий, но Эрберга поразило интеллигентное лицо этого человека. Велимир это, или не Велимир? Они сами себе не верили, что перед ними знаменитый поэт.
 
- Это Хлебников, -  сказал Эрберг, глядя на фотографию и сравнивая ее с оригиналом.
- Подожди, -  почти что потребовал Березарк, - пусть он откроет глаза и тогда я буду уверен, что этот человек – Хлебников.
Проснулся Велимир от чьего-то назойливого голоса. Поэт был высок, длиннолик. Его светло-синие глаза смотрели куда-то вдаль, сквозь собеседника. Рыжевато-пепельные волосы оттеняли бледное лицо. Человек был похож на бродягу. На нем было что-то вроде армяка из мешковины, подпоясанного узким ремнем. На ногах – обмотки и сандалии, подвязанные веревочками, на плече довольно объемистая серая сумка.  Когда он окончательно пришел в себя, то услышал вопрос:
- Скажите, вы действительно, Велимир Хлебников, мы не ошибаемся?
- Не ошибаетесь, но вам-то что.
После этих слов незнакомцы вдруг заторопились. Они пригласили Велимира в свое «Кафе поэтов». Сказали, что он сейчас же едет с ними. Гордые мчались они в свое литературное пристанище, которое находилось в бывшем подвале-ресторане. Вот они и там. Однако бнаходившиеся там ростовские поэты не верили, что перед ними Велимир Хлебников, уж слишком не соответствовал внешний облик их представлению об известном поэте.
Рюрик Рок и администратор кафе, старый театральный делец Гутников, пригласили к себе неизвестного человека, для установления личности. Через несколько минут из кабинета вышел Рок, он торжественно возгласил:
- Сомнений быть не может. Это  – Хлебников!   
Выступления Хлебникова должны были украсить афиши литературного кафе. Но как его так выпустишь на эстраду?! Пока они думали, как бы поприличнее одеть знаменитого поэта (уж больно неприглядно тот был одет), Эрберг вышел на сцену и объявил:
- У нас  в кафе находится великий поэт-футурист Велимир Хлебников.
Поэт не очень любил выступать. Но все-таки ему пришлось. Тем более все совершилось так неожиданно. Хорошо, хоть переодеваться не пришлось.
Велимир вышел на сцену. Он прочел свое новое стихотворение, но прочитал его очень тихо:
Точит деревья и тихо течет
В синих рябинах вода.
Ветер бросает нечет и чет,
Тихо стоят невода.
В воздухе мглистом испарина,
Где-то не знают кручины,
Темный и смуглый выросли парень,
Рядом дивчина.
И только шум ночной осоки,
И только дрожь речного злака,
И кто-то бледный и высокий
Стоит, с дубравой одинаков.
Публика, не расслышав и не до конца поняв, кто перед ним действительно находится, принялась его освистывать. Очень уж они боялись, что Эрберг их опять разыгрывает. На Хлебникова этот шум не произвел никакого впечатления.
Вскоре поэт уже вместе с новыми знакомыми уехали из кафе. Остановился у Березарка.
Ночь прошла спокойно. Утром Хлебников встал очень рано. Всю ночь он пытался решить математическую задачу. Но ему не хватало предметности. Именно для того, чтобы наглядно представить условия решения, Велимир аккуратно, чтобы никого не разбудить, перевернул шкаф, нашел елочные гирлянды. Их он привязал по углам и соединил в центре. Довольный увиденным, он, задумавшись, стоял в центре комнаты. Теперь ему стало  видно решение.
Тетушка, решив позвать гостя к завтраку, отправилась за ним в комнату. Легонько постучав, она немного подождала. Потом постучала чуть громче. Никакой реакции. Тетушка немного приоткрыла дверь и ахнула. Их гость задумчиво стоял над перевернутым шкафом, к тому же шкаф почему-то был перевязан елочными гирляндами.
Легонько заикаясь, она произнесла:
- А что вообще здесь происходит? Что со шкафом?
Велимир, поняв сразу, как он нелепо выглядит, обаятельно  улыбнулся и чуть иронично по отношению к себе сказал:
- Да, вот немного увлекся, решая математическую задачу. Но я сейчас все приведу в порядок, вы не беспокойтесь. Вы понимаете, чтобы раскрыть подлинную сущность слова, надо учитывать возможности математики. Поэзия и математика тесно связаны между собой. Об этом люди в прошлом знали, и теперь я пытаюсь восстановить эту утерянную связь.
Тетушка, польщенная, что с ней разговаривали на столь сложные темы, сразу же простила перевернутый шкаф. У Велимира была магическая способность производить на людей положительное впечатление.
После завтрака Велимир, Березарк и Эрберг отправились в литературное кафе. Там их уже ждали любители поэзии, актеры. Решили поставить пьесу Хлебникова «Ошибка смерти». Все хотели участвовать в постановке.
Проходили дни подготовке. Во время репетиций режиссер спектакля А.Надеждин требовал у Хлебникова каких-то разъяснений, на что поэт только улыбался и говорил, что объяснять – это слишком трудная задача для поэта. Пусть этим занимаются комментаторы, режиссеры, критики, но только не он.
Для Велимира наступили тяжелые дни. Ему нашли костюм и заставили в него облачиться. Он попытался сопротивляться, но кто может устоять перед натиском и обаянием ростовцев (так называли жителей Ростова в начале ХХ века). Поэт сразу приобрел другой вид, но, как оказалось, не в лучшую сторону. Он как-то сразу потерялся в этом костюме.
И вот наступил торжественный момент. Стену подвала украшал большой портрет Хлебникова, который написал молодой художник М.Кац.
Спектакль проходил как гиньоль. В кафе между столиками ходила барышня Смерть, одетая в соответствующе условном костюме. В руке она держала шамберьер - большой хлыст (им в цирке укрощают лошадей). За столиком в причудливых полумасках сидели двенадцать ее гостей. Роль одного из гостей играл молодой актер театральной мастерской – Евгений Львович Шварц. Принимали участие и другие талантливые актеры ростовской «Театральной мастерской»: Александр Костомолоцкий, Наталья Макбалиева.
Так в Ростове в 1920 году в Ростове впервые поставили  пьесу Велимира Хлебникова. Эта постановка проходила в присутствии поэта, но без его непосредственного участия. Только через несколько лет в Петрограде художником Татлиным будет поставлена его пьеса «Зангези». Но этому событию только предстояло случаться, а здесь в Ростове постановка уже состоялась. Когда Хлебникову захотели заплатить за спектакль, то он отказался и денег не взял совсем. Он вообще отказывался от гонораров.
  Подвальное помещение на Газетном, где в кафе поэтов в 1920 году выступал Велимир Хлебников
 После спектакля Велимир вновь облачился в свою одежду из мешковины. И сразу стал прежним Велимиром. В таком виде он и ходил по городу.
Работал Хлебников много, почти беспрерывно. Дни его были заполнены и поэтическими трудами, и математическими исчислениями.
Однажды вечером Илья Березарк спросил у поэта:
- А  над чем вы работаете?
- Над словом. В нем всё. Вот смотрите слово «ландо». Со сколькими интонациями и вариациями можно произнести его.
- Вы пишете таким образом стихи?
- Нет, это не главное, главное понять сущность слова. Слово должно быть откатано и проверено. Мы не до конца понимаем его сущность. В живой речи слово не организовано, случайно. Поэт должен открыть его первоисточник, его основу. К этому я стремлюсь всю жизнь. Вот послушай.
Велимир начал читать:
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных
Смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно  смех надсмейных
смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
- Здесь я, - продолжил поэт, - пытался найти, не разрывая корней, волшебный камень превращенья всех славянских слов одно в другое.
 
В комнате воцарилось продолжительное молчание. Потом поэт, как бы очнувшись, продолжил:
- Конечно, задача эта чрезвычайно трудна, но я всегда старался ее разрешить.
- Но есть и другие пути работы со словом. Как этот путь могут  видеть другие? – негромко задал свой вопрос молодой человек.
- Есть, конечно, разные пути. Прославленный итальянский футурист Маринетти назвал меня когда-то «архаистом», - с некоторой досадой и горечью заметил Велимир. – Я его, может, прощаю, оттого что он иностранец и в русском языке ничего не смыслит, а для меня важно не прошлое, а будущее слова.  И все-таки я считаю, что каждое слово надо рассматривать в историческом развитии. К слову, особенно новому, неожиданному надо относиться с особым почтением, с уважением, как относишься к живому человеку, очень достойному и мудрому.
Много работал Велимир Хлебников. Его любимым местом работы был Общественный сад. Поэт, мечтавший воспеть растения и считавший, что стихи должны строиться по законам Дарвина, не мог миновать этого места. Низина сада сохраняла приметы вчерашнего царства цветов. Это уединенное место  выбрал поэт для размышлений. Этот осколок цветочного рая – был его миром. Там он корпел над хронологическими рядами, над сцеплениями судеб и событий. Там он хотел открыть закон времени, черпая «клювом моря чисел». Там он обнаружил повторяемость исторических явлений, что позволило периодизировать всемирную историю. Тем более, что  рядом с этим царством цветов, было царство прошедшего времени – здание музея, где хранились и пантикапейские терракоты, и каменные скифские и половецкие изваяния воинов, и греческие амфоры, и сосуды из средневекового Азака, и погребальный инвентарь из раскопанных курганов, и даже египетская мумия. В то время Велимир был погружен в создание «Досок судеб». Одновременно рождались стихи:
Мешок из тюленей могучих на теле
Охотника, широко льются рыбьей кожи измятые
                покровы.
В чучеле сухого осетра стрелы
С орлиными перышками, дроты прямые
                и тонкие,
С камнем, кремнем, зубчатым на носу и парою
                перьев орлиных на хвосте.
Суровые могучие глаза, дикие жестокие волосы
                у охотника. 
И лук в руке, с стрелою наготове, осторожно
                вытянут вперед,
Подобно оку бога в сновидении, готовый
                ринуться певучей смертью: дзи!
На грубых досках и ремнях ноги.
Хлебников не только много работал, он  любил  гулять по городу, общаться с людьми. А в обед он стремился на базар.
 
               
В это время на базаре расставляли под живописными акациями обеденные столы. Хлебников очень любил эти «базарные» обеды. У простого народа было удивительное отношение к Хлебникову. Когда Илья Березарк отвел в сторону старую казачку, и спросил, сколько они должны, то женщина испуганно закрестилась:
- Чтоб я брала деньги со святого, нет, никогда. Это великий грех!
Смогла понять простая русская женщина всю необычность поэтической натуры Хлебникова.
С конца августа до 23 сентября 1920 года пробыл Велимир в Ростове. Кажется, ростовские  дни сложились для поэта удачно.   Однако его душа его стремилась в путь. Остановка в пути не должна быть долгой:
Собор грачей осенний,
Осенняя дума грачей.
Плетня звено плетений,
Сквозь ветер сон лучей.
Бросают в воздух стоны
Разумные уста.
Речной воды затоны
И снежный путь холста!
Три девушки пытали:
Чи парень я, чи нет?
А голуби летали,
Ведь им немного лет.
И всегда меркнет тень,
Ползет ко мне плетень.
Нет.
 Нет, пора было ехать. Манила Персия! Где-то в 20-х числах приехал Сергей Городецкий. И они вместе уехали на Кавказ.
Так закончилось пребывание Велимира Хлебникова в Ростове-на-Дону.