Часто мы составляем для себя мифологизированный образ человека. А затем подгоняем под него все свои знания о нём. Так и произошло с моим восприятием Мариэтты Шагинян. Казалось, ее творчество ушло в далекое прошлое. Кого могут сейчас заинтересовать ее романы о Ленине? Однако такой подход мешает подлинному пониманию нашего литературного прошлого.
Все мы родом из детства. Оттуда программируются наши удачи, привязанности, страсти.
Какая же основная черта детства Мариэтты Шагинян? Это музыка. Она звучала не только во внешнем мире, она звучала в ее душе.
В их семье на музыку не смотрели как на изолированный вид искусства, которым одни занимаются профессионально, а другие в определенные часы и дни наполняют свой досуг. Музыка для них была неотъемлемой составной частью культуры. И такое понимание музыки с возрастом только росло и углублялось. В школе музыка была предметом обязательным. Ее постоянно слышали в семье. По вечерам очень часто музицировали, а гости приходили к ним со своими музыкальными инструментами. Мать Мариэтты была хорошей пианисткой, тетя отличной певицей. Средняя школа развила этот интерес к музыке. Московская гимназия Л.Ф.Ржевской, пансионеркой которой была Мариэтта, славилась постановкой музыкального образования. В студенческие годы музыка уже превратилась в потребность.
Когда юная барышня заинтересовалась творчеством Рахманинова? Наверное, серьезно впервые она задумалась о судьбе композитора, когда у него начались неприятности после неудачного представления Первой симфонии.
Чуткая девушка подумала:
- Болезнь пришла к Рахманинову не от провала симфонии, даже не т собственного разочарования в ней, а от внезапной утраты пути в будущее, то есть от потери веры в себя как новатора. Каким убийственным был для него этот прилепившийся к нему, страшный для него, окончательно подрывавший его силы, несправедливый лживый ярлык «эклектика» и «эпигона»! А какую боль причиняли ему хвалебные статьи Сахновского, подчеркивающие безысходную грусть его музыки.
Впечатленная этими мыслями Мариэтта шла к своим подругам и играла там Второй фортепианный концерт Рахманинова.
Стоял февраль 1912 год. Снега в этот год выпало неправдоподобно много. Москву не очищали от снега. Он густо лежал на мостовой, на крышах, на карнизах. Бульвары стояли, словно в серебре. На улице было непривычно тихо. Это зима приглушала всякий уличный шум. Даже стены домов не испытывали городской дрожи. Глубокая ватная тишина окутывала московские ночи. По снегу скользили бесконечные извозчичьи сани. В феврале часто мела вьюга. Да мела так, что иной раз пешеход чувствовал себя потерянным в центре города, словно он находился на классических русских просторах, подобно тем, что описаны в пушкинской «Метели». Именно в это время Рахманинов едет в Петербург дирижировать оперой «Пиковая дама». Прошло 15 лет после того памятного провала.
- Как пройдет представление? Не отзовется ли сейчас прошлое? Не отразятся ли на композиторе печальные воспоминания, ускорив его болезнь, сделав его еще более сомневающимся в себе? – эти непрошенные мысли приходили Мариэтте в февральский метельный вечер. Она решается написать ему и посылает письмо вдогонку в Петербург. Все-таки ей захотелось остаться незнакомкой, и в конце письма она не стала называть свое имя, а подписалась ноткой Re. С тех пор Рахманинов вплоть до их последней встречи в июле 1917 года всегда называл ее Re.
Что толкнуло на такой поступок Мариэтту? Желание дать Рахманинову почувствовать историческую необходимость его музыки. Она тщательно отыскивала каждую новую черточку в творчестве Рахманинова. Убеждала, что он нужный народу творец, обязанный решить историческую задачу, противостоять разладу и неразберихе в музыке и восстановить линию развития передовой музыкальной культуры.
Эти письма благотворно подействовали на Рахманинова. Он откликается на письма загадочной незнакомки:
«Кроме своих детей, музыки и цветов, я люблю еще Вас, милая Re, и ваши письма. Вас я люблю за то, что Вы умная, интересная и не крайняя (одно из необходимых условий, чтобы мне «понравиться»); а ваши письма за то, что в них везде и всегда я нахожу к себе веру, надежду и любовь: тот бальзам, которым лечу свои раны. Хотя и с некоторой пока робостью и неуверенностью, - но Вы меня удивительно метко описываете и хорошо знаете. Откуда? Не устаю поражаться. Отныне, говоря о себе, могу смело ссылаться на Вас и делать выноски из Ваших писем: авторитетность тут Ваша вне сомнений… Говорю серьезно! Одно только не хорошо! Не уверенная вполне, что рисуемый Вами заглазно портрет как две капли воды сходен с оригиналом, Вы ищете во мне то, чего нет, и хотите меня видеть таким, каким я, думается, никогда не буду. Научите меня в себя верить, милая Re! Хоть на половину так, как Вы верите в меня. Если я когда-нибудь в себя верил, то давно – очень давно – в молодости! Но болезнь сидит во мне прочно, а с годами и развивается, пожалуй, все глубже. Не мудрено, если через некоторое время решусь совсем бросить сочинять и сделаюсь либо присяжным пианистом, либо дирижером, или сельским хозяином, а то, может быть автомобилистом…
В заключение несколько слов другого порядка. Всегда внимательный к Вашим словам и просьбам, пишу это письмо, которое прошу Вас скорее забыть… окна закрыты. Холодно, милая Re. Но зато лампа, согласно вашей программе, стоит на столе и горит. На окнах у меня надеты большие деревянные ставни, запираемые железными болтами. По вечерам и ночью – мне так покойнее. У меня и тут все та же преступная, конечно, «робость и трусость». Всего боюсь: мышей, крыс, жуков, быков, разбойников, боюсь, когда сильный ветер дует и воет в трубах, когда дождевые капли ударяют по окнам; боюсь темноты и т.д. Впрочем, это «старая погудка». Что же Вам ещё сказать. Лучше ничего. Покойной ночи, милая Re! Будьте здоровы и постарайтесь вылечить также меня… Я Вам теперь нескоро, вероятно, напишу.
С.Р. 8-е мая 1912 г.»
Вскоре состоялось и их настоящее знакомство. Оно произошло в начале декабря 1912 года. 5 декабря Рахманиновы уже должны были уехать из России за границу. Чуть ли не за день или за два Мариэтта была на концерте Рахманинова, где в артистической прошла совсем рядом с композитором. Не удержавшись, она посмотрела на Рахманинова.
Рахманинов был стройным, гладко остриженным и чисто выбритым. К людям он был внешне сдержан, даже холоден. Его холодному и очень красивому, породистому лицу была свойственна насмешливость. Однако то, что ему было тяжело, угадывалось по каким-то неуловимым черточкам, по внезапной сутулости плеч, по взгляду, брошенному в зал. Ему было тяжело, он устал, он не знает, что и как дальше.
Рахманинов внезапно протянул свою большую белую руку и удержал ее за платье. Мариэтта так и осталась стоять возле его кресла, так неожиданно пойманная им. Словно они были знакомы сто лет, композитор подозвал жену, встал и преспокойно своим негромким, но удивительным внятным голосом представил ее:
- А это милая Re.
Мариэтта понимала, что композитор знал, кто скрывается под нотой Re, точнее он знал ее имя и фамилию, но он не мог знать ее в лицо. Она спросила:
- А как вы угадали, что Re – это я.
- Когда вы проходили мимо, вы так знакомо на меня посмотрели.
Общение между Рахманинонвым и Мариэттой продолжились. Однажды она рассказала стихотворение Пушкина «Муза»:
В младенчестве моем она меня любила
И семиствольную цевницу мне вручила.
Она внимала мне с улыбкой — и слегка,
По звонким скважинам пустого тростника,
Уже наигрывал я слабыми перстами
И гимны важные, внушенные богами,
И песни мирные фригийских пастухов.
С утра до вечера в немой тени дубов
Прилежно я внимал урокам девы тайной,
И, радуя меня наградою случайной,
Откинув локоны от милого чела,
Сама из рук моих свирель она брала.
Тростник был оживлен божественным дыханьем
И сердце наполнял святым очарованьем.
Мариэтта начала говорить о том, как построено это стихотворение:
- Вначале поэт рассказал о тех первых минутах, когда его посетило желание писать гимны, песни. Потом он долго учился и постигал искусство поэзии. В этом ему помогала «дева тайная». Свое постепенное появление в литературе он сравнивает с тем, как человек учится играть на музыкальном инструменте. Это происходит также плавно и красиво. И заканчивается лирическое произведение тем, что поэт благодарит тот чудесный день, когда его посетило вдохновение писать стихи. И теперь, спустя некоторое время, он «оживлен божественным дыханьем», то есть полон сил для того, чтобы писать новые произведения. Состояние, чувства и мысли поэта образно переданы в стихотворении.
Мелос Пушкина неисчерпаем для музыкантов. Медленно и последовательно вступают у Пушкина в строй семь стволов пастушьей «цевницы семиствольной», как музыка, разрастаясь, становится все более ликующей, как муза, «радуя меня наградой случайной», сама берет из рук ученика свирель. Все заканчивается классическим дифирамбом. Когда «тростник был наполнен божественным дыханием».
Рахманинов под впечатлением такого яркого рассказа пишет романс «Муза», посвятив его «Re».
Осенью 1915 года в газете «Приазовский край» появилось извещение: Сергей Васильевич Рахманинов дает в Ростове 20 октября фортепианный концерт из произведений Скрябина.
Мариэтта в это время был в Нахичевани-на-Дону. Она не видела Рахманинова около полутора лет. С большим волнением она отправилась добывать билеты. В дневник она записала: «20-е октября, вторник… Вечером концерт С.В-ча, огромное впечатление. Он исполнял скрябинскую фантазию и 10 прелюдию ни с чем не сравнимо. Был Гнесин и другие музыканты. Поговорили немного с С.В. в артистической».
На следующий день Рахманинов посетил дом Шагинян. Это было целое событие для провинциального городка. Все соседи вышли, чтобы посмотреть на известного композитора хоть одним глазком. Рахманинов приехал из Ростова на трамвае и оставался в гостях полтора часа. Потом должен был уехать на концерт в Баку.
Когда композитор вошел, то сказал Мариэтте:
- Как я рад, что все осталось в том же ключе, и не надо ни модулировать, ни «прогонять сквозь строй секвеций».
В их отношениях ничего не изменилось, все осталось для него таким же простым и легким, так как не было необходимости напрягаться.
Композитор пояснил:
- Скрябин все-таки настоящий музыкант, милая Re, и сам он при жизни, к сожалению, часто об этом забывал, и другие забывали. Сейчас стремятся создать какую-то заумь, заумную школу исполнения Скрябина и окончательно хотят похоронить то, с чем он родился на свет, то есть его природную музыкальность. Ну, а я слышу ее, всегда старался слышать в нем ее. И просто ведь долг одного, еще живого музыканта перед другим, покойным музыкантом – рассказать публике, как он слышит его музыку, - вот я и езжу по русской земле, рассказываю.
Рахманинов понимал, какие языковые, литературные и музыкальные знания имеет Мариэтта. Композитор улыбаясь продолжил:
- Милая моя Re, Вы на меня не рассердитесь, если я обращусь к Вам с просьбой? И если исполнение этой просьбы не доставит Вам большого труда, исполните ли Вы ее? Сейчас скажу, как и чем Вы мне можете помочь… мне нужны тексты к романсам. Не можете ли Вы на что-либо подходящее «указать»? Мне представляется, что «Re» знает в области поэзии почти всё, а, может быть, и всё. Будет ли это современный или умерший втор – безразлично! – лишь бы вещь была оригинальная, а не переводная и размером не более 8 -12, максимум 16 строк. И еще вот что: настроение скорее печальное, чем веселое. Светлые тона мне плохо даются!
К такой просьбе Мариэтта отнеслась со своей обычной обязательностью. Она старалась «начитать» стихотворения для него творчески: давала рисунок ритма стиха, рисунок интонационного движения стиха. Таким образом, она раскрывала с помощью этих рисунков заложенную в самом стихотворении его собственную мелодию.
Летом 1916 года Рахманинов находился на лечении в санатории в Ессентуках. Туда же приехала и Мариэтта.
Ессентуки показались ей пасмурными. Увеличивало это впечатление сыроватые городские парки. Да и отдыхающие, страдающие ожирением и ревматики, не радовали глаз. А вообще улочки были тихие и пустые. Санаторий, в котором находился Рахманинов, выходил в парк недалеко от источника. Сергей Васильевич был окружен почти царским почетом. Лакей во фраке и в белых перчатках бесшумно появлялся буквально по мановению его руки. Две лучшие комнаты – одна большая с роялем – были в его распоряжении. В сером домашнем пиджаке Сергей Васильевич встал навстречу гостье, и она увидела его милое, совершенно трагическое лицо. Вид у него был измученный. Он начал говорить:
- У меня нет желания работать, я больше известный пианист и зауряд-композитор. Если бы я сам всегда только таким и сознавал себя, мне было бы легче, но ведь был же у меня талант в молодости – знали бы вы, как легко, походя, чуть ли не в шутку мог я, севши за рояль, сделать любую вещь, начать утром компонировать ее, а к вечеру она дописана, и ведь есть же еще во мне потребность творчества, но охота выявить его, способность выявить – все это безвозвратно исчезло!
Мариэтта слушала со вниманием и сочувствием излияния композитора. Когда он стал спокойнее, она развернула принесенную тетрадку.
Шагинян привезла ему заготовленные «тексты». Это были пятнадцать стихотворений Лермонтова и 26 текстов современных поэтов. Постепенно Рахманинов заинтересовался все больше и больше. Его лицо чуточку порозовело. Он вспомнил, что он хозяин и начал угощать гостью чаем. Его страшная минута сомнений прошла. Больше всего его заинтересовали «Маргаритки» Игоря Северянина, «Крысолов» В.Брюсова, «Ау» К.Бальмонта, «Сон» Ф.Сологуба, «Ивушка» («Ночью в саду у меня…») А.Исаакяна в переводе А.Блока, «К ней» Андрея Белого.
Вот на эти шесть стихотворений он и напишет свои романсы. Тогда же Рахманинов в Ессентуках начал работу над ними. Закончил он их осенью в Ивановке. Все шесть романсов были поразительно свежи и хороши. Это была новая страница в творчестве Рахманинова. С очень большой искренней похвалой несколько раз отзывался о них такой строгий и нелицеприятный судья, как Н.К.Метнер. Сам Рахманинов считал наиболее удавшимся романсы «Крысолов» и «Маргаритки». Он и любил их больше всего.
Не связанные между собой тематически, эти тексты выстраиваются в соответствии с задачей разностороннего показа современной русской лирики. Здесь и причудливые арабески, и овеянная тихой грустью любовная лирика, и лукавый юмор с оттенками иронии. В то же время у них всех есть одно нечто общее: щедро представленный мир звуков – отголоски «грустных и милых приветов» и журчаний струй Леты в стихах «К ней»; плач сказочной «Ивы»; всплески призрачных крыльев «Сна»; наигрыш дудочки в «Крысолове»; колыхание лепестков в «Маргаритках»; свирепый звон, раскаты «нежного смеха» и гаснущие в воздухе призывы в «Ау». Рахманинов выделялся своим утонченным слухом, даром улавливать звуковую гармонию в природе и поэзии, преображая ее в гармонию музыкальных созвучий.
Шагинян и Рахманинов стали разбирать стихи, смотреть волнистую графику к ним.
- Всякого поэта, большого и малого, в поэзию, как в рыцарство, должна посвятить любовь. Не потому ли мы переживаем наиболее бедной лирикой время, что наши многочисленные стихотворные таланты успевают только писать, окончательно разучившись углубленно переживать. К чему они должны непременно писать, и непременно в стихах, а не в прозе – загадка и для читателя, и для них. Подобной загадки не существовало ни для Игоря Северянина, ни для внимательного и непредубежденного читателя, который отделяет в стихах Северянина подлинное от вымороченного. Автор «Громокипящего кубка» не мог не писать в стихах, ибо он любил, - все это говорила Мариэтта своему композитору.
Рахманинов задумчиво посмотрел в окно и сказал:
- У Игоря Северянина нет ни одного скучного стиха, ни одной старческой гримасы во всем стихотворении.
Особенно это проявилось в стихотворении «Маргаритки»:
О, посмотри! как много маргариток —
И там, и тут...
Они цветут; их много; их избыток;
Они цветут.
Их лепестки трехгранные — как крылья,
Как белый шелк...
Вы — лета мощь! Вы — радость изобилья!
Вы — светлый полк!
Готовь, земля, цветам из рос напиток,
Дай сок стеблю...
О, девушки! о, звезды маргариток!
Я вас люблю...
Шагинян продолжила:
- Каждое стихотворение, каждое слово говорит о верном чувствовании и свежем радостном вглядывании поэта в мир. Надо признать, что даже там, где Северянин, заключенный в городе, волей-неволей поет город, он воспевает, даже в специфически городском, косвенные отражения природы и находит эпитеты всегда живые органические, растительные, земляные, а отнюдь не механические.
- Да. В его творчестве прослеживается явная молодость, радостная воля жить, умение «быть молодым».
- Но то, что безусловно отличает Игоря Северянина от громадной массы современных поэтов, как футуристского, так и прочего толков, это элемент подлинной лирической скорби, обостряющийся иногда до трагизма, и при этом не высосанный из пальца и взятой напрокат у соседа (как ныне практикуется), а рожденной собственным опытом, перенесенной душой, как болезнь, простой и оригинальной, как и все настоящее.
- Тем не мене мне нравятся больше всего А.Исаакяна «Ивушка» и «Сон» Сологуба.
Вот послушай стихотворение «Сон»:
В мире нет ничего
Вожделеннее сна, —
Чары есть у него,
У него тишина,
У него на устах
Ни печаль и ни смех,
И в бездонных очах
Много тайных утех.
У него широки,
Широки два крыла,
И легки, так легки,
Как полночная мгла.
Не понять, как несёт,
И куда, и на чём, —
Он крылом не взмахнёт,
И не двинет плечом.
Я бы передала в аккомпанементе разделяющимися интервалами (от секунды к септиме или октаве) чувство неподвижного парения крыльев сна в безвоздушном пространстве.
А как звучит стихотворение «Ивушка»:
Ночью в саду у меня
Плачет плакучая ива,
И безутешна она,
Ивушка, грустная ива.
Раннее утро блеснет -
Нежная девушка-зорька
Ивушке, плачущей горько,
Слезы - кудрями отрет.
Сергей Васильевич немного подумал и сказал:
- Удивительно музыкальное чувство природы у этого армянского поэта. Если бы все так писали в стихах о природе, как он, нам, музыкантам, оставалось бы лишь дотронуться до текста – и готова песня.
В чем же особая музыкальность стихотворения А.Исаакяна «Ночью в саду у меня…» в переводе Блока? Поэт использовал привычные слова, но он оживил их, вернул им первоначальную свежесть. Так слово «плакучая» оживает за счет серии слов, мотивационно (плачет, плачущий) и тематически (безутешна, грустная, горько, слезы утрет) оправданных. Все стихотворение пронизывает такой традиционный для народной речи прием, как олицетворение (ива плачет; ивушка, плачущая горько; девушка-зорька). Влияет на определенную интонационную направленность и повтор слов (плачет, плакучая), и дополнительный ассонанс (у-у-у).
26 января 1917 года состоялась предпоследняя встреча. Проездом через Ростов, где Сергей Васильевич давал очередной концерт, он прислал Мариэтте записку:
- Милая Re, только сегодня, с большим опозданием, приехал в Ростов. Завтра утром выезжаю, чтобы больше не возвращаться. Хочу Вас очень видеть, но к Вам попасть не смогу.
Может, Вы согласитесь ко мне прийти сегодня, перед концертом, в Музыкальное училище. Я буду играть, а вы мне будете что-нибудь рассказывать.
Встреча состоялась в Нахичевани. Два часа они просидели у рояля. Мариэтта «рассказывала», а Рахманинов упражнялся перед концертом.
Сергей Васильевич сказал:
- Кроме «Маргариток», мне больше всего нравится «Крысолов» Брюсова:
Я на дудочке играю,-
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Я на дудочке играю,
Чьи-то души веселя.
Я иду вдоль тихой речки,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Дремлют тихие овечки,
Кротко зыблются поля.
Спите, овцы и барашки,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
За лугами красной кашки
Стройно встали тополя.
Малый домик там таится,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Милой девушке приснится,
Что ей душу отдал я.
И на нежный зов свирели,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Выйдет словно к светлой цели
Через сад через поля.
И в лесу под дубом темным,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Будет ждать в бреду истомном,
В час, когда уснет земля.
Встречу гостью дорогую,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Вплоть до утра зацелую,
Сердце лаской утоля.
И, сменившись с ней колечком,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Отпущу ее к овечкам,
В сад, где стройны тополя.
Стихотворения Валерия Брюсова «Крысолов» явилось первым русским произведением, которое строилось на известном сюжете. Однако в стихотворении поэт использует не весь фольклорный сюжет: в стихотворении акцентируется внимание на образе Крысолова и его уникальной способности влиять на людей музыкой. И не на всех людей, он стремится покорить только сердце девушки.
Необычность стихотворения Брюсова в том, что он разрабатывает сюжет Крысолова в ироническом плане, развенчивая романтическую идею спасительной силы искусства. Это уже не величественный Певец, несущий миру избавление от пошлости. Даже сам выбор музыкального инструмента – дудочки – снижает образ Певца. Еще более низводит этот поэтический образ рефрен, звуки волшебной дудочки Крысолова, переданный в сниженном ироническом плане. Чарующую силу музыки Крысолов использует, чтобы обрести возлюбленную, которую при этом обманывает, соблазняя и одурманивая ее волшебной мелодией.
Продолжая играть, Рахманинов говорил:
- После музыки больше всего на свете я люблю поэзию. Пушкин превосходен. Шекспира и Байрона я постоянно читаю в русских переводах. Поэзию вдохновляет музыка, ибо в самой музыке много поэзии. Они как сестры-близнецы.
- Особенно я почувствовала эту связь в стихотворении Андрея Белого «К ней»:
Травы одеты перлами.
Где-то приветы грустные
Слышу, - приветы милые...
Милая, где ты, -
Милая?
Вечера светы ясные,-
Вечера светы красные...
Руки воздеты: жду тебя...
Милая, где ты, -
Милая?
Руки воздеты: жду тебя.
В струях Леты, смытую
Бледными Леты струями...
Милая, где ты, -
Милая?
В России в это время среди поэтов был уже широко известен соловьевский культ Вечной женственности. Это превозношение Вечной жены, Прекрасной Дамы уже само по себе предполагало смешение духовного экстаза с экстазом эротическим, что и прозвучало в творчестве Андрея Белого. На разные лады переживал и переписывал он любовь к Жене, облеченной в Солнце. Эта Подруга Вечная приобретала менее четкие черты в его поэзии. Поэт влюблялся в жен чужих и как можно более недоступных. Для него значима сама любовь к вечно женственному, а уже привязывание любви к образу реальной женщины вторично, случайно.
Они замолчали, а тихие звуки романса на стихотворение Бальмонта «Ау» заполняло комнату.
В памяти всплывали строки поэтического текста:
Твой нежный смех был сказкою изменчивою,
Он звал как в сон зовет свирельный звон.
И вот венком, стихом тебя увенчиваю.
Уйдём, бежим вдвоем на горный склон.
Но где же ты?
Лишь звон вершин позванивает
Цветку цветок средь дня зажег свечу.
И чей-то смех все в глубь меня заманивает.
Пою, ищу,
'Ау!'
'Ау!'
кричу.
Тихая грусть разлилась по комнате. Реальность мечты торжествует над призрачностью действительного бытия. Субъективизм, культ мимолетности, прихотливая изменчивость настроений присутствовали в стихотворении. Это были отличительные черты бальмонтовской поэзии. А сама поэтическая манера была близка к импрессионизму. Динамизм повествования, постоянная изменчивость картины мира, созданная поэтом, отсутствие четких границ между идеальным и реальным, позитивным и негативным зависимость конкретной оценки описываемого от сиюминутного впечатления об объекте изображения – все это очаровывает слушателя. Держит в напряжении и язык поэта – условно-символический, состоящий из загадочных намеков и расплывчатых определений. Бальмонт сохранил славу самого певучего поэта эпохи.
Мариэтте было немного обидно, что шесть романсов на ее так любовно подготовленные для него тексты он посвятил Кошиц. Композитор только отшучивался на ее упреки.
Рахманинов в те годы находился в зените славы. Его концерты постоянно сопровождались овациями. Его поклонники ездили за ним из города в город, чтобы присутствовать на его концертах. Публика часто до глубокой ночи сторожила его у подъезда, не давая ему выйти, а из большой черной наемной кареты, увозившей обычно Рахманинова домой, приходилось с помощью городовых вытаскивать забившихся в нее фанатичных поклонниц.
Их последняя встреча состоялась 28 июля 1917 года в Кисловодске. В этот день состоялся концерт, на котором выступили многие знаменитости. Рахманинов не был заявлен. Кошиц вышла со своей аккомпаниаторшей. Певица, необыкновенно разряженная, едва ответила на аплодисменты. Она спела что-то без всякого выражения. Получив букет, положила его на рояль, а сама ушла со сцены и не появлялась несколько минут. Через несколько минут она снова вышла на эстраду. За ней весь в белом, как-то лениво и вразвалку вышел Рахманинов. Во втором отделении он дирижировал «Марсельезой».
По окончании концерта Мариэтта со своим мужем подошла к Рахманинову. Композитор был удручен революцией, боялся за свое имение, боялся за судьбы детей, боялся остаться нищим. Он сказал, что переедет всей семьей в ожидании более спокойного времени за границу. Мариэтта пыталась отговаривать, говорила, что уезжать – значит оторваться, потерять свое место в мире. Рахманинов слушал ее как всегда, терпеливо и с добротой, но мысли его уже были далеко.
Больше они никогда не виделись, хотя оба прожили долгую жизнь…
Как сложились их судьбы? По сравнению с другими просто замечательно.
Рахманинов жил вначале в Европе, потом переехал в Америку. Он был богат, знаменит, но уже никогда не писал музыку.
А что же Мариэтта Она дожила до преклонных лет. Ее книги были всем известны. Она была награждена за свои заслуги. Но так ли ей хотелось все этим заниматься. Ведь она так любила музыку…
На этом можно было бы и закончить нашу историю. Осталось сказать несколько слов о поэте серебряного века, чья судьба пересеклась с Рахманиновым и Шагинян, Игоре Северянине.
Рахманинов оказывал материальную помощь в тяжелые годы жизни Северянина за границей. Деньги поступали из рахманиновского фонда, расположенного в Нью-Йорке. Доллары приходили регулярнейшим образом каждый квартал. Это была единственная постоянная статья дохода у поэта.
В 1927 году поэт пишет стихотворение, посвященное С.В.Рахманинову «Все они говорят об одном»:
Соловьи монастырского сада,
Как и все на земле соловьи,
Говорят, что одна есть отрада
И что эта отрада - в любви...
И цветы монастырского луга
С лаской, свойственной только цветам,
Говорят, что одна есть заслуга:
Прикоснуться к любимым устам...
Монастырского леса озера,
Переполненные голубым,
Говорят: нет лазурнее взора,
Как у тех, кто влюблен и любим...