В сентябре Шатовы переехали в новый дом на другом конце Мостостроя. Дом был бревенчатый, с высоким крыльцом, и стоял у самой дороги, возле моста. Лёшке не терпелось завести новые знакомства и на второй день после переезда он уже играл на чужом дворе в салки. Игроков было человек шесть — мальчиков и девочек разного возраста. И всеми заводила девочка в красном берете, которую звали Наташа Суворова. Ловко уворачиваясь от погони, она бегала, смеялась, стреляя своими черными глазками и была так хороша, что совершенно околдовала Лёшку. Он сновал за ней, как нитка за иголкой. Когда игра закончилась, Лёшка спросил у Наташи:
— А где ты живёшь?
— За мостом.
— Я тоже. А давай дружить.
Она посмотрела на него с высоты своего роста и сказала:
— Давай.
Они пошли по дороге к мосту. Одета Наташа была по моде — в суконную куртку, в широкие штаны с резинкой на щиколотках и держалась обочины, чтобы не замарать свои ботики. Лёшка в резиновых сапогах неразборчиво шагал по глубокой колее, полной жидкой грязи.
— А мы в новом доме живём, — рассказывал он Наташе. — Соседи такие смешные. Старые, а друг друга, знаешь, как зовут? Мама и папа!
— А у нас дом совсем старый. Папе обещают новую работу. Скоро уедем, наверно.
— А сколько тебе лет?
— Восемь. Я во втором классе учусь.
Лёшка сделал кислую мину: ему было только шесть. Они перешли мост и, немного не дойдя до Лёшкиного дома, остановились. Наташа показала рукой вниз.
— А мой дом — вон там.
Лёшка вытянул шею. Под дорожной насыпью стоял барак с облупленной штукатуркой, обнесённый спереди забором. Из-за забора лаяла собака.
— Это Рекс! — пояснила Наташа. — Овчарка. Соседи на цепи держат. Ох и злющая… А меня любит. Ну, пока!
Махнув рукой на прощание, она вприпрыжку спускалась по насыпи. Лёшке кинулся вдогонку за Наташей, как вдруг замер от ужаса. Из-за забора на него смотрела чёрная собака и яростно лаяла, показывая огромные белые зубы. Она свирепо бросалась на забор, чтобы дотянуться зубами до Лёшки. Ждать было нечего. Вскрикнув, Лёшка понёсся, как ошпаренный, к себе домой. Перелетев через дорогу, вскочил в сени и накинул крючок на дверь…
Так вместе с другом Лёшка обрёл и врага. Рекс ревновал Лёшку к Наташе и терпел его, пока тот оставался на своей половине дороги, но стоило Лёшке сделать шаг в сторону Наташиного дома, как пёс взрывался бешеным лаем, бросаясь на забор. И Лёшка поскорей уносил ноги. Эта история повторялась изо дня в день.
— Чтоб ты сдох! — в сердцах сулил Лёшка Рексу. Казалось, не дорога, а ненависть разделяла их. Дружба с Наташей не ладилась, и Лёшке оставалось только мечтать. Ночью, лёжа в постели, он воображал, как застрелит Рекса из ружья, а потом залезет в форточку в комнату к Наташе и будет целоваться с ней под одеялом.
Наяву Лешка всё же побывал у Наташи. Это случилось зимой. Она с соседом Кешкой делала уроки. Напротив них за столом сидел Лёшка, рассматривая бесчисленное богатство, рассыпанное на скатерти: учебники, фетровые розетки для чистки перьев, чернильницу-непроливашку, тетрадки, карандаши и стирательные резинки. Оба ученика казались ему великими если не учёными, то профессорами. Он тоже хотел учиться в школе и делать уроки с Наташей. Повезло Кешке! Высунув кончик языка, он писал торопливо, сильно нажимая пером, и перо раздваивалось, как змеиное жало, прорывая бумагу насквозь. Кешка с досады стучал кулаком по столу. Наташа вздыхала сочувственно. Время от времени Лёшка настораживался, слыша, как воет Рекс. Сердобольный хозяин запер его в сарае, и Лёшке казалось, что пёс просится в тепло. Ученики, впрочем, не замечали собачьего воя.
— Шабаш! — воскликнул Кешка, откидываясь на спинку стула. — Проверяй.
Наташа придвинула к себе его тетрадь и, пробежав пальцем по строчкам, сказала:
— Тут неверно. И тут ошибка.
Кешка выдрал страницу, переписал задачу и снова отдал тетрадку Наташе.
— Ты совсем не думаешь, Кешка. Это же арифметика! Вот тебе самая простая задачка: на дубе три ветки, на каждой ветке по две шишки. Сколько всего шишек?
Подняв глаза к потолку, Кешка шевелил губами, а потом сказал робко:
— Шесть.
— Молодец! — похвалила Наташа. — Но задачка с подвохом. Дело в том, что…
— …на дубе шишек не бывает, — выпалил Лёшка, встревая в их учёную беседу.
Кешка недоверчиво покосился на Наташу, опустил очи долу и хлопнул себя по лбу.
— Точно! Жёлуди!
Они рассмеялись. Даже Лёшка хихикал. Кешка покосился на него, затем поднял чернильницу над головой, и крикнул ему:
— Смотри! — а затем резко опрокинул чернильницу вверх дном. Лёшка ахнул и долго с вытянутым лицом рассматривал скатерть. Она осталась белой. — Непроливашка! — сказал Кешка снисходительно и принялся хохотать, показывая пальцем на Лёшку, который застыл с раскрытым от удивления ртом. Глядя на него и Наташа стала улыбаться. Тут Кешка совсем разошёлся: схватился за живот и давай откидываться на стуле.
— Умираю. Ой, мамочка… умираю…
Лёшка хотел ударить Кешку, но тот вместе со стулом грохнулся на пол. Наташа подскочила к нему, схватила за голову.
— У тебя шишка! Больно?
Было заметно, что Кешка крепится, чтобы не разреветься. Не прошло и пяти минут, а мальчики уже смеялись друг над другом. Лёшка изображал, как Кешка, чтобы удержаться на стуле, размахивал руками, точно петух крыльями. В свою очередь Кешка, вытянув лицо и выпучив глаза, копировал Лёшкино удивление. Наташа, переводя взгляд с одного на другого, прыскала со смеху в ладошки.
Этот случай крепко врезался в Лёшкину память. Весной Наташа с родителями навсегда уехала из Салехарда. В конце весны в Тюмень уехал Кешка, и лето Лёшка проводил один. Как-то раз он шёл припрыжку через мост и внизу, на заветном крыльце барака, увидел девочку в белом платье. «Наташа!» — вспыхнул он от радости. Торопливо побежал, спускаясь с дороги, пока не разглядел, что это была белая простынь. Он протёр глаза и увидел Рекса. Раздвинув плечами забор, пёс выбрался наружу и бежал теперь к Лёшке, не сводя с него злобного взгляда из-под жёлтых пятнышек на лбу. Несколько сильных махов, и вот уже пёс поднимался по склону насыпи. Лёшка отчётливо видел его. Клочья земли вылетали из-под собачьих лап. Блестели влажные зубы и язык. Два жёлтых пятнышка на лбу над глазами были всё ближе и ближе. Страх пригвоздил Лёшку к месту. Вдруг он опомнился и стремглав кинулся к себе, едва не угодив под колёса грузовика. Вдруг позади него раздался глухой тяжёлый удар и визг Рекса. Лёшка обернулся: на дороге извивался Рекс и визжал так жутко, будто его резали живьём. Грузовик уехал, оставив облачко пыли. Едва Рекс привстал, как его подшибла другая машина. Кувыркнувшись в воздухе, пёс упал на дорогу. Машина проехала по нему всеми колёсами и, не затормозив, умчалась. Лёшка оцепенел. Рекс кричал беспрерывно, голос его поднимался всё выше и выше. Потом стал затихать. Опираясь на передние лапы, Рекс полз к себе, на свою обочину дороги. Задние лапы волочились за ним, как плети. Доползя до склона, он замер, опустив морду наземь. «Собирается с силами», — подумал Лёшка и стал нерешительно приближаться. Пёс не шевелился. Казалось, он пристально смотрел на свой дом, на свой забор, на свою проволоку, по которой бегал на цепи... Миновала минута, другая, пёс не шелохнулся. Лёшка подошёл вплотную и, присев на корточках, разглядывал его. На чёрных боках были вмятые полосы от колёс, на шее — след от ошейника, на широком лбу — два жёлтых пятнышка, которые, как считал Лёшка, были признаком особой свирепости. Лёшка склонился над его мордой, вслушиваясь в дыхание. Глаза у Рекса быстро меняли цвет. Последняя искра проскочила во взгляде, и глаза остекленели.
Лёшка толкал Рекса в плечо:
— Не умирай! Слышишь?
Собачья голова моталась безвольно. В застывшем оскале белели зубы.
— Не умирай, Рекса! Не умирай…
Пёс не отзывался. И Лёшка завыл в голос, размазывая сопли по щекам. И такое у него было горе, точно он потерял лучшего друга.