Джек закурил, как курил тысячи раз до этого. Крепкий, терпкий дым ласкал горло. Сигарета почти не дрожала в замёрзших руках. Мужчина огляделся. Старый парк не сильно переменился со времён его детства: те же кряжистые дубы, вытоптанные тропинки, рассохшиеся от дождей скамейки. В мутном тумане вечера слабо горели фонари. "Новые", - недовольно отметил Джек. В этих белых плафонах не было ни малейшего намёка на душу, лишь функциональность. Лет так тридцать тому назад, когда маленький Джек Розвилл приходил сюда с родителями, фонари были другими. Высокие, на тонких чугунных столбиках-ножках, с узорчатыми абажурами-клетками, бережно охраняющими сияние в хрупком, прозрачном стекле. Они мягко рассеивали свой жёлтый свет на снег, серые мостовые и тёмные тропинки под деревьями. Помнится, девочки с его улицы - Алисия, Бекки и Кэт любили становиться в свет фонаря и представлять себя певицами на сцене. Они пели что-то своими тонкими голосами и танцевали, а мальчишки улюлюкали и кидались снежками. Да, было время, когда самая большая проблема - это двойка в табеле, а самое большое горе - смерть верного пса.
Джек помнил, как не стало Табаско - старого мастифа, своеобразного члена семьи. Табаско, Таби, как его звал Джек, был куплен спустя месяц после свадьбы родителей. Собака прожила 12 лет, 10 из которых была верным другом Джеку. А потом заболела и постарела буквально за неделю: ослепла, захромала, перестала есть. Зимним утром Табаско просто не проснулся. Весь день Джек просидел рядом. Не голосил, не кричал, просто гладил пса по спине. Губы мальчика беззвучно шевелились, синие глаза были распахнуты, на кончиках ресниц дрожали слёзы. Джек тогда впервые узнал, что есть смерть.
Смерть... Мужчина усмехнулся. Вот уж чего он никогда не боялся. Лет с пятнадцати он начал жить на полную: это его поколение делать умело. Нет, ни наркотики, ни алкоголь, его не коснулись. Кто-то сберёг от этого. Но и без этого эмоций и приключений хватало. Джек успел многое: отправиться автостопом на Вудсток, организовать мальчишескую рок-группу, попасть в андеграунд. Когда про Джека рассказывали в компании, перед глазами слушающего возникал образ развязного парня, наслаждающегося жизнью. Но всё не так просто: в 18 Джек закончил с отличием школу.Ни одно из его увлечений не повлияло на учёбу. Родители им гордились, друзья недоумевали, а Джек отмалчивался. Он вообще был по натуре тихоней и молчуном.
"И ведь вспоминается теперь всё!" - улыбнулся Джек. Действительно всё: и первый поцелуй с школьной красавицей Мэй Кларенс, и первый секс в родительской спальне, и выпускной бал, и поступление в колледж. А потом - студенческое братство и несколько лет весёлой жизни. "Тогда всё казалось проще. Доступность привлекала. Я был на ступень ниже на лестнице эволюции." - подумал мужчина.
Однокурсники переженились, развелись и снова женились. Обзавелись семьями, набрали кредитов, купили светлые коттеджики в пригороде.Стали отцами и вмиг позабыли забавы молодости. А Джек - по-прежнему старый холостяк. В свою квартиру женщин приводил лишь на ночь. Исключением была кузина Альма да первая студенческая любовь, ставшая Другом с большой буквы - Саманта Кэссиди. "Милая Сэм!" - так окликали её в колледже. Милого в ней не было ничего: жесткая, резкая, непозволительно умная для женщины. И красивая, той редкой красотой - внутренней, идущей от сердца. Джек прикрыл глаза, рисуя в памяти образ юной Сэм: средний рост, тонко очерченная фигурка, тёмные волосы, подстриженные каре. Лицо как лицо, лишь выделяются глаза: светлые, янтарно-карие, словно у хищника.Долго с Сэм они не были, пару месяцев, а дружба насчитывает уже третий десяток.
Сэм он мог рассказать всё. До недавнего времени. До этого треклятого августа. Тем жарким месяцем ему стало плохо. Резко, словно удар под дых. Нехватка воздуха, боль и прочее, что нет нужды описывать. Постоянная усталость. Ощущение конца. На осмотре врач дал кучу направлений на анализы. Взгляд был задумчив. А спустя время стала ясна причина задумчивости: у Джека обнаружили лейкемию. Неоперабельную. "Максимум полгода", - глухо сообщил врач. "Максимум", - повторял тогда Джек. "Максимум". Ему было чуть за сорок, и жизнь только начиналась. На него ещё заглядывались студентки, он ещё ощущал себя молодым и тут - полгода.
Не запил только из-за Сэм. Верная Саманта переживала очередной любовный разрыв. Наверное, именно поэтому не заметила перемен в друге. Не уследила за приступами и болезнью.
Джек боролся до сентября. Пытался, что-то искал, во что-то верил. В сентябре медики покачали головой: всё плохо. "До декабря не протянете". Остаток сентября Джек всё-таки пропил. И октябрь где-то маялся, пытаясь забыться. Очнулся под конец. Очнулся и купил билет. "Домой", - грел себе душу. В город детства, где не был с похорон отца. Городок жил прежним укладом. Мерно, скучно, мещански, но привлекательно.
Джек заказал номер на сутки в мотеле, купил виски и пошёл в парк. Как ни крути, многое началось именно здесь. Здесь всё и закончится. "Нет",-поправил себя Джек, - "перетечёт в новое русло". Жизнь без него не остановится. Фонари будут также гореть, юные девочки - представлять себя певицами и актрисами, а мальчики - мечтать о карьере рок-музыканта.
Джек нащупал таблетку в кармане. "Пилюля от всех болезней", - сказал продавец. На самом деле, обычный яд. Быстрый, безболезненный. Мгновенный. Джек всегда любил скорость. Мечтал о байке. Играл быстрые мелодии. Не имел долгих отношений. Да и жизнь прожил - сгорел. Но как! Ярко, драйвово, любя. Джек и сейчас любил всё это: парк, детей, жизнь.
Да, жизнь он любил. Даже слишком. Болезнь пожирала изнутри, заставляя существовать. Джек разглядел таблетку на ладони: жёлтый кругляшок. Быстро поднёс ко рту, захватил губами, проглотил. Запил обжигающим виски. Улыбнулся проходящей мимо девушке, кажется, даже отвесил комплимент.
Мир проносился яркими красками. "Осень...", - мысли затягивали словно болото. Хотелось спать. Веки смежились, Джек провалился в сон.
Фонари светили ярко-жёлтым. Джеки бежал на свет, к мальчишеской банде, а за ним спешил коричневый мастиф. Звёзды над ними казались вечными. Вечной казалась жизнь.