Больше всего на свете я боюсь маленькую девочку лет пяти. Она играет в кубики, а я крадусь вдоль стенки за её спиной и молюсь, чтобы она не обернулась. Если она обернётся, я могу потерять сознание. Не смотря на все события последних месяцев, я так и не привык к мертвецам. А девочка эта умерла неделю назад.
Я споткнулся об неё в тумане около подъезда. Я был уверен, что она просто без сознания, иначе бы ни за что не притронулся к ней. Я отнёс её к себе: в квартире тумана меньше. Почерневшее лицо меня напугало до полусмерти.
Обливаясь слезами, я понёс её в парк: я помню, что где-то возле моего дома был парк, где девочку можно закопать. Однако множество корней сделали работу невыполнимой, и мне пришлось девочку просто присыпать. Я ещё сперва потерял её в тумане, и мне стало казаться, что девочка ползает возле меня… Я долго потом не мог успокоиться и притронуться к найденному телу. Я шарил лопатой и стукал ей слепо об деревья, но звук удара по девочкиной головке конечно отличается.
А теперь эта девочка у меня в квартире играет в кубики. Молча. Или я просто её не слышу: в голове безумный шум от ужаса.
Я крадусь к двери. Надо бежать на улицу.
Глазок. Надо обязательно всегда смотреть в глазок: неделю назад в квартиру ломился мой отец. У него были сломаны кисти рук, он никак не мог справиться с ключом и потому стучал по двери ногой. А я смотрел на него в глазок. И даже хорошо, что шея его была также сломана, а голова безвольно свесилась на грудь: я бы выпрыгнул от ужаса из окна, встреться я с ним взглядом.
В глазок никого не видно. Тихонько достаю ключи из кармана. Дзыньк!
Девочка затопала в мою сторону своими маленькими ножками в сандалиях. Господи! Быстрее ты открывайся же! Первый замок открыт. Теперь второй. Шаги за спиной замедлились и спокойно теперь приближаются в сумраке коридора ко мне. Щщщёлк! Выбегаю.
Улица. В подъезде, конечно, тоже опасно было бежать, но уж очень страшно было. На улице же бегать нельзя вовсе: туман. Вытянув руки, нельзя увидеть кончики пальцев. И ведь кто знает – сколько мертвецов бродит в тумане? Господи, как же я их боюсь! Конечно, я не раз сталкивался с кем-то в тумане и даже заговаривал с ними, но теперь я всё время буду подозревать в них мертвецов.
Надо к реке. Я сам не знаю зачем. Но страх меня уверяет, что там он меня оставит.
Где находится река, я точно не знаю. Я уже давно перестал помнить что и где находится точно. Уже не раз я не находил дорогу домой. Тогда мне приходилось прижиматься к стенам редких живых домов и спать… Сейчас редко какой дом остался живым. Куда и когда уходят их обитатели – я не знаю… Спать в подъезде мёртвого дома – то ещё удовольствие, а в подъезде живого – не позволят жильцы. Уже не раз они палками прогоняли меня на улицу. Ну, да я их не виню. Я бы тоже так поступал с бродягами, но у меня нет больше соседей, а один я ни за что не решусь патрулировать теперь подъезд.
Туман… Туман теперь повсюду и везде. Он забился даже в мою голову, отчего я почти ничего не помню. Я каждый день не помню вчерашний день. Я не помню город, я не помню себя… Что-то упало с неба на нас. Я точно знаю, что до этого тумана не было. Война что ли такая была…
Я помню, что раньше до реки от моего дома можно было дойти за минуту. Теперь всё меряется иначе… Да и вообще… теперь дошёл/не дошёл – вот две меры.
Но мне повезло. Я упёрся в гранит. Значит, за ним река. Вот мост. Через несколько метров он пропадает. Интересно – ведёт ли мост на тот берег? Или он так и упирается в туман? И есть ли он – другой берег вообще?
Жестяной скрежет оторвал меня от размышлений. Под ногами оказалась табличка «сфинксов не кормить!» В нескольких метрах действительно виднелась громада каменного чудища.
Я спустился по ступенькам к воде. У воды тумана меньше, отчего словно и дышится легче. По воде плывут обломки мебели, оранжевые дельфины, воспоминания о детстве… Тьфу, ты. Задремал.
Я обернулся и вздрогнул: у ступенек сидел мужчина и поглаживал грифона.
- Простите, пожалуйста, - обратился я к нему, - Вы живой или только притворяетесь?
Тишина.
Тишина, мне кажется, – это первый признак того, что разговариваешь с мертвецом. Я встал и стал обходить мужчину.
- Или Вы у меня спрашиваете? – вдруг спросил он, – я думал, Вы у грифона или у сфинкса спросили.
Я сел рядом с мужчиной, хоть сердце всё ещё колошматилось, как буйный псих в комнате со стенами, оббитыми мягкими матрасами.
- Скажите, а Вы мертвецов не боитесь? – начал я о наболевшем.
-Боюсь. Я у Смоленского кладбища жил… Там мой дед был похоронен. А сегодня пошёл искать продукты. Они раньше продавались, а теперь искать надо, как артефакты… Так вот, в развалинах, где Андреевский раньше был, шарятся толпы. Я к ним. Встал тоже на колени. Ползаю с ними. А один и говорит: "хочешь"? И протягивает мне шоколадку. А я смотрю – дед мой. Как в день похорон одет. Я бегом сюда. Вы знаете, где Смоленское? Где Андреевский?
- Нет. А как Вы ориентируетесь в тумане?
- В каком тумане?
- Так туман же.
- Да? Я не вижу никакого тумана. Ночь, как ночь.
Я думаю, он отуманен. Да, видно ужасно плохо… Но это туман, а не ночь. Ночью надо прижиматься к стене живого дома или запираться в квартире.
Из тумана выступила фигура старика. Тут у реки видимость аж в несколько метров, поэтому мы видели друг друга прекрасно.
Старик молчал. Но мне уже не было так страшно – один живой рядом, уже хорошо. А что отуманен – так это ерунда. Мне кажется, я тоже немного отуманен. Вот он помнит адреса, а я нет.
- Интересно, а что там, на том берегу? – спросил старик. Мы молчали.
- Скажите, а вокруг туман или ночь? – спросил я старика.
- Вокруг нас сон. Ты когда-нибудь во сне видел вдаль, умник? То-то же. Кем работаете?
- Я всегда занимался выращиванием гор, - ответил мужчина. Та ещё работка, должен Вам сказать. Маленькие горы надо лесами да болотами или пустынями обнести, чтобы никто не шастал, не вытаптывал, средние – надо патрулировать, чтобы никто не забирался на них, не замедлял их рост… С большими, как водится, возни меньше. Их уже не вытопчешь. А потом я начал отвечать за приливы и дожди. А Вы кем?
- А я, - ответил старик, - отвечаю за течение в этой реке. Слежу, чтобы оно было в это сторону, а не обратно.
- Интересно, а перед кем отчитываетесь? – спросил я его.
- Так перед сфинксами же. Кормлю их и отчитываюсь.
- Ничего, - сказал вдруг мужчина.
- Чего – ничего? – не понял я.
- Ничего там нет на берегу. Да и берега нет, я думаю.
- А Вы кем работаете? – не унимался старик.
Я задумался…
Сфинкс зевнул, заёрзал и прыгнул в туман. Старик убежал его кормить, а я вдруг понял, что и мне пора бежать.
- Я за девочкой присматриваю, - сказал я ему вслед.