Один из главных аспектов человеческой деятельности – мораль. Именно она определяет человеческое поведение, которое оценивалось до середины 19 века с позиции христианских ценностей. Ницше, начавший переоценку всех ценностей, определил мораль всего лишь как суждение, что одно действие благостно, другое губительно. Вести себя морально – значит подчиниться определённым правилам. Таким образом выходит, что мораль – это обычай. «Быть моральным, нравственным, этичным – значит повиноваться издревле установленному закону или обычаю. При этом безразлично, подчиняются ли ему насильно или охотно: достаточно того, что ему подчиняются. Хорошим называют того, кто действует в соответствии с обычаем, как если бы по природе, в результате длительного наследования, и потому легко и охотно… Быть дурным – значит быть «не связанным с обычаем», безнравственным, действовать вопреки устоям, восставать против традиции, при этом не важно, разумна она или нет» (Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. 96).
Поскольку мораль – это обычай, то человеческое сознание выполняет команды, внедренные в детстве: «Содержание нашего сознания таково, каковым, без дачи каких бы то ни было объяснений, оно постоянно требовалось от нас в детстве людьми, которых мы уважали и боялись» (Ницше Ф. Скиталец и его тень. 52). Ницше объясняет сознание очень близко тому, как впоследствии сделал Фрейд, выдвинув идею супер-эго.
Такое понимание морали и сознания человека исходит из того, что Ницше выводит человека из животного мира, а зачатки морали усматривает у животных. «Поступки требуют вежливого общества: осмотрительного избежания всего странного, оскорбительного, наглого; подавление собственных достоинств, а также наиболее сильных наклонностей; приспособления, самоумаления, подчинению порядку рангов – вся эта социальная мораль присутствует в грубой форме даже в глубинах животного мира, и на этой глубине становится понятна цель всех этих милых предостережений: желание уйти от своих преследователей и быть удачливым в преследовании собственной жертвы» (Ницше Ф.Рассвет. Размышления. 26). Безусловно, Ницше пытается оценить «метафизические» качества с неметафизических позиций. Однако в его взглядах прослеживается влияние дарвинизма: люди произошли от животных, так же, как и мораль, истоки которой – страх и жажда власти. Ницше видит в этом сходство людей со всем животным миром.
Поскольку всякая мораль имеет только относительную ценность, различие между добром и злом тоже должно быть условным. Но Ницше не пытается поставить зло на место добра, зло у него остаётся злом. Он требует признать ценность злых действий, потому что они являются следствием добрых деяний. «Самые сильные и самые злые души до сих пор продвигали человечество более всех: они вновь и вновь возжигали уснувшие страсти, - все упорядоченные общества убаюкивают страсти, - они вновь и вновь пробуждали чувства сравнения, противоречия, восторга к новому, к риску, к неизведанному; они вынуждали человечество выдвигать мнение против мнения, идеал против идеала» (Ницше Ф. Весёлая наука. 4).
Ницше был пророком того явления, когда в душе человека происходит восстание животного инстинкта против христианской веры. Однако нельзя умалять значение Ницше, который увидел роль бессознательного в жизни человека. Проявление инстинктов. Позже понимание бессознательного трансформируется в психологии у Фрейда и Юнга.
Для Фрейда объяснить человеческие поступки только с точки зрения животного мира становится невозможным. Есть что-то такое в человеческой натуре, что не поддаётся обыкновенному анализу. Объявить это что-то божественным Фрейд не может, но и игнорировать эту сторону человеческой психики невозможно.
Фрейд и Юнг ко времени создания своих гипотез понимали, что дарвинская эволюция не всегда может объяснить сложность человеческого организма. Кроме того, Юнг, в отличие от Фрейда, вообще не видел причины, по которой сверхъестественное не может существовать. Но это сверхъестественное вначале Юнг видел не в христианстве, а в мистицизме и оккультизме. Позже Юнг вообще придёт к выводу, что религия может быть замещена в жизни только религией.
Идеи Фрейда были близки Юнгу. Особенно его интересовал вопрос вытеснения. Но если Фрейд видел причины вытеснения только в сексуальных травмах, то Юнг отмечал, что его пациенты страдали неврозами не на почве сексуальных расстройств, а совсем по-другому поводу: плохая приспособляемость к жизни в обществе, угнетённое состояние из-за жизненных трудностей.
По-разному относится Фрейд и Юнг к мифам, символам, сновидениям и первобытному мышлению. Для Фрейда мифы не более чем индивидуальные детские фантазии, в то время как для Юнга мифология – это выражение универсально-человеческого, коллективного бессознательного.
Фрейд связывал либидо (психологическую энергию) с сексуальными влечениями и тягой к смерти. Для Юнга же либидо есть психологическая энергия вообще, и только в отдельных случаях она проявляется в сексуальном плане. По Юнгу, психика – это саморазвивающаяся система, в ней постоянно идёт обмен энергиями между её элементами. Обособление какой-либо части психики ведёт к утрате энергетического равновесия. Если сознание отрывается от бессознательного, то последнее пытается компенсировать этот разрыв. Мифологическое мышление является важнейшим аспектом человеческого бытия в современном мире. Первобытный человек не обладал развитым сознанием, а потому не чувствовал себя оторванным от матери-природы. Внутреннее Я (субъект) сливался с окружающим миром (объектом). Современному человеку необходимо сохранять гармонию с внутренним миром, с бессознательными детерминантами поведения и мышления. Дикарю помогали сохранить гармонию мифы, магия и ритуалы. Современное человечество создало опасный разрыв от жизненной почвы, слишком развив логическое мышление. Юнг даёт понятие интровертированного и экстравертированного мышления. Логическое мышление экстравертивно, так как направлено вовне, на внешнюю реальность. Интровертированное мышление направлено в глубь человека и представляет собой набор образов, а не понятий. «Все те творческие силы, которые современный человек вкладывает в науку и технику, человек древности посвящал своим мифам. В сновидениях контроль логического мышления ослабевает и у современного человека, он снова вступает в утраченное им царство мифологии. Но современное человечество, совершившее горделивый отказ от «предрассудков», насчитывает лишь с десяток поколений. В коллективном бессознательном осели праформы, которые находят своё выражение именно в мифах. Даже если бы все религиозно-мифологические традиции были одним ударом уничтожены, то вся мифология родилась бы уже в следующем поколении, поскольку символы религии и мифологии укоренены в психике каждого индивида, они унаследованы нами от тысяч поколений. Массы всегда живут мифами, от них в переходные периоды могут избавиться лишь небольшие группы людей, да и они крушат старые мифы, освобождая место для новых; но это «новое» есть в действительности лишь забытое старое». (Юнг «Символы и метаморфозы либидо» цитируется К.Г.Юнг СПб. 2006,с.58). Юнг рассматривает как пережитки примитивной и античной психологии персонификацию неодушевлённых вещей. Причём эти пережитки покоятся на изначально бессознательной идентификации, которая возникает посредством проекции бессознательного содержания на объект, и только эти качества, мнимо принадлежащие объекту, становятся доступными сознанию.
Человеческая сущность состоит из мини-личностей. Юнг считал, что индивидуальность состоит из трёх частей: Я-сознания, индивидуального бессознательного и коллективного бессознательного. Выделяя, таким образом, части человеческой личности, Юнг подчёркивает, что соотношение «сознательного» и «бессознательного» носит релятивный характер, и обе сферы психики находятся в непрестанном взаимодействии, они взаимопроникают друг в друга и взаимообуславливают одна другую. Человеческая психика, человеческая личность отражает сознательно-бессознательное единство. Юнг приходит к парадоксальному выводу, что нет такого сознательного содержания, которое бы в другом отношении не было бы бессознательным, и нет бессознательно-психического, которое бы не было одновременно сознательным.
Я-сознание – малая часть человеческой психики. Её рабочие функции ощущение (восприятие) и мышление, чувства и интуиция.
Всё, что человек когда-либо осознавал, но забыл, всё, что было воспринято его организмом, но осталось без внимания со стороны сознания, всё грядущее, зреющее, но лишь потом осознающееся – всё это и составляет содержание бессознательного. Для Юнга бессознательное – это не то, что плохо известно, но в первую очередь неизвестное психическое. Бессознательный уровень человека состоит из двух частей: личного бессознательного и коллективного бессознательного.
Культурный архетип – это глубинные скрытые установки «коллективного бессознательного». Они с величайшим трудом поддаются изменению, поэтому основными чертами любого архетипа являются его устойчивость и неосознанность. Так как архетип находит свое отражение в коллективном бессознательном, то человек не рефлектирует по этому поводу. Таким образом, архетип сохраняет культурный генотип того или иного народа.
В архетип входят культурные архаичные первообразы, представления, символы о человеке, его месте в мире и обществе. Это нормативно-ценностные ориентации, регулирующие жизнедеятельность людей. Ценностная ориентация уходит корнями в прошлое народа, проходят через пласты его истории и сохраняют свое значение для определения ценностной ориентации в современном мире.
Культурный архетип проявляется во всех сферах деятельности, в том числе обыденной и общественной. В СМИ прямо и опосредованно проявляется архетип того или иного народа. При этом, как отмечал Карл Юнг, в определенный, подходящий к тому период архетип активизируется, развивает принудительность и, как инстинкт, прокладывает себе дорогу, вопреки разуму и воле.
В отношении к русскому культурному архетипу прослеживаются разные позиции. Одни считают, что нужно изменить культурный архетип, другие предупреждают об ответственности тех, кто хочет изменить национальный код. С этой точки зрения интересна позиция Альберта Устинова. Его статья в «Литературной газете» №2-3 от 23-29 января 2013 года «Другой народ мне не нужен» является откликом на статью «Стать новым народом». Что вообще стоит за этим призывом? Изменить свою ментальность, свой архетип. К чему это может привести? К разрушению государства. При смене генетического кода народа, меняется страна, меняются ее границы. Не будем забывать, что угрозы в XIX и XX веках исходили из Европы, а мировые войны проходили на территории нашей страны и были направлены на ее уничтожение. Ежели так, то следует задуматься, а кому выгодно, чтобы мы забыли о стратегических противниках и стали считать их друзьями. Конечно, если не нравится слова «противник», то его можно заменить словом «соперник». Суть-то от этого не изменилась, так как цель наших «нынешних друзей» – расчленить Россию, а Сибирь сделать доступной для транскорпораций.
Альберт Устинов пишет, что от русских требуют, чтобы они изменились и отказались от «имперскости», от «актуальной русскости». Короче, русские должны измениться. Что же для этого нужно? Для этого необходимы, «новая концепция России» (НКР) и «новая концепция русского народа» (НКРН), которая предусматривает федерацию национальных республик, скрепленных не какой-нибудь имперской нацией», а договором между субъектами права, среди которых будет, «предположительно, семь русских республик на основе регионального и субэтнического самосознания». А.Устинов иронизирует: «Нет, не будем вешать на оппонента ярлык агента наших геополитических противников, предлагавших разделить Россию на семь государств. Предположим, что он просто – любя! – предлагает русским сменить их «смысловые коды», «снять ментальную установку на великую страну» с центром в Москве, отказаться от «официальных и полуофициальных базовых институтов». Но зачем это нужно народу? Зачем должны русские люди переосмысливаться в предполагаемые НКР и НКРН? Что им переосмысливать? «Что вместе со святителями Стефаном Пермским и Иннокентием Якутским и Алеутским, с другими подвижниками православной веры помогали темным аборигенам просвещаться? Неужели нам нужно подхихикивать над собой, будто мы в телячьем восторге переименовали лампочку Эдисона в «лампочку Ильича»? Неужто забудем при этом, что план ГОЭРЛО и общенародный всеобуч были вспышкой, осветившей и просветившей всю страну трак, что в каждой семье появились не то что грамотеи, но и студенты, инженеры!» Подмена понятий – это не шутка, она приводит к подмене ментальных установок. Однако этого не происходит. Именно поэтому и звучат сожаления о том, что «народ не тот для либеральных моделей», о русской «природной склонности к приоритетам общественных интересов над личными». И.Юргенс достаточно четко выразил взгляд: «Модернизации России мешают русские. Они архаичны. В российском менталитете общность выше, чем личность. В общем, человеческий материал не созрел». Что делать? Уничтожить этот человеческий материал и заселить освободившиеся просторы новым человеческим материалом. К сожалению И.Юргенса, это пока невозможно. Народ очнулся, задумался о будущем и четко обозначил свою позицию. Обозначил ее и А.Усманов: «Меня – увольте. Я не согласен». Не согласен перенести акценты, поставить во главу угла личность, а не общество, страну.
Сохранение русского культурного архетипа, построение новой национальной идеологии, отвечающей запросам народа, - вот первоочередная задача, которая стоит перед обществом в целом. И журналисты в этом сохранении и построении играют вместе с политиками решающую роль.
27 сентября 2012 года состоялось второе заседание Изборского клуба. Тема его заседания «Стратегия рывка – русская идеология». В газете «Завтра» (октябрь 2012, №40) напечатано выступление Архимандрита Тихона (Шевкунова) настоятеля Сретенского монастыря: «Последние двадцать лет в нашей стране безостановочно работает мощнейшая пропагандистская машина, которая стремится изменить то, что сейчас называют «ментальностью народа», стремится сделать людей совершенно другими». Значит нужно такому давлению противостоять. И делать это в приоритетных направлениях. Безусловно, черты русского архетипа интересны и сами по себе, но важно их понимать, чтобы знать, как они проявляются в современной жизни и как на него можно влиять.