Владимир Короткевич
Котел c камешками
Давай c тобой сядем и поговорим. Ты что, спать собираешься или больной? Тогда оставайся в теплой кровати. А если ты здоровый и ты здоровая, то давайте сядем на расщепленные бревна, у завалинки, на скамейки, а кому удобно - тот и просто на полу.
И представим мы, что помчались мы на нашем ковре-самолете в радужный наш с тобой край, в седую нашу с тобой старину.
Видели ли вы северные наши холмы? Они не очень высокие, но все же вереск на них на несколько дней раньше становится седым. От заморозков.
И седые становятся старинные валуны, каменья, камни, камешки. А потом начинают покрываться стеклянным, розовым на востоке ледком - заберегом, многочисленные наши с тобой озера. А вырытый картофель давно уже свезли в дома и амбары, свалили в бурты.
Так вот было это давно, очень давно, так давно, когда в нашей с тобой стране еще не было тогда картофеля.
Стояли тогда на берегу маленького чистого озера - сущий глазок земли - два дома. В одном, богатом и горделивом, жил мужик Игнат. Недобрый он был человек, жену уморил работой, дети от домашнего рабства в мир пошли. А хозяин все не унимается, все под себя гребет. Всю окрестность задавил, живоглот.
- Забыл, что у гроба карманов нет, - горько пошутила добрая Марья, самая близкая соседка. Ведь ее дом ближе всех стоял. Дом еще дедовский, крепкий, но совсем неухоженный. Поскольку хозяина забрали на войну, и осталась женщина одна с маленькими детьми. Аж пятеро, и каждый на щелбан ниже другого. И каждый все время голодный.
Пока отец был, кое-как перебивались, а тут...
Словом, воцарился на нашей земле самый страшный, самый подлый грех, имя какому Несправедливость. Это когда один не может уснуть, поскольку объелся, а другой - поскольку голодный. А дети - так те даже плачут от голода. Скверно. Никогда не помогай Несправедливости. За другое, может, и простят. За это - нет.
...Поздняя, холодная была весна. Такое же лето. А осень еще хуже. Завыли ветры, вздулись реки, взбесились озера. Истлели травы на лугах. От отца слуха нет. Настала очередь Марье идти за помощью к соседу. А тот сидит, ладони под зад подложил и пыхтит, как еж. Нажрался, свинья свиньей.
- Ну что?
- Ссуди мне, соседе, меру ячменя и меру фасоли. Я тебе за это весной отработаю.
- Отрабо-отает. Вясно-ой. Весной вся округа отрабатывать придет. А ты к тому времени еле ноги таскать будешь, а щенки твои, может, и не потянут совсем. А может, ты и вдова теперь. То и он не отработает. Не дам.
Делать нечего. Пришла бедная женщина в свою хижину и, не зажегши даже лучинки, упала на скамью.
Темно. Темно за окном. Темно. Низкие черные тучи и выхода нет.
К другим соседям бежать? Помогли бы, но и там то же самое. А детям что? Дети не знают, как взрослым хлеб достается. Тяжелой работой, иногда - унижением. Когда поймут - пожалеют. А тут плачут только на разные голоса: «Сильно и слезно», как в старых книгах писали:
- Матушка!
- Кукушечка!
- Накорми нас!
- Хлебца дай!
- Корочку!
Что делать бедной Марье. Решила она детей обмануть.
- Вы лежите сейчас. Усните. А я пойду бобов насобираю. Наварю и буду вас кормить.
Дети не засыпают. Тогда пошла женщина, насобирала на поле мелких камешков (а их было действительно как бобу), высыпала в котел и поставила на огонь. Настолько бедный был дом, что и печки нет.
Варятся камешки. Уснули дети. Успокоились. Разбудит мать, - наедятся. Варятся камешки - до конца света им вариться. До конца света плакать матери.
Тут входит в дом какой-то человек. Сам длинный, костлявый, с тростью, с сумой, откуда какие-то травы торчат. И глаза проницательные.
- Добрый вечер в дом. Пустите обогреться.
- Грейся, добрый человек. Только угостить тебя нечем.
- А что же в котле варишь?
- Это, добрый человек, чтобы детей усыпить до завтра, - и приподняла крышку котла.
- Эт-то что такое?
- Камни. Муж в армии - может, и убили. Просила у соседа чего-нибудь - не дал. Только и осталось на этой земле бедному человеку камешки есть.
- Что же он?! Детям не дал?! Просто детям?!
- Не дал.
- Х-хорошо, - сказал незнакомец. - Бери котел. Пошли. Пришли на надел. Незнакомец поставил котел, оглянулся: у дома Игнат стоит. Высматривает. А что это они там делают? Зачем котел принесли?
А незнакомец тот был Великий Волшебник. Только колдовать ему в жизни дано было тысячу раз и остались считанные разы. И ничего он тем своим волшебством не добился. Как доныне шло, так и потом.
«Но тут, - думает, - осилю».
Взял он из котла горсть камешков и со свистом, как из кузова, сыпанул по пашне. И еще, и еще, и еще.
- Что же ты, - обиделась Марья. – И так загон плохой, а ты еще и камешками, что собрала, подсеиваешь.
- Молчи, - сказал тот. - Смотри, что будет.
- Так ей, - сказал Игнат. - Тоже мне, дети. У всех дети. Муж на войне. Гм, тоже мне, страшная штука война.
А незнакомец сыплет и сыплет. Весь загон камешками засеял. Россыпь. Деться некуда.
Марья плачет. Игнат смеется. Балаган на ярмарке, и только.
- Смотри, женщина, - сказал незнакомец.
Та взглянула - и глазам не поверила: растут камешки. Вон уже камни стали. Размером с два кулака.
- Собери часть, положи в котел, - сказал незнакомец. - Поставь варить детям.
У Игната глаза на лоб полезли. А женщина понесла котел с каменьями в дом. Пришла - камни еще подросли.
- Смотри, женщина, за один день я тебе все покажу. Завтра будешь копать. А во все следующие разы будет это тянуться целое лето. Смотри.
И тут камни начали зарываться в землю. Как розовые, желтые и белые поросята. Игнат очумел. Глазами только водит, словно в чужой горох залез, а его, вора, застали.
Подождали они немного - появились из земли ростки, густеть начали.
- Принеси, женщина, мотыгу, - сказал незнакомец.
Та принесла. Расточки уже в кустики превратились.
- Потяпай так-то. Заверни им ножки в шубку... И еще раз заверни.
А кустики уже почти кусты.
И вот на кустах засияло море цветков. Белые, розовые, лиловатые, розово-белые звездочки. И все с желтым сердечком.
- Вот теперь можешь их пощупать на выбор, - сказал незнакомый. - Это если дети голодные.
И вынул два камня из-под куста.
Потом заскучали кусты, поблекла их лакировано-шероховатая, зеленая сверху и матовая исподнизу поверхность, посохло гикавьё.
- Ну вот, завтра будешь копать. На всю зиму хватит, - сказал незнакомец. - И с соседями поделись.
- Ясно, - сказала Марья, ведь уже долетал из дома сытый, некаменный дух. - С соседями в первую очередь.
- Мне! Мне! - бросился Игнат. - Мне прежде всего! Я их кормлю-пою!
- И на работу нанимаешь? - спросил незнакомец. Вынул один камень, и тот задымил в его руках, а человек разломил его, посолил и стал есть. - И не отказал им в еде, когда голодали?
- Мне! Мне! Нанимаю, кормлю.
- Хорошо, - сказал незнакомец. - Набери котел камешков со своего поля. И скорей.
Игнатий мигом прилетел с котлом. Самых крупных, с кулак, камней натаскал.
- Во! Во! У меня же и камешки. Во у меня, таки камни с кулак. А эти же бездельники, разве у них камни. Слезы, а не камни.
- Слезы, - сказал незнакомец. - Так хочешь, чтобы у тебя еще больше стало? Все же есть. Что дал - такой и плод.
- Мне! Мне! У меня и камни.
- Смотри-и, - сказал незнакомец и сыпанул камни по Игнатовому полю. И еще. И еще. Засеял все поле.
- Ну вот. Дал сегодня хлеба ее детям?
- А что? Голодранцы. Самого съедят, если мягкий будешь.
Незнакомец махнул рукой.
Камни начали расти. Все втроем стояли и смотрели, как они растут: камешки - камни - каменья - валуны. Все поле закрыли. Игнат аж подпрыгнул.
- Ну ждите, за такими вы еще и ко мне прибежите. Придете, миленькие, как припрет.
Посмотрел на него незнакомец, плюнул.
- Ну вот, имеешь, - сказал.
- А почему они не зарываются?
- А потому, что вечно им оставаться на глазах у людей, как каждой скупости, как каждой жестокости, как каждой нелюбви к людям, как каждой Несправедливости.
И пошел с женщиной к ее дому.
Бросился счастливый хозяин к полю - не поле, а сплошной каменный завал. Валуны величиной с дом. На тысячу лет вперед из земли вылезли.
Пока дети, незнакомец и женщина ели в доме «камни» - вся округа слышала из-за каменной стены дикий визг и вой. Выл и рычал Игнат.
А потом незнакомый встал.
- Пойду, - сказал он, забросив за плечи суму.
- Чем мне тебе отблагодарить?
- Ничем. Добротой к людям. И этого добра у тебя всегда хватало.
- Пойду, посмотрю, как сосед. Помешался, наверное.
- Ничего. Я же говорю... добра у нас хватало. Чересчур.
И пошел в мир, опираясь на трость. Под косые осенние тучи. Навстречу перелетам, которые, колючие, катились ему под ноги. Уже издали оглянулся - Марья и дети смотрели ему вслед, маленькие на черной пашне.
- Эй! А имя ей будет - Бульба! - крикнул им незнакомец.
И так появилась на Беларуси Бульба.