Читателю представляется возможность познакомиться с автором Александром Каганом, удивительным творческим человеком, который недавно ушел из жизни. Я помогал издать книгу Александру (с правом представить ее в интернетиздании). Набравшись смелости или наглости отобрал для всеобщего обозрения несколько рассказов из книги. Публикую для удобства читателей каждый из них отдельно. Перед названием рассказа стоит фамилия Каган.
(к слову - книга вышла небольшим тиражом и является раритетом, просто посчитал своей обязанностью познакомить с автором как можно больше людей).
Александр Каган
НА РАЗНЫХ БЕРЕГУ
Рассказы.
Издательство Publishing House GelaNY,
Нью-Йорк, 364 стр., 2011 год
Copyright © Александр Каган
НАШИ В ИММИГРАЦИИ
ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ, КОТОРЫЕ РЕШИЛИ ВСЁ
Путешествие заканчивалось. Это стало очевидно, когда пароход подошёл к устью Гудзона и по правому борту чуть означились контуры Сигейта. Хотя из-за пелены мелкого дождя не был виден высокий берег Нью-Джерси, всё же было ясно, что пароход уходит от большой воды. Качка заметно уменьшилась, не так резок стал ветер. Однако профессор не знал, что предстоит ещё целый час движения корабля вверх по Гудзону мимо статуи Свободы, а затем острова Гавернер к причалам Ист-ривер.
Глядя на эту нечётко различимую южную оконечность Бруклина, профессор думал о том, что к счастью завершается этот долгий и изнурительный путь из Европы в Америку. Он вконец измотал его жену, плохо переносящую качку. Кутаясь в свою тёплую меховую шубу от ноябрьской прохлады и сырости, он не мог не думать о том, что ждёт их, двоих пожилых людей в Америке. В этой ранее столь далёкой и неизвестной стране у них не было ни родственников, ни друзей. То, что следовало бежать из России от большевиков, два года назад совершивших октябрьский переворот, не было сомнения. Уж очень много интеллигенции пострадало за это короткое время. Вся жизнь встала как бы с ног на голову. Впереди маячили мрачные перспективы, ибо к власти пришли разрушители культуры, нравственных устоев и идеалов. Но правилен ли окончательный выбор в пользу Америки?
Полгода они мотались по Европе, измученной мировой войной, и профессор пришел к выводу, что его технические знания сейчас здесь никому не нужны. Европа была в состоянии политической нестабильности и экономического оцепенения. Из Америки же, избежавшей войны, доходили сведения о размахе строительства городских дорог, развития промышленности и энергетики. Это и оказалось решающим в вопросе: куда ехать.
Профессор поселился вблизи Даунтауна, где-то на границе Сохо и Гринвич-виллидж на тихой улице в маленькой квартирке с одной спальней. Двух- и трёхэтажные дома с фигурными решётками на окнах, многочисленные маленькие кафе и крошечные островки скверов напоминали жене профессора столь полюбившийся ей Париж. Несмотря на нелучшее для Нью-Йорка время года, они много гуляли. С каждым разом всё больше удалялись от дома, знакомясь с новыми местами, всё лучше узнавая этот многоликий, полный контрастов город.
Знакомясь с городом, с его архитектурными памятниками, культурой, любуясь Гудзоном, профессор не переставал думать об их с женой будущем. С первых же дней пребывания в Америке он начал посылать свои резюме в различные фирмы. Профессор полагал, что им могут заинтересоваться как специалистом по расчёту и конструированию металлоконструкций, имеющим большой опыт практической и педагогической деятельности. Его имя было довольно хорошо известно в научно-инженерных кругах России и Европы, и он надеялся, что в какой-то мере и в Америке. Рассчитывал, что это будет способствовать его быстрому возврату к трудовой деятельности, без которой он скучал. Поседевшие борода и усы несколько старили профессора. На самом деле он только подбирался к 60-ти годам и чувствовал себя способным ещё много и долго трудиться.
За полгода жизни в Европе без работы не столь значительные накопления профессора сильно поубавились, и здесь в Америке они продолжали стремительно уменьшаться. Несколько раз они с женой пересматривали свой бюджет, каждый раз урезая его. Положение приближалось к катастрофическому. Было решено продать несколько драгоценностей из семейных реликвий, на что жена согласилась со слезами. Супруги стали ограничивать себя в питании. С ужасом думали о том, что случится, если кто-нибудь заболеет и потребуется врач и лекарства.
Ежедневно профессор отправлял по несколько резюме. Ответов всё не было. В один из январских дней он продал практически за бесценок свои карманные золотые часы на массивной золотой цепочке. Часы были подарены ему на 50-летие сотрудниками технологического института, где он читал лекции. Часы были красивыми, с трогательной надписью. Профессор ими очень дорожил. На деньги, полученные от продажи часов, они смогли продлить ещё на две-три недели своё существование.
Часто ночами, мучаясь от бессонницы, профессор вспоминал свою прежнюю жизнь. Свой институт, где почти 30 лет преподавал, своих студентов, аспирантов, конференции, учёные советы, где он появлялся всегда подтянутым, одетым с иголочки, обязательно с белым накрахмаленным воротничком, который менялся ежедневно. Вспоминал свою творческую работу над проектами, которую он так любил. Она доставляла ему столько радости от результатов содеянного!
Вспоминалась также большая уютная квартира на Васильевском острове, обставленная старинной мебелью и милыми сердцу вещицами. Его кабинет – самая любимая комната, где он надолго оставался со своими книгами, которые он собирал всю жизнь и которыми очень дорожил. Здесь, в этой торжественной тишине, рождались новые мысли, здесь так замечательно думалось и творилось. А дача в сосновом лесу на берегу залива, которая строилась по его замыслу, где всё было так удобно, продуманно, уютно. Такое уже никогда не повторится. А он с его знаниями и умением никому не нужен в этой стране!
В конце января, когда почти совсем были потеряны надежды на лучшее, пришло приглашение на интервью в большую компанию далеко от Нью-Йорка. Читая его, профессор побледнел, жена разрыдалась.
— Я соглашусь на любую работу: инженером, техником, наконец, простым чертёжником, — сказал профессор, успокаивая жену.
Тотчас началась подготовка к отъезду. В тот же день вечером они сели в поезд, а через два дня профессор уже входил в кабинет главы компании, который изъявил желание лично с ним познакомиться.
Кабинет представлял собой большую комнату, довольно скромно обставленную. Огромный письменный стол хозяина размещался прямо напротив массивной двухстворчатой входной двери, так что входящий оказывался лицом к лицу с главой компании. Перед письменным столом стояло два кресла и маленький рабочий стол, на который посетитель мог положить свои бумаги. За спиной хозяина висел огромный портрет Джорджа Вашингтона. На стенах справа и слева от входной двери одинаковые большие почти вокзальные часы с чётким циферблатом и секундными стрелками. В какое бы кресло ни сел посетитель, прямо перед его глазами оказывались эти часы. Как понял профессор, они должны были напоминать посетителю о занятости хозяина, о необходимости сведения времени визита до минимума. Об этом, кстати, предупредил профессора и секретарь – молодой человек в строгом костюме, который проводил профессора до кабинета и открыл перед ним дверь.
– Я хочу познакомиться с вами, – обратился к профессору глава компании мистер Н., слегка пристав с кресла и протягивая ему через стол руку. Затем он жестом пригласил профессора сесть.
– Для меня многое значит личное впечатление о человеке, – пояснил он далее. – Мы получили ваше резюме. Я для начала хочу предложить вам выполнить одно поручение, связанное с проблемой, которая нас очень заботит. Идёт строительство крупного железнодорожного моста, и я хочу, чтобы вы рассмотрели проект и высказали свои замечания, замечания свежего человека. Эта работа будет вам оплачена при всех случаях: будете ли вы у нас в дальнейшем работать или нет. Я жду вас через две недели с заключением.
С этими словами мистер Н. сунул в руки профессору увесистую папку с чертежами и расчетами. На этом приём был закончен.
В гостиничном номере, где они с женой остановились, профессор ознакомился с содержанием папки. Он быстро понял, что данный ему срок не так уж велик и предстоит напряженная работа. Но это было ему в радость – он так соскучился по делу!
Четверо суток профессор не выходил из дома. Все столы, стулья и кровати в номере были завалены чертежами, расчетами, проверочными выкладками, которые профессор выполнял с помощью своей видавшей виды логарифмической линейки.
На пятые сутки профессор метеором ворвался в приёмную главы компании. Одной рукой он держал растрёпанную папку с проектом, другой придерживал спадающее с носа пенсне. Пуговицы сюртука были расстегнуты, галстук съехал в сторону. Он буквально оттолкнул преградившего ему путь секретаря, который твердил, что мистер Н. без приглашения не принимает, а в данный момент к тому же очень занят. Между тем профессор влетел в кабинет. Не обращая внимания на присутствие там посетителя, двинулся прямо к письменному столу.
Мистер Н., казалось, был удивлён появлением профессора. Тем временем профессор, не дожидаясь приглашения, устало плюхнулся в кресло и, ещё не отдышавшись, начал быстро говорить.
— Мистер Н., умоляю вас! Немедленно позвоните и дайте приказ остановить строительство моста! В расчете левой опоры шестого пролёта допущена ошибка, и опора может рухнуть в любую минуту!
Профессор буквально задыхался от волнения.
— Звоните же скорее, прошу вас!
– Успокойтесь, мой друг! Ничего страшного не произойдёт.
Мистер Н. улыбнулся профессору и отпустил с изумлением наблюдавшего эту сцену посетителя.
— Эта опора уже рухнула, – сообщил он профессору, когда за ушедшим закрылась дверь. – Слава Богу, обошлось без жертв и, Слава Богу, это случилось с другой компанией. После этого происшествия нам отдали проект на экспертизу. Десяток инженеров в течение почти месяца искали ошибку, пока её смогли обнаружить. Вы же это сделали в одиночку за четыре дня! Извините меня за этот тест, который вы выдержали на отлично. Поздравляю!
С этими словами мистер Н. встал из кресла, обошел свой огромный письменный стол, подошел к профессору и пожал ему руку.
– Вы приняты на работу в нашу компанию, – сообщил мистер Н., вернувшись на своё место.
– Спасибо, но я должен быть с вами искренен до конца, – чуть придя в себя от услышанного, заикаясь от волнения заговорил профессор. – Вы должны знать обо мне всё. Я иудейского происхождения. Но поскольку мой отец был купцом второй гильдии, я смог учиться в гимназии и Петербургском технологическом институте. Затем продолжил образование в Англии. Однако на моей родине в России из-за моей национальности мне была закрыта дорога в университет, и я не смог стать российским академиком.
Мистер Н. прервал профессора резким взмахом руки.
— Здесь в США это не имеет никакого значения. Мы ценим только талант, знания, деловитость человека. Я знаком с вашей нынешней ситуацией, – продолжил он, – и настаиваю, чтобы вы немедленно поехали и купили себе всё, что необходимо для нормальной жизни, в первую очередь, дом и автомобиль. Я советую вам выбрать для проживания Истсайд. Это тихое место в пригороде. Мне хочется, чтобы сегодня ночью вы хорошо выспались в своей кровати, так как завтра в 8.00 часов я жду вас на работе в хорошей форме. Вот вам чек в качестве аванса вашей будущей зарплаты. До свидания!
У профессора помутилось в глазах от цифры со множеством нулей на протянутом ему чеке. Прощаясь, он взглянул на вокзальные часы на стене кабинета. Беседа, решившая его судьбу на долгие годы, длилась всего 3 минуты 47 секунд.
1998 г.
;
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В АМЕРИКЕ
Было решено, что семья на пару дней задержится в Нью-Йорке перед вылетом в Джоржию. Там в Атланте уже несколько лет жила сестра Розы, которая и вызвала их в Америку.
На две ночи, после прибытия в аэропорт имени Дж. Кеннеди, семью приютила одинокая подруга Розы, проживающая в небольшой квартире в Бруклине. Детей положили спать валетом на узкий диван в гостиной. Родители легли рядом на полу на довольно широком, но, может быть, чуть жестковатом матрасе. Измотанные перелётом, дети заснули мгновенно. Рома тоже вроде задремал, но вскоре проснулся, ощутив на себе взгляд Розы.
– Ты что? Почему не спишь? – Роза прижалась к мужу.
– Скажи мне честно: тебе верится, что мы уже в Америке? Что кончилась, наконец, кошмарная жизнь в России, позади все эти интервью в посольстве, в ОВИРе, все эти жуткие хлопоты, переезды, перелёт через океан и завтра мы увидим Нью-Йорк, Манхэттен? Увидим этот самый прекрасный город в мире, его негласную столицу!
– Да, сбылось то, о чём мы так мечтали! Просто не верится! А теперь спи, завтра у нас такой интересный день, – Рома обнял жену и стал нежно её убаюкивать, словно ребёнка.
Утром все проснулись рано. Даже малышей не пришлось будить.
— Мы едем в Манхэттен! Мы едем в Манхэттен! – щебетали они, с трудом произнося незнакомое название.
Видимо, взволнованно-радостное настроение родителей передалось и им. Вся семья надела самое лучшее из одежды, что было у них, и это придавало предстоящему событию дополнительную торжественность. Гостеприимная хозяйка убежала на работу ещё раньше их, оставив схему сабвея, карту Манхэттена и не забыв дать несколько наставлений.
И вот Манхэттен, знакомство с которым они начали с Даунтауна. Какой прекрасный вид открылся им от набережной Баттэри-парка на необъятную ширь Гудзона, принявшего в свои объятия Ист-ривер. Вот впереди маленький островок и на нём знакомая всем людям земли и давно ставшая символом США — статуя Свободы. Чуть правее – остров Эллис со зданием таможни, через которую в свое время прошли миллионы иммигрантов. Левее – остров Гавернер с остатками старого форта, гарнизон которого когда-то защищал Нью-Йорк от вторжения с океана. Всё это было очень интересно, но всё это было лишь прелюдией к знакомству с тем, что не может не потрясать, — с чудом, созданным руками человека.
Вот вы поворачиваетесь на 180 градусов и перед вами стена небоскрёбов. Гиганты, отличающиеся высотой, архитектурой, цветом, выглядывают друг из-за друга красуясь и маня взор. Эти исполины, эти колоссы из бетона, стекла, металла и пластика изумляют и переполняют сердце восхищением и гордостью за род человеческий, который сумел их создать.
Сколько вопросов посыпалось от детей, на которые родители не могли дать исчерпывающих ответов! Потом они подошли к знаменитым близнецам, стоя вблизи которых невозможно увидеть верхнего этажа, как бы ты ни задирал голову. Довольно много времени они провели в очереди, чтобы подняться на крышу здания. Поразило, что внутри такого гигантского сооружения был огромный зал без внутренних опор. На чём же держатся эти сто с лишним этажей? Скоростной лифт в мгновение домчал их до 107 этажа, а оттуда по лестнице они поднялись на крышу. На их счастье была прекрасная, солнечная погода и с этой высоты, значительно превышающей птичий полёт, им открылась гигантская, простирающаяся на несколько десятков миль панорама. И действительно они увидели: Бруклин за Ист-ривер, примыкающий к нему Квинс и почти неразличимый где-то на севере Лонг-Айленд; на востоке Сигейт – жилой район в устье Гудзона; тонкую полосу полуострова Фарраковей, протянувшуюся вдоль восточных оконечностей Бруклина и бескрайнюю даль Атлантического океана за ним. Совсем маленькой казалась отсюда статуя Свободы. Зато четко просматривались элегантные контуры парящего над Гудзоном Верразано-бридж, соединяющего Бруклин и Стэтен-Айленд. На юге хорошо были видны близлежащие районы Нью-Джерси с самолётами, взлетающими из аэропорта Нью-Арк. А на западе, как на ладони Манхэттен. Здание ООН на берегу Ист-ривер и, конечно, самый красивый небоскрёб Нью-Йорка, а может быть, и мира - 102-этажный Эмпайр-Стейт билдинг.
Отсюда, с гигантской высоты, люди выглядели маленькими, почти незаметными точками, а какой-то крохотной цепочкой – автомобили. Ниже, где-то на уровне 80-го этажа пролетали вертолёты. Всё это выглядело сказочно, неправдоподобно! Это была фантастическая картина, от которой невозможно было оторвать глаз.
Продолжая обсуждать увиденное, семейство проследовало на Уолл-стрит, о котором так много слышали раньше взрослые. Постояли у здания биржи, которое после гигантов-небоскрёбов совсем не впечатляло. Но как важно для судеб миллионов людей то, что происходит за этими стенами!
С Уолл-стрит берегом Ист-ривер прошли в Морской порт. Полюбовались необыкновенным зрелищем: здесь у дощатого пирса старинные парусники и фрегаты удивительно контрастно соседствовали с зеркальными стенами небоскрёбов. А где-то совсем рядом перерезала Ист-ривер громада знаменитого Бруклинского моста, с которого когда-то очень давно с огромной высоты прыгал в воду многократный олимпийский чемпион, легендарный Вейстмюллер, снимавшийся в кино в роли Тарзана.
Пока кушали и отдыхали в уютном кафе на пирсе № 17 прямо над водой, прошло довольно много времени. Поскольку дети уже устали, решили сократить намеченный ранее маршрут: немного пройтись по Бродвею в Мидтауне и возвращаться домой.
Вечерний Бродвей на пересечении с 42-й улицей встретил тысячами огней, такой иллюминацией, которую им раньше не доводилось видеть. Всё здесь поражало, удивляло, заставляло постоянно поворачивать голову в разные стороны. Восторженным восклицаниям не было числа. Так в плотной бродвейской толпе мимо Таймс-сквера они добрались до 50-й улицы. К этому моменту выдохлись не только дети, но и взрослые. Поэтому семья двинулась к сабвею.
Среди нескольких полезных советов, полученных от хозяйки квартиры накануне экскурсии, были и рекомендации особенно тщательно охранять дамскую сумку: не держать её за ручку (могут вырвать в толпе), не вешать её на плечо (могут срезать, сорвать). Роза отнеслась к этому очень серьёзно. Ведь в сумочке были паспорта, билеты на самолёт и те небольшие, но единственные деньги, которыми они располагали на первое время. Всё это Роза уложила в маленькую сумку-косметичку, которую спрятала в отделение сумки, закрывающееся на молнию. Саму же сумку всё время держала под мышкой, крепко прижимая к себе. Но всех этих предосторожностей, к сожалению, оказалось недостаточно. Перед самым входом в сабвей обнаружилось, что сумка ловко разрезана и косметичка со всем содержимым исчезла! Где, когда это произошло? Кто эти низкие люди, которые не могли не видеть, кого грабят, и всё же покусившиеся на то малое, что могут иметь вновь прибывшие иммигранты?!
В то же самое время в каком-то полутёмном дворе двое парней, присев на корточки в дальнем углу за пустыми ящиками, прямо на асфальт вытряхивали содержимое косметички. Окинув алчным взглядом то, что им досталось, они разочаровано замолчали, а затем разразились матерной бранью. В контейнер с мусором полетели красные паспорта, билеты и сама косметичка.
– Куда только ты глядел, скотина, – сказал тот, что постарше, сгребая деньги, – тут же не хватит даже на хорошую выпивку! Ещё один такой прокол и я размажу твои мозги по стене! – и он поднёс увесистый кулак к лицу сообщника.
— Ладно, Франк! Успокойся! С кем не бывает – у этой бабы так сильно выглядывала сумка, когда она глазела на витрину, что я не смог удержаться. Пойдём, сделаем ещё заход.
Мгновенно свет померк в глазах у Розы, когда обнаружилось, что пропала косметичка. Это был как удар грома в ясную погоду. Так неожиданно, так безжалостно, так несправедливо! У них был такой прекрасный день – первое знакомство с Нью-Йорком! Было так интересно, столько непередаваемых впечатлений – такое у каждого человека может быть только раз в жизни и никогда больше не повторится! Они были так счастливы! И вот на фоне этого долгожданного счастья, этой безумной радости подлый удар в спину! Роза заплакала навзрыд, закрывая лицо руками, положив голову на плечо мужа. Пустая сумка беспомощно болталась у неё на локте. Ещё не понимая всей трагичности случившегося, глядя на мать, заплакали дети, уцепившись за её одежду.
В мгновение вокруг этой скорбной группы начала образовываться толпа.
– Что случилось? Могу я помочь вам? – спросила, стоявшая ближе всех, нарядно одетая, красивая, седая дама.
– У нас проблемы! Но наш английский очень плох.
– Вы говорите по-русски? – спросила молодая спутница седой дамы: – Я немного понимаю, объясните, что случилось.
Роман коротко рассказал о случившемся. Когда молодая женщина перевела его слова собравшимся, послышались возгласы возмущения. Лицо седой дамы покрылось краской гнева.
— Леди и джентльмены! – обратилась она к обступившим людям. – Вы слышали, что случилось? Какие-то подонки не только ограбили этих несчастных людей, но, главное, своим подлым поступком они отравили им первый день пребывания здесь, поколебали в них веру в Америку, в те идеалы света и добра, которыми живёт и дышит наша страна! Давайте докажем им, что то, что случилось с ними, – случайный, печальный эпизод. Что хороших людей, способных протянуть руку помощи, здесь неизмеримо больше, чем жалких негодяев.
С этими словами она освободила от покупок полиэтиленовую сумку, которую держала в руке и кинула в неё ассигнацию. Мгновенно к сумке потянулось множество рук. Подходили другие люди, узнав о случившемся, доставали деньги. Кто-то ободряюще гладил детей по голове. Кто-то протянул им сладости. За считанные минуты сумка наполнилась деньгами.
— Мы все желаем вам счастья! – сказала седая дама, передавая сумку Розе. – Мы уверены, что у вас всё будет хорошо: со временем будет работа, дети будут учиться, придёт успех, также как он приходит к большинству иммигрантов, а Америка-страна иммигрантов. Забудьте о случившемся, и знайте, что в тяжёлую минуту здесь вам всегда протянут руку помощи.
Розе очень хотелось рассказать окружившим их людям, что она пережила за эти минуты. Выразить всю глубину своей признательности за себя, за детей, за помощь, которую им оказали, а, главное, за то, что они укрепили в ней веру в правильность мучительно-трудного выбора, который делает каждый иммигрант, покидая страну, где родился, и прибывая к этим берегам.
Но сказать всё это по-английски она не могла и улыбалась сквозь непросохшие слёзы, только повторяла по-английски: спасибо, спасибо!
1997 г.
ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ
– Я же тебе говорил – ничего не получится, отца слушаться надо!
16-ти летний Миша, золотой медалист и победитель нескольких олимпиад по математике, только что вернулся из Москвы. Со слезами на глазах он рассказывал родителям, как его экзаменовали на мехмате МГУ по математике.
– Более трёх часов трое экзаменаторов задавали мне вопросы. Я успешно ответил на всё, решил все задачи. Многие из них выходили за пределы школьной программы. Совершенно ясно, цель их была не пропустить. Но завалить меня не удалось, и они пошли на подлость. Дали чистый лист бумаги. Попросили написать своё имя и фамилию. Я это сделал. А потом сказали: “Мы сейчас продиктуем формулу, а вы скажите, правильная она или нет”. Я даже не успел закончить писать, как их главный выхватил у меня листок и сказал: “В формуле ошибка. Ставим тройку”. Я был ошарашен: “Это же нечестно! Так нельзя!” Они мне: “Можете жаловаться. Это ваша подпись, и вами неправильно написанная формула. Вы проиграете везде”.
– Негодяи! – отец был в ярости. – Я же тебе говорил не соваться в МГУ!
– Но я хочу быть математиком – это моя мечта! Я хочу учиться там, где математику преподают лучше всего...
– Ладно, Яша, – произнесла мать, видя, что муж почти на пределе
– Иди, погуляй с собакой. А мы тут пока поговорим.
– Постарайся успокоиться, – мать погладила курчавые волосы сына. – Раз ты хочешь, то обязательно станешь математиком, но учиться будешь в ином вузе.
-- Пойми, мама, в МГУ дают лучшую подготовку!
– Найдём место не хуже.
– Не найдём! Там лучшая математическая школа в стране!
– Я тебя никогда не обманывала. Верь мне...
Путь от Бостона до Торонто не такой уж длинный. Но Майкл, как всегда перегруженный делами, выехал в последнюю минуту. Он уже начал опасаться, что опоздает к открытию международной конференции по математике. Но успел, а уже через несколько часов, прочитав свой доклад, сходил с трибуны под громкие аплодисменты собравшихся.
Вечером состоялся банкет. Майкл оказался за одним столом с двумя профессорами из России. “Вам будет интересно пообщаться с ними – они занимаются близкими вам проблемами,” – сказал представитель оргкомитета. Профессора, седые с пышными бородами, оказались намного старше Майкла. Один из них прилично говорил по-английски.
– Мы восхищены вашим докладом, коллега! Ваши успехи феноменальны. Мы в курсе ваших работ. Предлагаемые вами решения отличаются изящностью, оригинальностью подхода. У вас какой-то особый дар мышления.
– Благодарю вас, господа, но, думаю, вы несколько преувеличиваете мои достижения...
– Ни в коей мере! У нас в Московском Университете мы уже многие годы бьёмся над решением задач, о которых вы сегодня говорили. Но увы! Наши успехи незначительны. У вас большой талант и, я уверен, отличная школа. Где вы учились,к слову?
– Я закончил Гарвард...
– А наши российские математические школы, к сожалению, скудеют. Почему? Причины тут разные. Сейчас талантливая молодёжь больше интересуется экономикой и финансами. Там более реальная перспектива чего-то добиться. Начиная с 60-х годов страну покинуло много талантливой молодёжи, потенциальных учёных. Но хватит о наших хворобах. Давайте лучше выпьем за Ваши успехи. Я нисколько не удивился бы, увидев через несколько лет Ваше имя в списке Нобелевских лауреатов, если бы эту премию присваивали по математике. Жаль, что такого таланта мы не имеем сейчас в России.
К Майклу протянулась рука с бокалом вина. На указательном пальце собеседника он увидел массивный перстень с большим изумрудом. Словно это было вчера, словно не прошло тех семнадцати лет, которые отделяли золотого медалиста Мишу от сегодняшнего учёного с мировым именем, так ясно Майкл вспомнил тот злополучный приёмный экзамен по математике в МГУ и эту руку, вырвавшую у парнишки листок с продиктованной ему неправильной формулой.
Майклу стал отвратителен собеседник. Сейчас он льёт слёзы о застое в российской науке. А в своё время он стоял стеной на пути к ней многим способным ученикам... Сколько молодых жизней он сломал? И, может быть, не многие приняли самое трудное в жизни решение, такое же, как его родители. Они изменили свою жизнь ради того, чтобы открыть путь к знаниям своему ребёнку. Перед Майклом был негодяй! Как это совмещается с его профессорской мантией? Как поступить? Высказать ему всё или просто подняться и уйти? Пожалуй...
– Может быть, вас это удивит, но я родился в России. Сейчас мой русский оставляет желать лучшего, и я предпочитаю говорить по-английски. Семнадцать лет назад я сделал попытку поступить на мехмат МГУ. Хотя я был подготовлен намного лучше большинства абитуриентов, меня безжалостно и нечестно “зарезали”. Признаться, я очень хотел бы сейчас увидеть человека, который тогда выполнял эту грязную работу, чтобы сказать ему в лицо, что я о нём думаю... Ведь та рука, которая вырвала листок с формулой, вышвырнула меня из страны, практически обворовав Россию, если верить всем тем словам, которые я только что услышал от вас, уважаемые коллеги...
Профессор с кольцом в том году возглавлял группу, экзаменующую медалистов. “Только бы меня не узнали, – подумал он. – Может быть такой скандал. Однако молодой человек, по всей видимости, не узнает меня – ведь столько лет прошло, да и бороды тогда не было. Если так, то и ладненько”.
– Да, в те годы были люди, которые выполняли такого рода миссию. Полагаю, для кого-то из них это соответствовало их внутреннему убеждению, для кого-то нет. Но стоит ли сейчас ворошить прошлое...
“Этот бородатый понял, что я обвиняю лично его, – решил Майкл, – но никогда не извинится, не покается... Продукт системы, которая, к счастью, рухнула. Но сколько их, таких “продуктов”, продолжает свое грязное дело в России повсеместно и по сей день? Однако этого я заставлю провести бессонную ночь...”
– У меня в старой записной книжке, кажется, сохранилось имя этого экзаменатора, – слукавил Майкл. – Он, наверное, вам знаком. Вечером я пороюсь в своих книжках и завтра сообщу вам, кто этот негодяй.
На следующий день в работе конференции принял участие только один русский профессор. Второй, в связи с ухудшением состояния здоровья, срочно вылетел домой.
2005г.
;
НАЧАЛО
Мы жили в городе Николаеве. Тарас – мой муж, работал инженером на заводе. Я – медсестрой в больнице. Обычная советская семья с двумя детьми. Жили, как все. Как-то тянули от получки до получки.
Тарас с давних времён пристрастился слушать “Голос Америки”. Почти ежедневно, приглушив звук приёмника от любопытных соседей, слушал, слушал, слушал ...
Очень он проникся тем, как живут в Штатах.
– Знаешь, как там живёт инженер? – часто повторял Тарас. – Собственный дом на пять-семь комнат с двумя-тремя ваннами, машина на каждого взрослого, отпуск – несколько недель в году где-нибудь в Мексике или на Карибах. Надоело горбатиться здесь за копейки, ждать жалкой квартальной премии, которой не хватает, чтобы расплатиться с накопившимися за три месяца долгами. Была бы возможность, уехал не задумываясь...
Когда распался Союз и возникли возможности выиграть гринкарту, мы, не питая надежды на успех, подали заявления одними из первых. И произошло чудо! Мы выиграли! Тотчас продав то, что в тот момент можно было продать, мы бросили свою двухкомнатную квартиру с мебелью и многими вещами и поспешили уехать, имея на руках пару тысяч долларов.
В аэропорту Джонна Кеннеди, пройдя все формальности и получив багаж, мы попали в зал, где встречают пассажиров. За невысоким барьером толпились встречающие. Многие с плакатами в руках, на которых написана фамилия приехавшего. Мы были почему-то уверены, что нас должны встречать представители НАЯНЫ, отвезти в город и разместить на ночлег... Однако нашей фамилии на плакатах не было.
Мы стали ждать. То муж, то я периодически проходили вдоль барьера, вглядываясь в плакаты, но тщетно. Так прошел час. Мимо нас дважды прошла женщина, видимо уборщица, с любопытством и сочувствием поглядывая на наших малолетних детей, которые очень устали и были голодны. Прошел ещё один час, и эта женщина, которая уже много раз проходила мимо нас и видела, что мы измучены ожиданием и очень нервничаем, подошла к нам.
– Я родом из Польши и немного говорю по-русски. Что с вами случилось? Не приехали встречать родственники?
Мы рассказали о нашей ситуации.
– Вы напрасно ждёте представителей НАЯНЫ. Они не должны вас встречать. Вы должны были всё это выяснить ещё в России и позаботиться, чтобы вас встречали родственники, тем более, учитывая, что едете с детьми. Извините меня, вы поступили легкомысленно.
– Но у нас здесь нет ни родственников, ни знакомых. Что же нам теперь делать? – спросила я в отчаянии.
– Наверное, единственное – это взять такси и ехать в гостиницу.
– Но мы не знаем города, гостиниц, а, главное, не говорим по-английски. В школе учили немецкий. Мы не сумеем объясниться.
– Я очень хочу вам помочь, дети, вижу, уже плачут, но не знаю, как. Сейчас мне надо идти. Подойду к вам позже.
Положение было просто трагическое. Нервы на пределе. Я была готова разрыдаться. Стала молиться. Просила Бога помочь, не оставить в беде наших детей, вразумить, что делать. И тут... вспомнила, что свекровь просила передать её знакомым маленькую посылку, сообщив их номер телефона. Я решила позвонить, но как? У нас не было разменной мелочи, и мы не умели обращаться с американскими телефонами.
Через некоторое время к нам снова подошла знакомая женщина. Она не только пошла со мной к телефону и показала, как надо звонить, но и даже дала монеты, я не знала, как её благодарить...
Знакомые свекрови обрадовались посылке и попросили дать наш адрес, чтобы заехать забрать её. Узнав, что мы с детьми в аэропорту и не знаем что делать, стали сокрушаться. Чувствовалось, что они осуждают нас за легкомыслие, просто нашу безмозглость. Однако, не высказав нам заслуженного осуждения, они продиктовали свой адрес, который мы с трудом записали латинскими буквами, и предложили приехать к ним, взяв такси.
– Как же нам объясниться с водителем – ведь мы не знаем английского?
– Ничего не говорите, просто покажите адрес.
У этих людей мы прожили три дня, пока не сняли студию. Я пошла на курсы хоматендов, стала учить английский язык. Закончив их, начала работать, муж в начале перебивался случайными заработками: помогал в ремонте, где-то, что-то грузил. Дети вскоре пошли в школу. Так началась наша жизнь в США.
С тех пор прошло уже немало лет. Однако мечта Тараса поработать в Штатах инженером так и не сбылась. Уж очень много лет нужно было учиться, чтобы получить соответствующий лайсенс. А какая там учёба, когда нужно было много работать, чтобы прокормить семью? Мы уже забыли и думать о собственном доме. Рентуем односпальную квартиру в Квинсе. Живём вроде неплохо, пользуясь всеми благами, которые даёт людям эта страна. А вот наши ставшие уже взрослыми дети, получив образование, достигли всего того, о чём мечтали их родители.
Часто мне снятся наши мытарства в аэропорту. Я просыпаюсь в ужасе и думаю: какими наивными и легкомысленными, подвергая нелёгким испытаниям наших детей, мы были тогда в нашем стремлении поскорее начать новую жизнь.
2011 г.
;
ОДИНОЧЕСТВО ПО-АМЕРИКАНСКИ.
Проснувшись утром, Лиза первым делом по обыкновению включила телевизор. Собираясь на работу, она спешила узнать новости и погоду на предстоящий день.
— Кошмар! – воскликнула Лиза, услышав, что сегодня будет 106 градусов по Фаренгейту. – Ну и жарища, а ведь сейчас только май!
Она почти бегом пробежала несколько метров от входной двери до автомобиля и тотчас включила на полную мощь кондиционер.
На работе в модном бутике работали кондиционеры, и уличная жара практически не ощущалась. В течение всего дня Лиза общалась с массой людей: сослуживцами и клиентами. Всё время была занята, и просто не было возможности обратиться к своим мыслям и переживаниям. И это было прекрасно. Но вечером дома она осталась наедине со своими мыслями и её вновь охватили тяжёлые воспоминания.
“А ведь мне ещё сегодня нужно идти в ресторан, – подумала Лиза. – Это в первый раз после смерти Марка. Как я только согласилась, поддавшись уговорам толстушки Мэри и её мужа Изи? Они меня так упрашивали! Говорили, что прошло уже больше года с того ужасного дня и нужно, ну просто необходимо побыть с друзьями, развеяться. Тем более, что причина была весьма уважительной: Мэри отмечала 60-летие”.
На сборы ушло совсем немного времени и, уже совсем готовая к выходу, Лиза на мгновение задержалась у зеркала. На неё смотрела высокая, ещё достаточно стройная женщина, в больших карих глазах которой можно было прочесть грусть. Чёрные волосы красиво отливали сединой, тёмный костюм был строг и элегантен. “Скоро у меня родится второй внук, – подумала Лиза, – и почти для дважды бабушки я пожалуй выгляжу неплохо”. Ноги, предмет ранее постоянного восхищения мужчин, были по-прежнему стройны. Их красоту подчёркивал каблук модных туфель.
Обычно так же перед выходом они останавливались у зеркала вместе с Мариком. Лиза делала вид, как будто не замечает, с каким восторгом смотрит на неё Марик. Сколько обожания в его взгляде! “Ты у меня просто красавица!” – говорил вдоволь налюбовавшись Марик. Обнимал Лизу и нежно целовал в шею. Ах, разве можно забыть эти поцелуи!
В ресторане Лиза не пила алкоголя. Чокалась холодным апельсиновым соком, против чего никто не возражал. Выпили за именинницу, её мужа, детей. Заиграла музыка. Восемь пар поднялись и устремились ближе к оркестру. Лиза осталась за столом одна. Так было всегда в их компании, что на первый танец мужья приглашают жён. Лиза понимала, что это традиция, что она не должна обижаться на этих людей. Они были всегда рядом с ней в самые тяжёлые для Лизы дни. Но всё это ещё раз подчёркивало её одиночество. Никогда уже больше Марик не коснётся в танце своей щекой её щеки. Одиночество! Не в силах больше оставаться в зале, Лиза поспешила к выходу. Бегство Лизы первым заметил Изя.
– Куда это Лиза так стремительно направилась?
– Где она?
– Не знаю. Её уже не видно. И сумочку с собой прихватила.
Мэри на мгновение задумалась, всё ещё продолжая танцевать. Вдруг её осенило:
– Боже мой, как нехорошо получилось! Ну ладно я, но ты, закончивший гуманитарный факультет, мог быть более сообразительным!
— Что случилось?
— Ты или кто-нибудь из мужчин должны были пригласить Лизу и приглашать всё время, чтобы она не ощущала, что осталась одна.
– Ладно. Следующий танец я приглашу её.
– Да пусти же меня, наконец!
Мэри отцепилась от мужа и бросилась вдогонку за Лизой. За ней последовала ещё одна приятельница. Когда они выскочили из дверей ресторана, светло-бежевая Лизина “Тайота” уже скрылась из глаз.
“Одиночество, одиночество — вот мой удел!” – мысленно повторяла Лиза, нажимая на акселератор. Машина миновала несколько перекрёстков, развязок и, наконец, вырвалась на загородный хайвей, увеличив скорость. Лиза промчалась несколько миль с назойливой мыслью об одиночестве. Скрылся город. Сумерки постепенно переходили в ночь.
“Я не могу успокоиться, дрожат руки, руль непослушен. Но куда я мчусь? Разве там за горизонтом я найду успокоение? Нет. Ни там нигде я уже не встречу Марика. Куда мне ехать?”
Лиза свернула на обочину, включив аварийные огни. В быстро наступившей темноте почти невидимыми стали пальмы, тянущиеся вдоль хайвея. Лишь на западе на ещё светлой узкой полоске неба отчётливо просматривался причудливый рельеф горного хребта.
Прошло совсем немного времени, ещё продолжали дрожать руки, которыми Лиза судорожно вцепилась в руль во время своей бессмысленной гонки, как она услышала резкий скрежет тормозов. На обочину съехала тёмная машина. Через мгновение к ней обратился озабоченный мужчина.
— Что случилось? Какие-нибудь проблемы с машиной? Заглох двигатель или кончился бензин?
— Спасибо, всё в порядке.
– Я хорошо разбираюсь в машинах и готов с удовольствием помочь. Чем я могу быть полезен вам?
– Нет, спасибо. Благодарю вас за вашу любезность. Просто я решила передохнуть несколько минут.
— Ну, если всё в порядке, то до свидания и счастливого пути.
Не прошло и нескольких минут, как Лиза вновь услышала скрип тормозов.
— Что у вас произошло?
Лиза чуть различила в темноте лицо молодой темнокожей женщины.
– Может быть вам нужна помощь? Нужен телефон? – женщина доверчиво протянула Лизе мобильник.
– Нет, нет! Всё в порядке. Я вам очень благодарна за то, что вы предложили мне помощь. Но мне ничего не нужно.
Женщина уехала. Однако одиночество Лизы было недолгим. На сей раз за Лизиной “Тайотой” остановилась освещенная яркими мигающими огнями полицейская машина. Лиза опустила стекло и увидела совсем близко от себя широкое, почти круглое лицо с рыжими смешными усами. Из-под форменной полицейской шляпы, надвинутой почти на лоб, на Лизу глядели светло-голубые озабоченные глаза. В них была и тревога и какое-то детское любопытство. Лиза невольно улыбнулась этому лицу. Первый раз за сегодняшний вечер.
— Что с вами случилось, мэм? Машина не в порядке или вы плохо себя чувствуете?
— Нет, с машиной и со мной всё в порядке. Просто я немного устала и решила чуть-чуть передохнуть и поэтому съехала на обочину. Извините.
– И правильно сделали. Всегда лучше немного передохнуть, чем заснуть за рулём.
– Я уже совсем в порядке и сейчас поеду.
– Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?
– Да, спасибо. Совсем хорошо.
– Ладно. Но я хочу вас проинформировать, что на ближайшем съезде, который будет приблизительно через 4,5 мили, есть бензозаправка и недорогой мотель, в котором всегда найдётся место. И рядом находится “Мак-Дональдс,” где вы можете подкрепиться.
– Большое спасибо. Я вам очень признательна.
– Не за что. Счастливого вам пути, мэм! Однако, пожалуй, я всё же пару миль поеду вслед за вами. Остановитесь, если почувствуете себя плохо. Я вызову амбулэнс.
Лиза как-то сразу успокоилась. Отчего это? Наверное, ей нужны были эти встречи, эта забота и внимание людей. Людей, которые совсем не знали Лизу, но, тем не менее, были готовы придти ей на помощь. И ещё она до конца осознала, что в этой стране, ставшей ей родным домом, она никогда не останется без помощи, не будет брошенной. Что с таким же вниманием и участием, с которым на неё только что смотрели эти три пары глаз, будут смотреть на неё много глаз и много рук протянутся к ней, чтобы оказать помощь.
На ближайшем съезде она развернулась и по полупустому хайвею помчалась обратно. Города ещё не было видно, но его близкое присутствие выдавало зарево на горизонте, которое с каждой минутой становилось всё ярче.
2002 г.
;
КАК Я ПЫТАЛСЯ РАБОТАТЬ
(Злоключения пожилого иммигранта)
КАК Я ДЕЛАЛ КОРОБОЧКИ
Мы приехали в США, когда мне было 56. Мы – это мы с женой, наши две дочери с мужьями и двое внуков. Поселились в Боро-парке в односпальной квартире. Она прельстила нас своей довольно просторной спальней и тем, что там стояли две двухярусные кровати. В общем кое-как разместились. Ну, конечно, по утрам напряжёнка с туалетом, но что поделаешь? Все наши четверо молодых приехали с советскими дипломами о высшем об¬разовании – здесь никому не нужными – и тотчас пошли учиться в колледж, чтобы потом работать по какой-нибудь специальности, а также взять язык.
Все они одновременно где-то, что-то начали подрабатывать.
Решили начать вносить свой вклад в семейный бюджет и мы с женой. Кто-то рассказал, что можно работать на дому. Я ухватился за эту идею. Достал брошюру с многочисленными предложениями надомной работы. Просмот¬рел её и решил делать коробочки. Фирма, занимающаяся ими, писала, что ко¬робочки очень востребованы, даже чуть ли не сам президент каждый день не может обойтись без них. Мне, правда, было непонятно, но сулило хоть какой-то заработок, и я решился.
Для начала следовало закупить у фирмы незамысловатый инструмент и заготовки. Не без сожаления мы расстались с 70 долларами - денег было в семье совсем мало. Получил ожидаемое и начал работать. Дело это ока¬залось непростым. Коробочки нужно было делать совсем маленькие. Я по¬мучился, но сделал пяток и, гордый собою, отправил их на фирму, в ожи¬дании вознаграждения.
Через некоторое время получаю письмо, в котором говорится, что мои коробочки им не подходят – не соответствуют эстетическим требованиям. Просят больше не присылать и прекратить наши отношения. И, конечно, мой труд не оплатили, а мои затраты вылетели на ветер.
КАК Я ПАЯЛ СОПРОТИВЛЕНИЯ
Необходимость делать что-то полезное для семьи не оставляла меня в покое. В той же брошюре другая фирма предлагала припаивать сопротивления на плато. Паять я умел, и сделать пайку 4-х концов мне представлялось делом элементарно простым. Фирма предлагала закупку у них паяльника, партии плат и элементов сопротивления. К сожалению, пришлось пойти и на эти расходы.
Через .какое-то время я имел уже десяток готовых изделий. Показал зятю – бывшему электронщику. Он меня покритиковал. Я все переделал и отослал продукцию.
Вскоре получаю письмо с вежливым ответом, что моя пайка не соответствует местным требованиям. Они не могут принять мои изделия. Возможно, что когда-нибудь в будущем, когда я повышу своё мастерство, они возобновят контакты со мной. Работу не оплатили, а затраченные мною деньги “пели”.
Зять поделился со случившимся с одним человеком в колледже. Тот рассмеялся и сказал, что я попался на удочку мошенников. Пайку плато с сопротивлениями делает на заводе автомат большой производительности. Ручная пайка никому не нужна, а с простаков выколачивают деньги.
Впоследствии мне удалось узнать, что фирма, с которой я связался – это контора “Рога и копыта”. Там всего один человек и компьютер. Он закупает где-то по оптовым ценам паяльники, плато и сопротивления – последние чуть ли некондицию и, продавая их таким простакам, как я, просто их облапошивает.
Так закончилась моя вторая попытка хоть что-то заработать. Брошюру же я тотчас выбросил в гарбич.
КАК Я ИСКАЛ ХОМЕЦ
Приближалась пасха и мне посоветовали обратиться к одному богатому религиозному еврею, которому нужен был помощник, чтобы искать хомец. Меня привели в комнату, одна стена которой была уставлена полками с книгами. Это были фолианты на иврите в красивых кожаных переплётах. Я должен был за 4 доллара в час один за другим пересмотреть все книги, перелистывая в каждой из них каждую страницу в поисках возможной залежавшейся где-то крошки хлеба.
Мне показалась смешной возможность попадания крошек в эти тома, которые, я был уверен, никто никогда не читает и которые каждый год подвергают такой процедуре. Но работа есть работа. Я сел за стол и начал листать первую книгу. Хозяин некоторое время наблюдал за мной – насколько я делаю это добросовестно. Потом он ушел.
Часа через два у меня начали болеть глаза, да и руки тоже от бесконечного перелистывания страниц. Ещё через какое-то время от пестроты в глазах меня сморило и, склонившись над очередной книгой, я задремал. Это, видимо, заметила жена хозяина, периодически заглядывавшая в комнату, чтобы проверять, как я работаю. Она позвонила мужу. Вскоре тот приехал. “Ты спал, – сказал он, – можешь уходить!” И сунул мне 10 долларов. Так в первый и последний раз в своей жизни я искал хомец.
КАК Я СОРТИРОВАЛ ТАРЕЛКИ
Пейсатый еврей привёл меня в довольно просторное помещение, сплошь уставленное посудой. Мне надлежало рассортировать тарелки, рисунок которых незначительно отличался. В помещении было недостаточно светло. Когда я сказал об этом хозяину, он пробормотал что-то вроде того, что плата за электроэнергию очень высока и что, мол, и так обойдешься.
Различие в рисунке составлял один небольшой зелёный листок в сплетении листьев и цветов. Разглядеть его было непросто. Очки не помогали. Я был в таком напряжении, что разболелась голова – наверное поднялось давление .
Часов через шесть пришел хозяин. Посмотрев на гору отсортированной мною посуды, он сказал, что не заплатит мне, пока я теперь не отделю глубокие тарелки от мелких, что я также обязан был сделать. Раньше об этом ничего не было сказано. Я был настолько усталым, взвинченным и возмущённым, что, схватив стопку посуды, сказал хозяину, что сейчас разобью её об его голову. Хозяин испугался. “А впрочем, – добавил я, – лучше я сейчас пойду в полицию и заявлю, что вы заставляете людей работать в тёмном помещении и платите 3 доллара в час, когда положено не менее 5”.
Этого хозяин испугался ещё больше: “Тише, тише, ша, не нужно шума, тише, тише!” Тотчас он заплатил мне по 6 долларов в час за мою работу. “Если хочешь, приходи ещё,” – добавил он. Но мне почему-то больше не захотелось такой работы.
КАК Я КОПАЛ ЗЕМЛЮ В ПОДВАЛЕ
Поиски работы привели меня в подвал частного дома в Бруклине. Хозяин хотел расширить и углубить его. Там уже работали трое мексиканцев. Нужен был четвёртый, поскольку двое выносили землю по деревянному настилу на носилках, а двое должны были в это время копать.
В подвале полутемно, душно. Работа страшно тяжёлая. Буквально через час у меня заболела спина, да и сердце тоже. Говорю ребятам:
– Тут стоит сломанный транспортёр, давайте я его налажу. Я в этом деле понимаю. Он нам сильно облегчит работу.
– Мы были очень рады, когда он сломался, – отвечает один из них и хитро улыбается.
Я понял, что он сломался не без их участия.
– Пойми сам, без него мы здесь, наверное, проколупаемся целый месяц, а с транспортером закончим за неделю и лишимся работы. Так что чинить его не надо. А если всё-таки решишь сделать это, – проговорил он, не скрывая угрозы, – здесь в темноте тебя случайно может ударить лопата!
На другой день, совершенно разбитый и не успевший прийти в себя, я на работу не вышел.
РАЗГРЕБАНИЕ МУСОРА
Хозяин, у которого мы снимали квартиру, сказал мне однажды, что в одном доме есть работа. В этом большом доме жила многочисленная семья. Мне предложили спуститься в подвал, разобрать и разложить на стеллажах, установленных вдоль стен, скопившиеся там вещи.
Я спустился в огромное полутёмное помещение, сплошь заваленное барахлом. Сюда, видимо, годами сбрасывали старую отслужившую одежду и обувь, которой скопилось буквально по колено. От старого, нестиранного белья и одежды исходило зловоние. На мой взгляд, всё это уже давно следовало отправить в помойку. Духота и спёртый воздух в непроветриваемом помещении допускали длительное пребывание здесь только в шланговом противогазе.
Нам в тот момент были очень нужны деньги. Но я все же отказался делать эту работу, за которую мне сулили традиционные 3 доллара в час.
КАК Я ПЫТАЛСЯ ВЫТАЧИВАТЬ ШАЙБЫ
Однажды в поисках работы я забрёл на Кингсхайвей. Прошел без всякого успеха несколько блоков. Вдруг услышал знакомый звук работающего токарного станка. Подумал: “Может быть здесь меня ждёт удача. Ведь я несколько лет, ещё до армии, проработал токарем. Было это давно, но навыки не утерял”.
Поднявшись по железной лестнице на второй этаж какого-то дома, попал в небольшую мастерскую. Меня поразили беспорядок и грязь, в том числе запущенность станков.
Меж тем рабочие ушли на обед в соседнюю комнату, я заглянул туда и предложил свои услуги. Самый пожилой из присутствующих, видимо хозяин, предложил мне на пробу выточить шайбу.
Это была простая работа. Я заточил резец и приступил. Скоро шайба была готова, и я позвал хозяина. Он был вынужден оторваться от еды, был этим недоволен и вышел ко мне раздраженным. Губы его лоснились от жирного китайского супа, в углу рта висела лапша. Молча он рассмотрел выточенную мною шайбу и, бросив её в ящик со стружками, удалился.
Я был удивлён. Достал шайбу промерил. Размеры совпадали с образцом. Качество обработки, на мой взгляд, было даже лучше. Я стал рассматривать её, ничего не понимая. За этим занятием застал меня один из рабочих, говоривший по-русски.
– Твоя шайба слишком хороша, – пояснил он. – Хозяин должен был бы платить тебе за изготовление таких на один цент больше, чем другим. А это ему не выгодно.
Я был поражен. Однако мне очень нужна была работа, и я спросил:
– Может быть, я мог бы убирать станки после работы? Видно, что за ними здесь плохо ухаживают.
– Эту работу за 3 доллара делает у нас один парень из Джамайки. Поищи себе что-нибудь в другом месте.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Через несколько месяцев после описанных выше и других попыток что-либо заработать я отчаялся. Возникло настроение уехать обратно. Поделился с одним знакомым. “Поздно, Вася, пить боржоми! – сказал он. – Всё. Поезд ушел! Приноравливайся к новой жизни”.
И вот все эти годы я пытался приноровиться. Времени прошло немало. Америка даёт хорошие шансы молодым. Наша молодёжь уже достигла многого: приобрела по дому, по машине на каждого взрослого. Родились ещё двое внуков.
А что для стариков? После достижения 65 лет я начал вместо велфэра получать эсэсай и теперь меня уже не волнуют предложения поработать на кэш. Вроде все устоялось.
Но иногда я вспоминаю мой кабинет заместителя начальника треста, приёмную с секретаршей, персональную машину, дачу. Там я пользовался определённым авторитетом и уважением. Уехал не в поисках благ и лучшей жизни. Надоело всю жизнь чувствовать себя морально ущемлённым, а после распада державы угнетал уже и неприкрытый антисемитизм. Было противно смотреть, как разворовывается страна новыми русскими.
Но здесь я, пожилой человек, ощутил в полной мере невостребованность моего опыта и знаний. Здесь, в глазах местных, был поставлен знак равенства между мною и не знающим грамоты нелегалом с островов. И что же лучше для таких людей, как я? Ехать сюда и жить, чувствуя свою ненужность и неполноценность в глазах коренных американцев или остаться там нуждающимся, но уважаемым? Я часто думаю об этом и, честно говоря, не нахожу однозначного ответа.
2007 г.
ЧТО ВПЕРЕДИ?
Лора застала мужа сидящим за письменным столом в позе очень утомлённого человека, с неестественно низко опущенной головой.
– Додик! Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь? Наверное, опять поднялось давление?
– Нет, нет, – мужчина встрепенулся и устало откинулся на спинку кресла, – просто мне вспомнилось очень далекое – квартира моего деда на Фонтанке. После революции бежал за рубеж её прежний хозяин, и жилище отдали большой еврейской семье. В этой огромной квартире, помимо стариков – родителей, жили ещё их шесть дочерей – сестёр моего отца, с мужьями и детьми. Я часто бывал там в детстве. Отец брал меня туда на все праздники и дни рождения, которых отмечалось большое множество. На столе всегда было много вкусной еды, помимо непременной гефилте-фиш, которую непревзойдённо готовила тётя Броня. Там я впервые попробовал вкус мацы, которую не так легко было достать. Мне она совсем не понравилась.
Детям там всегда было весело. Дядя Оня – муж одной из тёток - играл на скрипке, и многочисленная детвора, напялив родительские шапки, маршировала из комнаты в комнату с криками и смехом.
Но самым интересным было, когда чуть разгорячённые вином взрослые начинали петь. У самой младшей – тёти Эстер – был довольно сильный и красивый голос. Пели разное. Но каждый раз меня больше всего волновала одна песня. Её пели на идиш. Я не понимал слов. Не могу понять почему тогда не спросил, о чём в ней поётся, но мелодия!.. Она меня просто потрясала, мурашки пробегали по коже, хотелось встать и слушать её стоя. Мне она казалась каким-то гимном евреев. Вроде Марсельезы для французов.
Как было замечательно видеть вокруг родные лица тех, кого любишь, кто любит тебя! Быть членом этой большой и дружной семьи. Почти никого из них нет в живых. Осталась лишь фотография, на которой все вместе 23 человека.
– Почему ты сейчас вспомнил об этом?
– Наверное, от одиночества. Ни у тебя, ни у меня не осталось родных, кроме наших детей. Но мы с ними практически не видимся и не общаемся.
– В этом есть и твоя вина. Возможно, многое было бы по-другому, если бы ты не выступил против желания Миши жениться на американке и не настроил против себя как Мишу, так и его жену.
– Я ничего не имел против Кони как человека. Я лишь хотел, чтобы мои внуки умели говорить по-русски и мы могли бы общаться с ними, хорошо понимая друг друга. Что же получилось? Внуки говорят только по-английски и сейчас, став практически взрослыми, очень далеки от нас. Мы для них совершенно чужие люди.
– Твои отношения с Мишей и Кони вроде бы улучшились, но, когда ты выступил категорически против учёбы детей в частной католической школе, от¬ношения с их семьёй испортились окончательно.
– Я ничего не имею против католической веры. Она на сегодня одна из самых прогрессивных религий. Евреев давно уже не сжигают на кострах инквизиции. Мне просто хотелось, чтобы у детей было светское образование, чтобы они не забывали, что их папа, дедушка и бабушка евреи, чтобы они хоть немного знали историю этого народа и его обычаи.
– Ты очень упёртый! Твоё мнение всегда истина в последней инстанции. Иногда твоя упёртость переходит всякие границы и ты получаешь в ответ то, что заслужил.
– Но я ведь не стал возникать, когда Лена решила выйти замуж за Джона. И что получилось? Через два года, когда у него кончился здесь контракт, они уехали на его родину в Австралию. Сколько раз за прошедшие 17 лет мы видели её детей, не знающих ни одного русского слова?
– Один раз.
– Вот видишь! Один раз! И, возможно, мы больше не встретимся с ними никогда! Будем откровенны перед самими собою. Мы совершенно одиноки! Уезжая из Союза, мы, в первую очередь, хотели лучшей доли своим детям. И это произошло. Благодаря нашим стараниям они получили здесь хорошее образование, успешны в своей карьере, материально обеспечены. Плавильный котёл сработал на славу. Они, не говоря уже об их детях, стали настоящими американцами, австралийцами. Мы же, в отличие от них, ос¬тались иммигрантами. Людьми, которых по-прежнему волнует то, что про-исходит там, за океаном, часто вспоминаем знакомые улицы, бульвары, мосты. Нет, это не ностальгия по той жизни, от которой мы убежали. Наверное это ностальгия по нашей молодости и всему тому хорошему, что связано с ней.
Да, мы остались иммигрантами и притом совершенно одинокими. А сейчас, когда ты становишься старым и больным, особенно хочется видеть рядом близких тебе людей и, в контакте с ними черпать силы, которые с каж¬дым днём уходят.
Женщина пыталась возражать.
– Не говори ничего. Именно из-за нашего одиночества, из-за опасения, что некому будет нас хоронить, я, несмотря на твои возражения, купил для нас с тобой место на кладбище и оплатил вперёд все ритуальные расходы.
– Ты сумасшедший! Но прошу тебя успокоиться, – женщина ласково погладила, затем поцеловала лысую голову мужа. – Сегодня такая ужасная погода. Она не улучшает ни настроения, ни самочувствия. Поверь мне, в нашей жизни ещё будут солнечные дни.
– Хотелось бы верить. Но сегодня идет дождь со снегом. Значит, наступает зима, которая не сулит ничего хорошего.
2007 г.