ОСА

          

Сочельник. За окном вечереет.
Сидим вдвоём с другом за накрытым столиком.
Грех, конечно, раньше времени, но уже успели пропустить по маленькой. Телевизор включен, но мы  на него ноль внимания. Ёлочка в углу заманчиво и уютно помигивает, но мы и на неё нечасто поглядываем. Что с нас взять, два великовозрастных бобыля, сидим, винцо попиваем, и чтоб как-то поддержать беседу , листаем видавший виды альбом,  И вспоминаем. Так и катится времечко.
- Оса! – вдруг изумленно вскрикивает друг и тычет пальцем в фото. - Откуда? Как здесь оказалось?!
  - Да как тебе сказать, - чуть-чуть сконфузившись, отвечаю я и поднимаю свой бокальчик. – Давай, вот за неё и выпьем
 - Постой-постой, - не отстаёт друг. – Это что ли та самая?
- Та самая.
 - Ну, ты и фрукт! А ну, давай рассказывай. Как ты докатился до жизни такой. Как её зовут? – Не унимался друг, и я видел, что интерес его неподделен. – Давай рассказывай. Для Сочельника тема самая подходящая.
- Давай, сначала вмажем. Потом расскажу.
Выпили. Малость закусили. Я встал и выключил телевизор.
-  Значит так, - неторопливо начал я. – Зовут её Валентина…   - и завёлся аж на целый час.
Если у вас, мой читатель, хватит времени и терпения, то послушайте вместе с другом, которого, как и меня тоже зовут Миколой, эту непростую историю.

 Этим летом мы с ним отдыхали в Бердском доме отдыха. За весь сезон нашего заезда ничего существенного не произошло. Всё как обычно: подъем, зарядка, завтрак, прогулка, игры на воздухе, купание, лежание на пляже, обед, сон-час. Ну, и так далее, до самого вечера с танцами и аттракционами. В общем, как и во всех домах отдыха по профсоюзным путёвкам.
Осталось нам изнывать еще два дня. Мы уже и вещички сложили в свои тощие балетки.
 День прошел как обычно. А вечером на танцах я  увидел её.
- Смотри-ка – оса! – толкнул я в бок Миколу, и мы уставились в сторону входной калитки на танцплощадку. А там стояла стройная девушка с  пышной прической, умеренно-шырокими бёдрами и талией как у осы. Сходство с осой еще больше подчеркивало короткое платье с черно-белыми полосами поперёк.
  Я навострил уши.
- Спокойно, старик, - осадил меня Микола. – у неё ревнивый муж.
- Переживёт, - парировал я и уже наладился в её сторону.
- И все же, имей в виду, - уже вдогонку добавил мой друг.
- Разрешите, - я уже подал ей руку.
- Пожалуйста, - подала она мне свою. Ладонь была горячая.
      И мы пошли…
Эх, никогда, нигде и ни с кем я не танцевал с таким  упоением. Она была ну, ангел бесплотный, совершенно  невесома. Она не танцевала, она просто летала на каких-то невидимых крыльях. И у меня, вдруг, тоже что-то начало расти за спиной.
Но танец неожиданно кончился. От наступившей тишины даже в ушах зазвенело. Все разошлись по стенкам и лавочкам, а мы стояли посреди площадки, как  оглохшие, как немые и продолжали мысленно кружить. Как жаль, что все вальсы такие короткие, не  в пример нынешним террористическим роктанцам.
 Потом я её провожал до корпуса.  Первый раз провожал женщину за весь заезд. Не то, чтобы некого было, а просто не случалось вот так, как сегодня.
 Мы шли к корпусу не самым коротким путём.
- Пойдём вот по этой дорожке, - неожиданно предложила Она. И я понял, что ей  не очень-то хочется к себе. Я знал, что эта дорожка ведёт на пляж. Ну, что ж, на пляж, так на пляж.
Сели под грибок на лавочку. Было довольно свежо. Она поёжилась. Накинуть ей на плечи у меня не было ничего, и я обнял её. Она не возразила, и я осмелел. Придвинулся теснее. И, вдруг, почувствовал, как она дрожит.
- Тебе холодно? – спросил я запросто.
- Нет. Просто я волнуюсь. – так же запросто ответила она.
- Что тебя волнует, если не секрет? - не очень умно спросил, и она как-то рывком повернулась ко мне, и я, ощутив её упругую грудь, просто обалдел. Это длилось какой-то миг. А может гораздо больше. Я даже  сообразить ничего не успел, а она резко откинулась и встала.
- Всё! – как-то обреченно, и в то же время, дерзко выдохнула она. – Всё! Не говори ни слова! Я тебя не стану слушать! – Повернулась и пошла. Быстро-быстро. А я сидел как пришибленный. Ну, хоть бы слово вымолвил.
Наконец, очухался. Бросился за ней. Догнал почти у самого крыльца.
- Всё-о! -  Снова выдохнула она.- Всё!
И, немного помолчав, добавила тихо:
- На сегодня. Всё.

Микола сидел на крыльце нашего холостяцкого корпуса и нещадно дымил.
- Ну, старик, ты даёшь!  - не очень сердито попенял он мне.- Я ж тебя предупреждал. У неё ревнивый муж. Ты усёк?
- Усёк, - кротко ответил я и надолго задумался.
Когда улеглись спать, Микола еще раз спросил:
- Нет, ты усёк?
Я промолчал. Подождав еще минуту и не дождавшись моего ответа, Микола лихо скрипнул кроватными суставами и замолк.
А я лежал как пацан – школьник, которого ни с того, ни с сего поцеловала в коридоре самая красивая девчонка в классе, о которой он даже мечтать не мог. И всё перебирал в уме детали столь необычного приключения под занавес заезда.
А что, собственно, произошло? Да ничего. Даже имени её не знаю. А если бы и знал, так что?
Не помню, как и уснул.

Утром следующего дня вскочил непривычно рано. Заправил кровать. Натянул трико. Намылился на зарядку. Микола поднял удивлённо бровь.
- Старик, ты что, заболел?
-Нет. Я в порядке. А что?
- Да так, ничего. Ведёшь себя странно. Вот я и подумал. Автобус в десять. Еще успеем позавтракать за счет профсоюза.
Я вспомнил, что мы же вчера  договорились рвануть из этих знаменитых мест, где даже остров называется «Остров слёз, любви и разочарованья». Да, договорились, - с первым автобусом. А сегодня почему-то мне расхотелось уезжать. Ведь еще целый день положен по путёвке. Так в чем же дело?
- Старик, я тебя не узнаю. Ты что, заболел?
 Нет, я не заболел. Просто я очень жалел, что  всё так обернулось. Что уже завтра надо уезжать. Да ладно! Еще не вечер, целый день впереди! Целый день! А это не так уж мало.
За завтраком я её не видел. За обедом – тоже. Что-то где-то тихо скребёт и даже чуть-чуть ноет.
Микола уехал с первым автобусом. На прощание сказал:
- Смотри, старик. Не теряй кочан, а то останется одна кочерыжка.

Иду на пляж. Вот он тот грибок.
 Под грибком – инвалидная коляска.  В ней мужчина с буйной шевелюрой. Рядом на песке сидит спиной ко мне…она. Да, она. Иду к ней как загипнотизированный. Зачем? Но всё равно иду. Она как будто видит затылком. Поворачивает свою красивую голову и приветливо машет мне рукой.. Подхожу, молча опускаюсь на колени и смотрю на мужчину в коляске.. Она мне, совсем беззаботно, как старому знакомому и другу семьи:
- Привет. Устраивайся с нами. Знакомься, это мой муж. Сергей.
Я, как во сне, подаю ему руку: - Микола.  Тоесть, Николай.
- Приятно познакомиться, - отвечает он неожиданно таким густым басом, что я вдруг решил: наверное, работает на радио. А он, между тем, продолжал:
- А мне вчера супруга весь вечер про вас рассказывала…
- Н о… что  она могла вам рассказать, когда мы всего лишь…
- Вот-вот, все это она мне и рассказала. Как жаль, что мне ни разу в жизни не придется с ней потанцевать. Она у меня молодец и умница. Прекрасная жена и мудрая хозяйка. Я бы без неё…
- Серёжа. хватит, - перебила она его, и он послушно замолчал. – Давай, я унесу тебя в воду. Искупнись последний разок. Завтра же домой.
Сказала и взяла его на руки как малого ребенка. И понесла к воде. Вошла в воду до колен, присела, осторожно опустила его с рук. Поплескала ладонями ему на плечи, на голову, погладила по спине и, сказав что-то, направилась ко мне.
- Давай позагораем. Он теперь там целый час будет булькаться.
Она легла на разостланное полотенце, прикрыв шляпой лицо. А я смотрел на нее, любовался её великолепными формами и, грешным делом, думал: какой же у нее физический недостаток, что она вышла замуж за...Разве не было у такой Венеры достойной партии.  Конечно, он тоже человек, возможно, неплохой. Может, даже исключительный, но все же…
- Я знаю. о чем ты сейчас думаешь, - прервала она мои мысли. – Ложись рядом.. Не бойся. Он не будет ревновать. Он просто это не умеет. Даже наоборот. Разрешает мне иногда чуть-чуть. Но не подумай, я ни разу этим не злоупотребила. Ты первый.
- Что первый? – не понял я и даже дыхание перехватило. – Что?...
- Э-э, какие вы, мужики, зыбывчивые. А вчера, вот здесь же…
- А что вчера и здесь же?
- Ну, поехало. – Она надвинула шляпу на подбородок. – Я даже  знаю, о чем ты только что подумал. Сказать? – и, не ожидая ответа, продолжила: - Интересно, какой же у неё недостаток…
- Нет! – я  чуть было не зажал ей рот, чтоб никто из близлежащих не услышал. А она тихо так засмеялась и договорила: - Думаешь, ты первый так подумал? Эх, как бы не так.
Я был просто потрясен, но кое-как справился.
- А как ты догадалась?.. Ладно-ладно. Не надо. Я тоже кое-что умею отгадывать.
Она сняла шляпу, повернулась на бок. Посмотрела на меня внимательно.
- Интересно, Коленька. Очень даже. Но я знаю, что именно ты хочешь угадать.
-Что-что? – я осмелел, как-то расковался, что ли.
- Ты сейчас спросишь меня кое-что, а потом начнешь излагать мне свою версию моего замужества. Что, угадала?
- Невероятно! Но факт. Именно это я  и хотел…
- Ну, вот. Видишь, как в жизни все просто, а мы делаем умное лицо и мним о себе черт-те что. Но я, тем не менее, хочу послушать твою версию.
- А что теперь слушать. Ты же знаешь все наперед. Что нового я могу сказать. Ладно. Умолкаю.
- Нет-нет. Вот теперь-то я и хочу послушать. Или тебя надо долго и упорно просить. Смотри, я тоже могу занять такую же позицию. Что ты этим выиграешь?.  Давай уж взаимно откровенно. Я далеко не с каждым так вот, накоротке. Ты – просто исключение. Наскучалась я по хорошим людям. А  они нынче – такая редкость... Ну. Так что? Я слушаю.
Мне, почему-то, расхотелось излагать свою версию. Но я не стал заставлять её долго ждать. Улегся рядом и выдал:
- Значит, дело было так. Родилась и выросла  в деревне, далеко от города. Так? Так.  Равных себе в деревне не нашла. Потому, что их там и не было. Крутить коровам хвосты ты не захотела. Это не по тебе. Так?  Так. Каким-то образом получила паспорт и, не считаясь со слезами матери, рванула в шумный город. Так? Так. Попробовала устроиться на работу, да не тут-то было. Без прописки не берут. Жить тоже негде. Так? Так. Потаскалась по подружкам, по знакомым, надоело быть нахлебницей. И тут одна сердобольная  знакомая дала дельный совет… Какой? Понятно, какой. Ты, конечно, фигурально выражаясь,  на дыбы. Мол, ни за какие шиши. Тебе дали время подумать. Ты подумала. И решилась. У него квартира, видная должность, солидная зарплата. Всё как надо! Пока. На первое время. А там – огляжусь, пропишусь, устроюсь и буду очень осмотрительной в дальнейших действиях... Так и сделала. И, пока другого варианта не подвернулось, довольствуешься этим….
Она слушала меня внимательно, не перебивала, и ни один мускул не  шевельнулся на её прелестном личике.
- Знаешь, - наконец вымолвила она, - ты всё точно рассказал. Как я и думала. Так, что мы, как у нас в деревне говорят, два сапога…
- На одну ногу, - добавил я, - так говорят и у нас в деревне.
- А ты что, тоже из деревни? – удивилась она неподдельно.
- Конечно. Ведь только село питает город красивыми невестами и сильными женихами…
- Валюша-а! – послышалось от речки.
- Это меня, - очнулась она. Вскочила и пошла к воде. Принесла своё сокровище, посадила в коляску, накинула ему на плечи пеструю рубашку. Сама одела и застегнула на две пуговицы халатик явно не отечественного пошива. Стряхнула и свернула махровое полотенце.
- Извини, Николай, - протянул мне руку Сергей. - Перегрелся  малость. Она сейчас вернется. А мне на солнце долго нельзя.
Я помог Валентине выкатить коляску с песка на дорожку и вернулся под грибок. Теперь  хоть имя её узнал: ВАЛюша…

- Давай куда-нибудь сбежим, - сказала она вернувшись. На ней был другой купальник и объёмистая сумка через плечо.
- А куда тут сбежишь, - растерялся я, не поняв сути её предложения.
-А хоть вон на тот необитаемый островок, - показала на видневшийся невдалеке кусочек суши среди залива, на котором в это время действительно никого не было.
Решено. Чего ж я жду. Женщина сама предлагает уединиться. Каким же надо быть идиотом, чтоб так долго размышлять.
- А сколько у нас времени? – на всякий пожарный случай  спросил я.
- Весь день. И даже более, - задорно ответила она.
- Более – это как? – не понимаю я.
- А это так, - она смотрит на меня интригующим взглядом.- Всё дальнейшее будет зависеть не от меня. Понял, Коленька?
Как подчеркнула! Никто никогда меня так еще не называл.  Я воспарил. Надо же лодку достать!   Хватаю её за рученьку, и мы бежим через весь пляж к лодочной стоянке.
Небритый, с сильного похмелья, лодочник даже спрашивать не стал никаких документов, сунул деньги в задний карман вытянутых на коленях лыжных штанов, Показал на стоящие у стенки вёсла.. Только спросил:
 - Грести-то хоть умеешь?


 Эх, давненько не держал я в руках вёсел! Ну-ка, вспомним босоногое детство! Полный вперед!

Лежит моя красавица на пробковых спасательных поясах. Глаза закрыла, только грудь колышется, когда я наддаю вёслами. Наддаю и любуюсь. Любуюсь и наддаю.
Вот и остров. Фу-у, упарился. Жара за тридцать, да полчаса за вёслами – не слабо! Небось, упаришься.
Причалили. Подаю ей руку, стоя в воде. Она легко и доверчиво опускается на мои обе. Несу мою королеву  в тенёк. Кустики, правда, не ахти какие густые. Ну, да нам здесь прятаться не от кого. Спрыгивает моя птаха с рук на горячий песок, взвизгивает, часто-часто переступает с ноги на ногу. Ничего, привыкай...
Неплохо устроились. Сидим под ивою, пьём в такую жару трехзвездочный коньяк, уплетаем прихваченные ею припасы и наблюдаем из своего пристанища весь пляж. Бедненькие, как они там, на жаре не сомлеют. Нам-то тут проще. Хотя, как сказать. Коньяк-то  тоже кой-чего стоит.
Почему-то всё делаем молча. Как- будто понимаем друг друга без слов. Стоит  мне только подумать, что неплохо бы кусочек рыбки, а она уже тянет ко мне свою рученьку и кладет прямо в рот. Стоит ей поднять свои ясные очи и поглядеть на меня, а я уже наливаю в стакан минералки и подаю ей, подношу к её раскрытым пунцовым губам. Она пьёт, а я чувствую, что дальше тянуть просто нельзя. Моя голубка в  самой кондиции. Взгляд слегка затуманен, губы пылают, и вся она буквально трепещет в предчувствии чего-то сладостного.
«- А ну, Микола, не посрами деревню-матушку», - говорю я сам себе и решительно перехватываю её млеющее  тело. Она не противится. Жарко, с готовностью обнимает меня за плечи, закрывает глаза и, прежде чем лечь, успевает прошептать: -Лодка…

Я умокаю на этом месте. Микола ждет продолжения. Не дождавшись, вопросительно смотрит на меня:
- И всё?
Я не тороплюсь с ответом. Он снова спрашивает:
- Что, и всё?
- Да нет, - медленно возвращаюсь я к разговору. – Нет. Потом, уже в городе мы еще встретились несколько раз.
- Где, у неё, или у тебя?
- И там, и тут. Но ты не подумай. Ничего такого. Всё было очень строго. В рамках…
- Ну-ну, верю.  Каждому зверю, а тебе – ежу…
- Да ну тебя, Честно… Да, самое-то интересное, как мне кажется,  было совсем не здесь. Не в городе, а там…
- Так, Так. И где же? Почему не знаю ничего?
- А что, я должен перед тобой отчитываться? Ежемесячно. Или по кварталам? Как на работе?
- Да ну, тебя! Я же просто. Из любопытства. Из мужского, естественно. Не хочешь – не рассказывай. Давай-ка лучше посмотрим на часы. Да музыку включим. У тебя, наверняка, за это время появилось что-то новенькое.
Но мне уже самому стало интересно. Рассказывая, я как бы со стороны за собою наблюдаю и, довольно критически, оцениваю свои поступки.
- Как ты знаешь, я в ту осень  был на Самотлоре, в Нижне-Вартовске, Стрежевом…
- Как же, помню. Ты еще звонил мне, звал туда за клюквой.
- Вот, вот. Ну, так слушай, что дальше было…

…До конца командировки оставалось еще четыре дня. С заданием я справился как никогда  быстро. Передал все материалы в редакцию по телефону и мог позволить себе некоторую свободу действий. Ребята с буровой звали на охоту, да и порыбачить в здешних местах тоже не грех.
Сомнения развеяла Валентина. Когда я ей позвонил вечером из гостиницы и  рассказал о своих делах, она просто сказала:
- Хочу к тебе. Хочу на охоту. Хочу на рыбалку. Хочу на клюкву. Хочу к костру. Хочу к теплу…
И что бы вы думали? В полдень следующего дня я встречал её в аэропорту Стрежевого. А еще через час мы уже были с ней на третьей промплощадке.
У неё глаза как открылись при выходе из самолета, так и не закрывались. Всё для неё здесь было ново и необычно. Да и сама она была как подарок мужикам - буровикам. Даже материться перестали и говорили на каком-то непонятном, очень вежливом  жаргоне, то и дело поглядывая в сторону  Валентины. А иногда и в мою.
Но любоваться и удивляться им пришлось не долго. Попутным вертолетом ребята нас забросили на зимовьё, рядом с которым раскинулось необъятная равнина зелёного мха и осоки. И ни живой души. Только одинокий коршун кружит высоко-высоко. О пришествии сюда человека напоминает только линия высоковольтной передачи – ЛЭП, протянувшаяся через всю безбрежность к синеющей вдалеке полоске островной тайги.
    Обошли своё новое пристанище. Вышли на опушку. Картина, достойная кисти Левитана или Куинджи: малюсенький островок тайги среди бескрайнего болота. На берегу островка притулилась неизвестно кем построенная неказистая  избушка, в которой только печка из старой бочки, лежанка на пятерых,  да колченогое подобие стола в углу, да лавка из обтесанной ели вдоль стены. Пол земляной и дыры в пазах, где выпал мох, красноречиво говорили о том, что человек здесь был последний раз очень давно.
Налюбовались, пора и за дело браться. Природой не насытишься. Надо что-то готовить. Из привезенных запасов Валентина быстро сообразила необычный для меня ужин.
Стол соорудили из снятой с петель входной двери, положенной на четыре чурбака. Вместо стула тоже чурбак. Дверной проем завесили какой-то  дерюгой, неизвестно кем оставленной.
И понеслось. Попили, поели, песен попели, в ночное небо посмотрели, знакомые созвездия поискали. Да так и не нашли. Наплывшие низкие тучи закрыли небосвод.
- Ну, что, пора и на боковую, - предлагаю я. Валентина молча прибирает на столе.
… В зимовье темно как в норе. Даже свечки нет. Разобрались. Улеглись. В оконце  видны отблески догорающего костра. Тишина как в погребе. Пробую обнять её. Но она вся какая-то сжатая, молчит.
- Ты чего? – спрашиваю, - Хотела же ко мне.
- Здесь мыши есть? – вместо ответа спрашивает она.
- Наверное, - без задней мысли отвечаю. И добавляю: - И зверья всякого полно.
- Я боюсь,  - заявляет она и прижимается ко мне.
- Ну, что ты. Тут тебя никто не тронет, - обещаю и делаю решительное движение.
- Ой, кто-то идёт!...- шепчет она и замирает. Я тоже навостряю уши.. Но, увы… Никого. Да и быть не может…

…Ну и дела у вас. Прямо, не позавидуешь. – Микола был  явно разочарован, - клюквы-то хоть набрали?
- Конечно. Но и там не обошлось без приключений. Вот, послушай дальше…

… Утро выдалось прохладное. Дул резкий северный ветер. Моросил дождь. Завтрак пришлось готовить на печке. Пока сварили уху из консервированного окуня, в избушке стало так жарко, что пришлось поднять  занавеску. Так и завтракали. В потёмках. От нечего делать, снова завалились на лежанку. Долго лежали молча, слушали шум лиственниц под порывами ветра и шлепки капель с кедровых лап на крышу нашего пристанища.
- Интересно, - прошептала Валентина, сколько же километров  до ближайшего жилья?
-  Что, уже надоело со мной?
- Что ты! Я совсем не  поэтому. Просто представила себе, сколько надо дней, если пешком идти.
- К зиме бы добрались.
- Кошмар! А ведь и здесь где-то люди живут. Я бы, наверное, не смогла. Сбежала бы…
- Очень даже возможно, - согласился я.
  Но скучали мы недолго. Северная погода такая, как-то враз хмарь раздуло, небо прояснилось и стало тепло. Даже жарковато. Стали собираться на болото. Приоделись потаёжному: брюки, сапоги-бродни, свитера и энцифалитки, заботливо предложенные ребятами с буровой.
 Вышли на опушку. Куда пойти? В какую сторону. Да хоть в какую. Кругом болото. Ступаем по тонущему мху. Вода всё глубже. Вот уже и выше колен. Оглядываюсь на Валентину. Идёт тяжело, медленно переставляя ноги. Лицо пылает, разогрелась от непривычной ходьбы. В необычном для неё наряде выглядит она просто экзотически.
Где-то у горизонта слышится гул вертолета. Останавливаемся дух перевести. Смотрим пристально в белёсое небо. Рокочущая стрекоза приближается медленно, но верно.
- Что это у него снизу?  - спрашивает Валентина.
Я и сам не пойму что он тащит. И вот он над нами. Машем ему, не зная зачем. Под ним на подвеске бочка с колёсами, на каких в городе в былые времена возили пиво или квас. Валентина смотрит на меня вопросительно.
- Молоко на промплощадку тащит, - отвечаю я с видом знатока.
- А зачем им столько? Там же всего человек двадцать. Живут же люди! - удивляется она и пробует присесть на высокую кочку. Я наблюдаю за ней и уже загодя смеюсь. Она откровенно доверяется этому ненадежному сидению, а оно сразу же начинает медленно, но верно, оседать. Она делает поправочное движение, но кочка снова уходит в вековую толщу мха. Валентина понимает свою промашку. Я хохочу. Она смотрит на меня осуждающе. Потом молча встаёт. Идём дальше. Через полчаса и я употел.
- Долго еще так будем ползти? – спрашивает она без особого энтузиазма и останавливается.. Я подаю ей свой посох – еловую сухостоину.
- Опирайся на неё, так легче. А идти нам придется вон до той желтой полоски. Там воды меньше и осока реже..
 Идём, медленно вытаскивая ноги из засасывающей жижи.
-Ох! – слышу её неожиданный возглас, оборачиваюсь и вижу: сидит моя пассия по пояс в воде. Возвращаюсь, помогаю ей выбраться. Смотрю на неё, в глазах ужас и вопрос.
- Как ты думаешь, глубоко здесь?
- Никто не мерил. Ступай след в след.
- А ты шагай не очень. Я же так широко не могу.
- Промокла? – спрашиваю на всякий случай.
- А ты думал…

  Надо выбираться на сухое. Но где оно, это сухое? Осматриваюсь. Надо бы вон туда, к высохшей лиственнице.
Рулим к ней. Чем ближе, тем суше. Вот и вода уже не чавкает под ногой. Вот и совсем сухо. Ну, слава богу!
-Раздевайся, - просто говорю ей и достаю из рюкзака топор.
- Как? – непонимающе смотрит на меня. – Совсем?
- Желательно. Мокрая же.
Она послушно начинает снимать с себя таёжные доспехи. Я срубаю иссохшую, продутую всеми ветрами севера стволину, натёсываю сухих смолистых щеп, развожу костерок. Обрубленный комель приспосабливаю для сидения.. Достаю из кармана рюкзака плащ-палатку, расстилаю её на мягчайшем моховом ложе. Мокрые штаны, портянки и носки раскладываю вокруг костра.. Перерубаю наш посох, втыкаю две эти палки поближе к огню, вешаю на них сапоги-бродни.
Тепло. Мошки нет. Весело горит костерок. Пристраиваю к нему котелок с водой, сыплю заварку.
Валентина лежит на плащ-палатке в таком необычном костюме: голые ноги, белые плавочки, и яркий свитер. Руки заложены под голову. Глаза закрыты. Ненакрашеные губы так же ярки  и пунцовы….
… Ну, ладно. Хватит любоваться. Для этого еще будет время. А пока чай не вскипел надо бы ягоды разведать. Не загорать же, в конце концов, сюда тащились за столько тысяч километров.
  Отправляюсь в обход наших неожиданных владений.
- Ты куда? – спрашивает Валентина и встаёт со своего царского ложа. – А Я?
- Сохни, -  отвечаю ей и удаляюсь…
…Да, ягодка тут отменная, - говорю ей по возвращении. – Всю не выбрать. Вот такая. – Показываю ей часть большого пальца.
Валентина уже одела подсохшие шерстяные штаны и пытается влезть в необъятные бродни. Я с готовностью помогаю ей навернуть портянки. Она крепко держится за меня, как-то неровно и громко дышит. Её волнение невольно передается и мне. И вот, вместо того, чтобы быстро одеться, мы так же быстро начинаем раздеваться. Как описать дальнейшее…
-Чай…Чай… -шепчет она мне на ухо.
-Черт с ним… - так же тихо отвечаю я ей.

… Полдень. Жара. Просто зной. И это в сентябре! Но раздеться нельзя – мошка заест. То и дело мажемся какой-то дрянью, которой снабдили нас опытные буровики. От неё сильно режет глаза. Лицо заливает пот. Руки на голых запястьях покраснели от осоки и даже кровоточат.
 Я собираю ягоды голыми руками. Валентине приспособил баночку из-под консервов. Длинные, красивые её ноготочки, здесь оказались просто лишними. Собираю ягоды и поглядываю на неё. Ничего, не ропщет пока. Освоилась. Получается даже неплохо. Вначале изредка, а потом все чаще и чаще она выпрямляет затёкшую спину, сладко потягивается и долго стоит в каком-то оцепенении, отдыхает.
Я ползаю на коленях. Благо, воды почти нет, место высокое, можно даже на бок привалиться. Валентина не может позволить себе такой роскоши: некогда.
Обедать возвращаемся к кострищу. Угли остыли еще не все. Тешу щепу, подкладываю, дую на угли. Вспыхивает робкий огонёк и вскоре костёр занимается вовсю. Ставлю котелок, чуть-чуть водички – будет каша со смальцем. Ветерок сносит в сторону мошку. Можно раздеться, передохнуть и подвести первые итоги.
 Итак, у меня почти ведро, у Валюши поменьше. Списываем на неопытность.
Ну, вот, обед готов. Валентина с удовольствием уплетает пахнущую дымом кашу. Припивает жгучим кофейным напитком с моховым настоем. Говорит, что в жизни не кушала ничего вкуснее. Я, конечно, польщен, но дипломатично помалкиваю.. А что, знай наших. Мы тоже не лаптем щи хлебаем. И не такое еще могём.
Напитавшись, в изнеможении блаженном растягиваемся на плащ-палатке, укрывшись энцифалитками и мгновенно засыпаем….
Проснулись от знакомого рокота. Смотрим в бездонное небо. Старый знакомый тащит свою бочку обратно. Провожаем его взглядом. Больше здесь следить не за чем. Ничего и никого. Только высоко-высоко одинокий коршун продолжает кружить над своими необъятными владеньями. И тишина. Такая тишина, что даже в голове слышен звон.
Я осторожно пробираюсь рукой под куртку Валентины. Она ни гу-гу. Я смелею. Пробираюсь уже открыто и припадаю к её таким сладким губам. На сексуальном языке это можно назвать увертюрой. Ну, что ж, неплохое вступление. Можно переходить к первому действию.  Но тут неожиданный вопрос:
- А правда, что у космонавтов есть такие аппараты, что можно из космоса газету читать?
-Запросто, - не подумав, отвечаю и снова попадаю…ну, вы поняли – куда.
-Значит, они там всё видят и могут заснять?
Я не успеваю ничего добавить к своим словам. Валентина решительно пресекает мои поползновения и встает.
- Как я раньше-то об этом не подумала…

… Неплохо мы с Валюшей поработали. Просто молодцы! Не ожидал от неё такой прыти. Так быстро наловчилась и баночку отбросила. Удивила своей изобретательностью: у простых нитяных перчаток распустила кончики пальцев и чихать ей на эту резучую осоку. Оказывается, девчонки научили её еще  там, дома, когда собиралась сюда. И когда успела?
 К вечеру, по моим прикидкам, в рюкзаке уже было около трех ведер отборной непереспелой  ягоды, по форме напоминающей крупный шиповник.
- Божечка мой! - Не переставала удивляться Валентина, - Сколько же её здесь! А сколько останется! Такой подарок природы пропадет, и никто не попользуется!
Неподдельный восторг так и  сиял в её  бездонных глазах. И вся она излучала какой-то невидимый свет, в лучах которого я купался как в волшебном омуте.
И все же к вечеру заметно устала моя девочка. Всё чаще вижу её стоящей с заложенной за спину рукой. В другой она держит ведёрко с ягодой.
 - Все! Баста – говорю  и высыпаю ягоды в рюкзак. - Надо засветло выбираться. А то в темноте можем и не найти свой островок. А ночевать на болоте меня что-то не поманивает.
  Она во всем, конечно, со мной согласна.
Собираем пожитки. Я надеваю на плечи рюкзак, она берет ведра и котелок.
Чап-чап-чап, - идем след в след. Я впереди, она метрах в пяти от меня. Я, по комплекции, примерно раза в два тяжелее её, да нагруженный рюкзак добавляет весу. Иду медленно, размеренно, как в Армии учили, и все же, дышу тяжело. Весь взмок. Останавливаться нельзя, мох сразу же начинает  оседать под ногами. А там, под ним, кто когда мерил, сколько до дна. Да и есть ли оно вообще…
 -Ой! -  слышу за спиной голос Валентины. Моментально оборачиваюсь и вижу, что она запуталась броднями между кочек и завалилась. Но быстро поднялась. А мне хватило этого времени, что бы утонуть выше колен. Не успел я поднять одну ногу, как тут же под другой что-то порвалось, как гнилая мокрая тряпка, и нога моя скользнула в пустоту.
«- Ну, вот, только этого не хватало», - успел подумать я и тут же завалился на бок. Надо бы срочно лечь на живот и попробовать  выкарабкаться из прорыва, но рюкзак не дает. Опереться не на что. Мох – не опора. Руки тоже сразу проваливаются. Другая нога  некоторое время была надеждой, но и она вскоре провалилась. Я столбиком торчу из зелени мха. Она некоторое время вообще не может понять, что произошло. А когда поняла, надо было действовать решительно.. Но как, что, чем?
-Валюша, я провалился. В прямом смысле. Продержусь  минут пять. Не подходи ко мне. Посмотри, слева сухостоина была. Иди к ней. Попробуй свалить.– говорю я ровно, без паники, чтобы не напугать её. Испугается, тогда всё – не помощница.
- Валюша, четыре минуты у нас с тобой. – слышу зачавкала вода, все дальше и дальше. Пробую повернуться, чтобы видеть её, но не тут-то было! Глубоко уже застрял. На рюкзаке держусь. Но хорошо чувствую, как он тоже постепенно погружается  в вязкую зелень. Через промокшие штаны и сапоги пробирается вековечный холод. Такие штуки на болоте – не шуточки. Осторожно двигаю ногами, но увы., ни какой опоры. Жутковато стало. Ни когда человек не чувствует себя так беспомощно, как потеряв хоть какую-то опору. И Валюши что-то долго нет. Где она? Я её не вижу. Что делает? Хватит ли ей сил свалить сухую лесину и притащить сюда?
 Чав-чав-чав – слышу за спиной.  Значит, все же свалила. Тащит, солнышко моё!
- Валюша, ложись на живот и ползком, а то тоже провалишься. Здесь, видимо, озерцо было и молодой мох. Не заметил я. Вот и залетел… Так, давай, девочка моя, без паники.

- Боюсь, боюсь я! – почти кричит она, но ложится. Я вижу краем глаза: Ползёт и лесину тянет. Вот уже рядом.
- Еще проползи. Чтоб серединой ко мне. Вот так. Умница!. Еще потяни. На меня! Нет, не достаю. Вот так. Вот так!  Молодчина!
 Она смотрит не меня с ужасом. Я её успокаиваю.
- Вот хорошо!. Умница!. – хватаюсь за сухой шершавый ствол. – Ползи теперь ко мне. Вот так. Не вставай. Умничка! Теперь сними лямки с плеч. Вот так. Теперь вторую.  Умница. Ты у меня самая смелая женщина. Теперь тяни его на себя. Тяни, тяни. Вот так.
 Вытянула, подползла, подает руку. Я уже наполовину вылез из провала. Еще рывок! Еще! И вот я уже лежу животом на спасительной  лесине. Тихонько перебираюсь по ней. Валентина крепко держит меня за руку. Я чувствую, как она дрожит.
 Ну вот, слава богу, выбрался. растяпа. Не смотрю на её. Стыдно. Переворачиваюсь на спину, задираю ноги выше головы, выливаю воду из бродней. Кто бы посмотрел на нас со стороны, умер бы со смеху!. А мы оба сидим  почти в воде на слабом мху и дрожим от холода.. А может, от пережитого страха?. Шутка ли! А если б не она? А если бы был один! Всё! Крышка! Хана! Как говорят здесь ханты. И кто бы тут когда-нибудь нашёл?
Потом мы долго и как-то нервно оба хохочем
- Я ползу, - говорит она, каким-то не своим голосом. - Ползу, смотрю, а тебя уже почти не видно. Один рюкзак торчит. Подползла ближе, слава богу, а вода уже у подбородка. Еще бы минута…
-Ладно, солнышко, всё! Проехали! Живы!
Помогает мне надеть ремни. Идем теперь почти рядом. Молчим, каждый о своем.
Да, история!.. Рассказать кому – не поверят.

  Жарко топится железянка. На  палках и деревянных штырях вокруг печки сушатся наши доспехи.
Сидим на лежанке как два пещерных жителя – в чем мама родила. Огненные блики иногда освещают довольно ярко красивую Валюшину фигуру.  Она уже согрелась и не дрожит. И уже не стесняется, как было в самом начале.. Ведет себя свободно и раскованно. Мне это нравится.
Я,  как благодарный кот, глажу её руки, плечи, спину, живот, бедра, колени, ступни. Что там осталось еще не глаженое? Ей это, видимо, тоже нравится. Или принимает как должное.
Во всяком случае, мы оба довольны друг другом.
Оба празднуем второе рождение…

 Да-а, - задумчиво произносит Микола. – Действительно, не знаешь, где упасть. Ну, и что? Чем кончилось-то ваше путешествие?
- А тем, что она сделала из всего этого потрясающий вывод.
- Интересно, какой?
 - Вот теперь, говорит, я поняла, почему эта ягода такая дорогая на рынке.
-  Здорово! А ваши отношения теперь как?
- Да как тебе сказать, вот жду её с минуты на минуту… А вот и она.
 В дверь действительно кто-то осторожно постучал…
                1994.