Не скажу, что жизнь удалась на все сто. С одной стороны – жена-красавица, своя квартира в центре, хорошая машина имели место быть, а с другой… на работе я застрял между исполнителями и владельцами, наследниками не обзавелся, и все указывало на то, что в ближайшие пару тысяч лет ждать «перемен в своей дороге» не приходится.
В последнее время я пристрастился выходить на работу заранее, а возвращаться домой чуть позже, меньше спал, меньше проводил времени с женой и коллегами. Искусственный свет витрин, густые тени переулков и сумрак предутреннего парка вполне заменили мне радость общения. С каждой неделей я открывал все больше и больше мест в нашем туманном городе, где можно было вкусно поесть, выпить или просто посидеть в одиночестве, не становясь при этом завсегдатаем.
Раньше мне нравилось готовить стейки дома – истекающие мясным соком куски всегда вызывали блеск в глазах жены, теперь же это хищный эгоистичный блеск был мне противен. Не то чтобы я стал мягким, скорее, более гибким, и был готов к новому. Не скажу, что я стал равнодушнее, просто я устал от жестокости, подобно тому, как хирург устает от вида острого железа. Эти мои предрассветные и закатные блуждания по городу, трепет сердца от первых солнечных лучей, пробивающихся сквозь утренний туман на старом городском кладбище… всё это говорило о том, что я попросту устал от красивой жены и бесконечной рутины. Мне бы расстаться с ней, но то ли привычка, то ли остатки прежней любви не давали мне сил уйти. А комфорт сделал меня слишком слабым, чтобы менять работу.
- Сегодня утром нам привезли замечательные козьи сердца. Говорят, животные паслись на самых высокогорных пастбищах в мире, куда не достает ни смог, ни городской ветер! – Симпатичная официантка поставила передо мной высокий бокал с сангрией - в последнее время я пристрастился к этой дешевой замене вина.
Отпив холодной кислятины, я указал на нее пальцем:
- Необычный рецепт… скорее, вермут?
Она восхищенно расширила глаза:
- О! Вы ценитель! Это наш фирменный напиток, как раз с травами высокогорных пастбищ.
Только сейчас я заметил на салфетнице готическую надпись «Сангрия». Равнодушно пожал плечами, но решил поддаться простой маркетинговой стратегии, состоящей из короткой юбки, белого передничка и блесток на бюсте. Ну, и еще несколько умных слов и непроверяемой экологии. Да и правильно – именно так надо воздействовать на жилистые кожаные кошельки, упрятанные в карманы строгих темно-синих пиджаках.
- Козье сердце так козье сердце!
К моему удивлению, сердце оказалось очень даже ничего: нашпигованный травами мясной мешочек, наполненный соком, был запечен на гриле, и, кроме приятной корочки, мне не попалось ни грамма жестких сосудов. Видимо, кто-то весьма аккуратно поработал острым ножом.
Все было вкусно, и я, слегка нарушив собой же установленный график, заказал еще литр фруктового вина. Если очень хочется, пятница может начаться и в понедельник.
Где-то за стеной звучала мягкая скрипичная музыка – Бах для альта и скрипки, если не ошибаюсь. Слегка закружилась голова, быть может, от музыки, или от еды и вина. Сладкая дрема придавила меня к удобному креслу, и вначале я даже не удивился, когда в мои тысячелетние ребра глухо стукнулось высохшее сердце.
Это было странное ощущение. Мне казалось, будто весь мир пронзили яркие глубокие цвета, как это бывает, когда переборщишь с цветностью при редактировании фотографий. Нет, не так! Есть еще специальная техника съёмки… забыл название… когда изображение становится более сочным, цвета приобретают неестественную глубину.
Подошла официантка, и я отметил, что кожа у неё на груди, припудренная блестками, приобрела серый бумажный оттенок, а макияж на миловидном личике производил впечатление старого пергамента. Она вежливо улыбнулось мне, как положено по давно выверенному этикету элитных ресторанов, – на половину резцов, и спросила, не желаю ли я чего-нибудь еще.
Я пробормотал что-то в том смысле, что неважно себя чувствую. Она изобразила вежливую обеспокоенность:
- Может, коктейля Савушкина? Он замечательно поднимает тонус! В нашем заведении только свежий. – Затем её бровь изогнулась в сомнении. – Хотя… перед сном его лучше не употреблять.
- Пожалуй, - с деланным равнодушием согласился я, хотя в тот момент сотни мыслей проносились в моей голове, от удивленных до панических. – Все равно я не собирался спать в ближайшие четыре часа.
Зачем я сообщил ей эти ненужные подробности?
- Принесите мне счет, пожалуйста. Я лучше пойду домой.
Она согласно кивнула, и с видимым облегчением отправилась за счетом.
По пути домой, пока я напряженно прислушивался к своим ощущениям, ничего не произошло. Даже когда я взбежал по лестнице на свой этаж, не воспользовавшись лифтом, давно не нужная мышца не дрогнула.
Дома меня ждал потушенный свет и спящая жена. Сердце больше не стучало, в темноте исчезли цветовые аберрации, и это успокоило меня. Я откинул шелковое покрывало и вытянулся рядом с женой, стараясь не прикасаться к её телу. Некоторое время изучал имитацию потолочных балок на потоке, но вскоре заснул.
Проснулся я от странного неприятного ощущения, тупая боль выдернула меня из сна. Хищные, блестящие глаза жены напротив моих расширившихся от боли глаз, – то ещё утро!
Я рефлекторно уперся своими руками в ее грудь, и, видимо, это спасло меня от укуса в лицо.
- Ты что, свихнулась?! – закричал я.
Но в ответ раздался только странный горловой клекот, от которого мурашки забегали по моей спине.
Она полоснула по моим рукам когтями, и я с ужасом увидел, как из разрубленной вены толчками заструилась тугая бурая лимфа. Ужас был, скорее, не от её неестественного цвета, а от того, что я снова почувствовал пульсацию сердца.
Отшвырнул жену, но она, оттолкнувшись от стены и от потолка, словно безумная кошка, снова бросилась на меня.
На полке в изголовье кровати на случай грабежей, в качестве элемента интерьера или закладки для книг, на специальной подставке с незапамятных времен покоился тонкий серебряный кинжал с резной грушевой рукоятью. По какому-то странному наитию я схватил его и выставил перед собой. Секунда – и грудь жены соприкоснулась с тупым острием. Еще секунда – и острие проткнуло её насквозь, а через две – тело жены полностью сгорело в нежарком пламени, оставив после себя только труху.
Звук будильника, который обычно возвещал о наступлении новой рабочей ночи, заставил меня подпрыгнуть чуть ли не потолка.
Я пошел в ванную комнату и уставился на себя в зеркало. В принципе, все выглядело не так уж и скверно. Лимфа вытекать перестала, на месте пореза образовался свежий рубец. Порезы на груди и шее, после того, как я стер губкой запекшуюся корку, вполне можно было спрятать под рубашкой. Единственное, что заставило меня задуматься на несколько секунд, было надкушенное ухо. Видимо, боль от того, что жена отхватила верхнюю часть ушного хряща, и заставила меня проснуться. Но ничего, я никогда не носил коротких стрижек.
Хорошо, что я привык неторопливо прогуливаться на работу пешком, а не вскакивать и бежать, как это делают мои коллеги. Времени хватило и на то, чтобы привести себя в порядок, и на то, чтобы найти ключи от машины, и на то, чтобы найти сам автомобиль, которым я в последнее время почти не пользовался, оставив его в безраздельное пользование жене.
По дороге я думал, чем может мне грозить смерть жены, а потом понял, что ничем! Проблем с перемещением тела не возникло – постельное белье я попросту отправил в стирку, а спальню наскоро пропылесосил. На работу она не ходила последние пару десятков лет, родню презирала. И кажется, это было у них взаимное. Подруги у нее надолго не задерживались, как не задерживаются клиенты у модного ресторана.
С непривычки приехав на работу на полчаса раньше, я застал шефа, когда тот как раз парковал свое авто на специально выделенном для него месте. Он скользнул по мне равнодушным взглядом, явно не узнавая, буркнул ответное приветствие. Но затем вдруг остановился и всмотрелся в меня попристальнее. Мое ожившее сердце замерло. Я постарался быстрее проскочить мимо него в открытые двери офисного центра.
- Виктор! Вас ведь Виктор зовут? –остановил он меня вопросом.
Мог бы и запомнить за эти годы…
- Да, шеф! – сглотнув горький ком, отозвался я.
- Вы что, с ума сошли? Быстро ко мне в кабинет!
И, опередив меня, он зашагал через фойе к открытым дверям лифта.
Пройдя в кабинет, он указал мне на кресло, а сам начал закрывать жалюзи, отгораживая стеклянную стену своего кабинета от общего зала, заставленного столами.
Убедившись, что никого рядом нет, он открыл бар и наполнил коньячный бокал какой-то зеленой жидкостью. Подумал – и плеснул себе тоже чуть-чуть.
Подал бокал мне и немедленно отпил из своего.
- Ну, что же вы! Пейте, пейте немедленно!
Я пригубил. На вкус жидкость была горькой и отдавала свежескошенной травой. Я сделал глоток побольше. Сердце вдруг пронзила острая боль, оно затарахтело с удвоенной силой, а затем замерло.
Шеф удовлетворенно кивнул.
- Виктор, ну нельзя же так! Хорошо, что я увидел вас первым…
Он поставил бокал на низкий столик. Снова осмотрел меня. Мой костюм, купленный в магазине, сильно проигрывал его коричневой тройке, сшитой под заказ.
- Ну, надо же! А я раньше и не замечал! Конечно, обращал внимание на ваши задержки по вечерам и поздние уходы домой, но не мог на вас подумать… Вы же не ходите в Клуб?
- В какой… клуб? – переспросил я.
- Клуб – он один такой. Клуб!
Шеф задумчиво отпил еще глоток из бокала, затем достал бумажник и протянул мне зеленую визитку.
– Я жду вас по этому адресу после работы.
- Я могу идти?
- Идите, Виктор. Лучше отправляйтесь домой. Вы женаты?
Я помедлил с ответом, не зная, что сказать.
- Уже нет.
Он понимающе усмехнулся.
- Лучше езжайте домой… или погуляйте где-нибудь. Постарайтесь не попадаться на глаза старым знакомым.
Я направился к двери, но тут он окликнул меня:
- Виктор!
Я оглянулся.
- Поздравляю, Виктор!
Клуб встретил меня мягким светом бронзовых бра и роскошным ковром благородной расцветки, явно ручной работы, на котором можно было лечь спать, а не то, чтобы топтать его ногами. Настоящий швейцар поклонился мне в пояс, а охранник цепко всмотрелся в мое лицо, небрежно отказавшись от протянутой мной зеленой визитки шефа.
- Вы в первый раз в нашем Клубе, - он произнёс это скорее в утвердительной форме, нежели спрашивая. - Подождите минуту, сейчас подойдет администратор.
Женщина, в строгом брючном костюме провела меня внутрь здания. К моему удивлению, большой зал квадратной формы как бы охватывал расположенный в самом центре зимний сад. Получалось, что большинство столиков располагалось возле внутренней стеклянной стены. Там, за ней, среди опадающей осенней листвы замерла бронзовая скульптура Самсона, разрывающего пасть льву, – огромная, освещенная лучами небольших прожекторов глыба.
Администратор проводила меня к столику у окна. Присев, я заметил, что небо над садом начало сереть; близился рассвет, и я почувствовал себя неуютно.
- Так-так! Вот и он, наш славный новичок!
Ко мне семенил шеф, протягивая руки, будто намеревался обнять меня. Его сопровождали двое молодых мужчин. Впрочем, пожав их руки, затянутые в тонкие перчатки, и посмотрев им в глаза, я понял, что внешний вид не соответствует прожитым годам. Они не представились и вообще не проронили ни слова. Мы расселись за столом.
Шеф косился на своих спутников, пока официанты споро сервировали стол уже на четверых и наполняли бокалы чистой водой. Не поинтересовавшись нашим заказом, они удалились.
- Виктор… - шеф прокашлялся. - Виктор! Я очень благодарен судьбе, что мне посчастливилось открыть вас – нашего нового перерожденного. Не может не радовать, что такое стало происходить все чаще за последние годы, но, к сожалению, количество Перерожденных по отношению к остальной части человечества все еще очень мало!
Вы уже поняли, что нам надо держаться вместе, иначе мы просто погибнем, растворимся в этой серой массе. Нам надо держаться вместе еще и потому, что вместе – мы сила!..
Я не выдержал и спросил:
- Простите, а «мы» - это кто?
Он изумленно посмотрел на меня:
- Как кто? Мы – живые люди! Не вампиры!
И только тут осознание ударило мне в голову. Последние несколько часов оно пряталось в закоулках души и мозговых извилин. Я протянул руку, взял бокал и сделал несколько больших глотков воды. Боюсь, что хлюпанье и звуки, которые я при этом издавал, были далеки от норм приличия.
- Простите… - я поставил бокал на место. Затем, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, спросил:
- И… сколько нас?
Шеф оглянулся на молчаливых спутников, и один из них легко качнул головой.
- Дело не в том, сколько нас, а в том, что мы из себя представляем! Вы не задумывались о том, кто такие изобретатели? Гении, которые приносят открытия в мир, - кто они? Думаете, что жаждущая крови, вечная алчная серость могла бы хоть на минуту сосредоточиться на чем-нибудь другом, кроме как набить брюхо и пощекотать себе нервы дрожкой?.. Они были и есть – тупой планктон, который уравновешивает дневную экосистему.
Все открытия, почти все искусство… я не имею в виду менеджеров от науки или тупых подражателей с планшетами в руках… все современное искусство и научные прорывы сделаны людьми!
- Но я не ученый и не художник!
- Не беда! Нас настолько мало, что нужна помощь попросту знающих и заинтересованных людей. Вы хороший администратор, а у нас целые страны, целые континенты требуют организационной поддержки!
Шеф начал рисовать на скатерти очертания материков.
- Хотите поехать в Австралию? Сейчас ситуация там наиболее сложная: местные аборигены начали массово перерождаться в живых, выходят в города, где их попросту сжирают… И плохо даже не то, что поползли слухи о Свежей Крови, а то, что пропадает ценный человеческий ресурс.
Где-то за стенами Клуба солнце поднялось над горизонтом, и полумрак с подсвеченной скульптурой уступил серым предрассветным сумеркам. Умом я понимал, что теперь они не страшны мне… но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Кроме того, я представил себе бесконечные равнины Австралии, пустынные пространства, где невозможно укрыться от палящего солнца. И аборигенов, живущих в грязных, вонючих пещерах.
- Прошу прощения… - Я постарался формулировать свои слова как можно более осторожно. - Но это все свалилось на меня так внезапно… Жизнь, жена, эта информация…
Несмотря на страх и колотящееся сердце, я встал.
Мои собеседники встали тоже. Шеф разочарованно протянул:
- Мы понимаем… Конечно. У вас есть время подумать, можете не спешить. Только будьте, пожалуйста, аккуратней!
Он достал из кармана маленькую стеклянную флягу с зеленой бурдой и протянул мне.
- Этого вам хватит на пару дней, только не забывайте принимать каждые два часа. Потом снова приходите ко мне на работу, а лучше сюда, в Клуб.
Я поблагодарил, снова пожал руки в кожаных перчатках и вышел на улицу.
В сером рассвете гасли фонари, солнце неумолимо всходило, и в его свете все явственнее проступали серые, не подсвеченные цветными прожекторами здания. Там и тут громоздились кучи мусора. И я понял, что теперь это все для меня станет привычным - дикость и неустроенность дневной жизни, бесконечные пустоши и равнины без единого укрытия. Что теперь по какой-то прихоти природы я стану изгоем для этого мира, оказавшись в числе пьющих чистую воду, занятых своими потусторонними мыслями, но таких же изгоев, как и я!
Мне и прежде доводилось чувствовать одиночество утренних сумерек, но оно было ничтожно по сравнению с тем, что я испытал сейчас.
Сердце мое судорожно сжалось, в тот момент, когда я как раз проходил мимо «Сангрии». Я открыл для себя этот ресторан только вчера, а сейчас мне казалось, что прошли уже годы.
«Открыто до последнего посетителя» – значилось на табличке. Я быстро подошел к двери и провернул ручку.
Давешняя официантка не узнала меня. Натянуто улыбаясь, она подошла к моему столику и предупредила, что кухня уже закрыта, работает только бар.
- Мне вашей фирменной сангрии, пустую тарелку и приборы.
Слишком уставшая, чтобы возражать, она молча принесла заказанное и ушла, оставив меня одного в опустевшем ресторане.
Я снял пиджак, небрежно бросив его на соседний диван, расстегнул рубашку, отрастил когти на руках и впился ими в собственную грудь. Отломав левой рукой пару ребер, правой я вырвал сердце. Кровь – уже настоящая кровь! – полилась из раны, забрызгала белую скатерть. Я бросил собственное трепыхающееся сердце в тарелку, слегка поперчил его и начал есть, запивая терпким вином.