Николай КРАСИЛЬНИКОВ
«ПОЭТЫ – ВСЕ ЕДИНОЙ КРОВИ»
Бытует мнение: людей, умеющих радоваться чужим успехам, гораздо больше, чем ворчливых завистников. Особенно среди поэтов. Анатолий Передреев, человек, наделённый замечательным талантом стихотворца, обладал этим редкостным даром – находить необыкновенные достоинства строки, образа, а то и целого стихотворения близкого ему по духу, а порой даже незнакомого собрата по перу. Этому способствовала замечательная память на чужие стихи, особенно на классику, да и на современные тоже. Когда поэт был «в ударе», он мог часами читать наизусть Тютчева, Блока, Владимира Соколова, Николая Рубцова и горячо любимого им Сергея Есенина. Читал он, как правило, не те стихи, которые у всех были на памяти, а те, что оставались как бы в стороне от читательского внимания. Мне особенно запомнилось в неповторимом передреевском исполнении не очень известное стихотворение Сергея Есенина «1 мая»:
Есть музыка, стихи и танцы,
Есть ложь и лесть…
Пускай меня бранят за «Стансы» –
В них правда есть.
Я видел праздник, праздник мая –
И поражен.
Готов был сгибнуть, обнимая
Всех дев и жен.
Куда пойдёшь, кому расскажешь
На чьё-то «хны»,
Что в солнечной купались пряже
Балаханы?
Что-то роднило двух этих русских поэтов. Непростые характеры… Неуловимая похожесть… Оба статные, светло-русые, иногда не в меру буйные. Очень разные по миро-восприятию, но близкие по искренности и чистоте языка, душевной боли о России.
Родился Анатолий Передреев, как и Есенин, в семье крестьянской и стал поэтом не только деревни, но и города. Для творчества Передреева, начиная с первого его сборника «Судьба», вышедшего в 1964 году, характерна простота и эмоциональная ёмкость стиля, слияние чувства поэтической традиции с острым ощущением современности.
Критика не баловала поэта вниманием, но, следует признать, отдавала должное его незаурядному таланту. Нередко Анатолия Передреева ставили в один ряд с такими поэтами, как Н.Рубцов, В.Цыбин, Д.Ковалев, В.Гордейчев, стремившихся отстоять чистоту русского языка от чуждых ему влияний.
В середине семидесятых годов Передреев жил в Дурмени – в доме творчества писателей в пригороде Ташкента. Само место обитания выражало некоторые существенные особенности мироощущения поэта. Рождённый в деревне и выпестованный ею, Передреев волею упрямых жизненных обстоятельств стал горожанином, хотя память о своих истоках томила и терзала душу. «Воспоминание о селе» – одно из лучших стихотворений поэта – проникнуто ностальгическими настроениями.
Село казалось для него навсегда утерянным, но и «адище города» душа не принимала. Отсюда – тяготение к окраине, околице, являющихся, как заметил в своё время критик Ал. Михайлов, «некий диалектический узел современного бытия».
Околица родная, что случилось?
Окраина, куда нас занесло?
И города из нас не получилось,
И навсегда утрачено село.
Узел противоречий, по мнению Передреева, в переходности, таящей в себе драматизм столкновения старого и нового – в быту, психологии, сознании современного человека. Как не вспомнить, что то же настроение воплотил Есенин, заявив со всей присущей ему категоричностью: «Нет любви ни к деревне, ни к городу».
Роднила поэтов щедрость души, готовой принять в себя все радости и горести мира, души, чуждой национальной ограниченности и разобщенности. Передреев, как мне кажется, был солидарен с каждым словом знаменитого есенинского утверждения:
Поэты – все единой крови.
И сам я тоже азиат
В поступках, в помыслах
И слове.
Именно в эту пору Передреев переводил стихи узбекских поэтов – однокашника по Литинституту Мухаммада Али, Нормурада Нарзуллаева – тонкого поэта-песенника, Хуснутдина Шарипова, создавшего повесть в стихах. Работал Передреев вдохновенно, вкладывая в этот нелёгкий труд всю душу, как, впрочем, и во всё, за что брался, – «без халтуры, по велению сердца».
В садах буйствовал неповторимый среднеазиатский май. Черешня наливалась рубиновым соком, и торговки выносили на базар в плетёнках первую клубнику. В одну из суббот я приехал навестить поэта. Мы сидели в летней беседке, увитой виноградными лозами и, потягивая «Баян-Ширей», кисловатое вино местного розлива, говорили, конечно же, о поэзии. Я рассказывал Анатолию о том, как в далёком двадцать первом году Сергей Есенин, по приглашению своего друга, поэта Александра Ширяевца, приехал в Ташкент. Знаменитый русский поэт ходил по старинным улочкам города, любовался голубыми изразцами минаретов, сиживал и в чайхане за пиалой кок-чая, скрестив по-восточному ноги. Как всё это было важно! Ведь многие впечатления, почёрпнутые из азиатской жизни, позже, преобразившись, вошли в бессмертные «Персидские мотивы».
Передреев внимательно слушал – многое из рассказанного мною было ему внове. Потом, ненадолго задумавшись, сказал:
– Недавно я прочитал в журнале стихотворение Глеба Горбовского о Сергее Есенине. Кажется, никто не написал так пронзительно, до царапин в сердце, о великом русском лирике…
Передреев на память прочитал стихотворение, чётко выделяя каждое слово, строку:
Могу представить Блока согбенным старичком.
Жена белеет сбоку, и тросточка торчком.
Взрывной и непослушный, в зигзагах бороды,
Вбегает в старость Пушкин! И сразу с ней – на «ты.
Бесстрашен и безбожен, весь – затаённый крик! –
Но всё ж представить можно, что Лермонтов старик…
И лишь один… С гитарой, с оравой прихлебал
Не умещался в старость, как я ни представлял.
То чубом, то глазами, то песней завитой,
То всей резной Рязанью не лез в парик седой.
Вот он стоит сквозь возраст, и стать его – пряма!
Под русскою березой, как молодость сама.
Стоит, как крест над храмом, как музыка земли…
И на душе – ни шрамов, ни пятен… от петли.
Передреев вдруг печально умолк, плечи его высокой фигуры сникли. Опускались весенние сумерки, от близко журчащего арыка веяло прохладой. Недалеко, за дурменским полем, кто-то стучал в рельс. И одинокая звёздочка искрилась над садами.
Стихотворение, как я потом узнал, называлось «Есенин.80 лет».
…Сам Анатолий Передреев, к глубокой скорби многих знавших и любивших его людей, умер неожиданно, едва перешагнув пятый десяток. В посмертно изданной книге «Лебедь у дороги» в коротком предисловии Василий Белов со свойственной ему проницательностью писал о двух близких его сердцу поэтах: «…Талант поэтический не совпадает с искусством безбедно жить. Николаю Рубцову и Анатолию Передрееву надо было не просто жить, надо было суметь выжить. Они были рыцарями настоящей поэзии, и соседство с рыцарями инвалютных касс их не устраивало. Такое соседство и постоянное безденежье для обоих было глубоко оскорбительным, но они оставались верны настоящей поэзии. И оба погибли…
Успели ли они исполнить предназначение? Я думаю, что успели, хотя, книги, при жизни, изданные у обоих, вмещались в одном пиджачном кармане».
Запомнился мне поэт тогда молодым, статным, красивым… И как бы я его потом себе ни представлял, он тоже никак «не умещался в старость».