Цыганочка

Георгий Баль
      
         Было это в одна тысяча девятьсот високосном году. Ой, ой, только не надо мне рассказывать, что я такой старый, что помню прошлый век. Просто в том високосном ко мне со всех сторон липло слово молодой: молодой специалист, молодой супруг и даже в автобусе почтенные матроны обращались ко мне подчеркнуто вежливо: «Молодой человек, передайте на билет». Молодость хлестала из всех моих пор, хотелось бежать, летать, а мир катился в пропасть.
Свободный диплом вольному человеку – лети. И летали мы с супругой, метались, как воробьи, по городу в поисках работы, квартиры. Крутились, вертелись, временно проживая или гостя, то у её, то у моих родителей и если жили у одних, то на обед ходили к другим, снедь что у одних, что у других была щедро приправлена поучениями, нравоучениями и сетованиями по поводу нашей неприспособленности и никчемности наших дипломов о высшем образовании. Вместо «спасибо» мы перехватывали у ошарашенных нашей наглостью родственников червонец, другой под будущую зарплату и исчезали до следующего обеда.

        Мир катился в пропасть! Любовную лодку колошматило о камни быта. Последними камнями оказались тещины блины. Хлебосольная Ираида Кузьминична, в просторечье между мной и тестем – Змеинишна настряпала стопу чуть пониже пика Коммунизма, как на поминки по уходящей эпохе. К блинам всё что положено; топленое масло, домашняя сметана, клубничное варенье. С укором поглядывая на меня, она подкладывала один масляный блин за другим дражайшей доченьке: «Ешь, милая, ешь, доченька: посмотри на себя в зеркало, один нос да глаза остались. Вот возьми медку. У свекрови-то, чай, жизнь не сахар».
 
    Вот только не надо мою маму трогать. Хотя что теща, что свекровка – одним миром мазаны и хрен редьки не слаще.  Когда теща говорит, что по гороскопу я стервец, я с ней особенно не спорю, а тихо про себя стервенею, но всякому терпению приходит конец. А тут еще тесть подмигивает, дескать, а я с этой дурой серебряную свадьбу отметил, хрен она нам под соленый огурчик, маринованные грибы рюмку нальет. Слово за слово – кулаком по столу, блины по полу, сметана на жену, а масло на тещу. А вы пробовали масло на огонь – шкварчит, дымит, плюется.
        – Ах мое платье, мое платье! На мою фигуру больше не шьют.

        Да на ее фигуру никогда и не шили. Какая у веретена фигура?! Снизу тонко, сверху тонко – посередине ФИГУРА. Мечется по кухне юла, подвывая рассказывает мою биографию с ясельного возраста и до пенсионной книжки, а у меня еще и трудовой нет.

       Жена носом хлюпает, сметану стряхивает, но туда же – то ли блины с медом жалко, то ли маму. Один тёщин любимчик кот Чубайсик доволен – рыжую морду в масле со сметаной вымазал, блин под батарею утащил и сидит гостей намывает. Будет он тебе блин есть, а утащил из вредности – харя-то того и смотри от заморского «Вискаса» треснет.

     Проводил меня тесть до дверей, буркнул что-то про муку, которая перемелется и как не было у меня гордого звания «молодой супруг». Когда ни позвоню – Змеинишна шипит: Светы нет и не будет, не звони.
      Не звоню.
      Через родственницу (седьмая вода на киселе), через ее старинного знакомого (бывшего мужа бывшей лучшей подруги далекого детства) устроили меня родители на работу.
      Начальник помесь филина со старым вороном. Угу-Угу. Доволен? Не доволен? Никак не поймешь. Что делаю? Другой раз сам не пойму. Чем отдел занимается – военная тайна, за разглашение – высшая мера с последующим увольнением без выходного пособия. Учусь работать не прикладая рук.
      Мир докатился до конца високосного года. Не рухнул, не утонул, не взорвался. Конец года – время оглянуться, подтянуться и строить планы на будущее. Оглянулся, подтянулся, планов нет даже, как это будущее в Новогоднюю ночь встретить. Хорошо родной коллектив проявил заботу с подающим надежды все еще молодом специалисте, выделили билет на карнавал при ДК. «Ах этот бал! Удивительный бал».
     Все как в кино. Елка стоит. Фонарики горят. Столики накрыты. Музыка играет. Кратенькая речь директора. Закрутились вокруг елочки в поисках то деда Мороза, то Снегурочки массовик с затейницей. За столиком очень приличная компания; супружеская пара и два молодых баламута, один из которых – я. Познакомились. Хорошо сидим. Наблюдаем сквозь маски за танцующими, тихо завидуем нашедшим в этой суматохе свою половину. Проявили было самодеятельность, чуть не заработали аплодисменты от ревнивых стражей своих подруг. Вернулись к воркующим супругам. Хорошо сидим.
     Куранты пробили полночь. Принцесс много, но в обозримом пространстве не видно ни одной оброненной туфельки.
     Хорошо сидим, но сидеть надоело и я уже совсем было собрался уходить, помогать дома родителям досматривать «Голубой огонек» и снимать с селедки шубу. Но только встал, заиграли «Цыганочку», ноги сами понесли меня по залу. Эх, как положено, с выходом! Из-за печки! Не по-цыгански, по-русски. Пиджак в сторону. То каблуком, то ладонями дробь об пол. Один – молодой орел. Нет, не один. Крутанула десятком юбок, обожгла черными горячими глазами из-под маски – цыганочка. Эх! Соколом вокруг нее. Руки крыльями, пальцы веером. На колено перед ней.
     Смолкла, оборвалась музыка. Цыганочка смеется, зал аплодирует. Нам приз несут. Из самых настоящих «закромов нашей Родины» В магазине сто лет не видел. Коньяк! «Армянский»! Правда, иркутского разлива, но это лучше, чем польский «Наполеон», до сих пор не пойму, что нашла гордая красавица пани Марыся в этом пузатеньком недомерке.
     Пригласил цыганочку к себе за стол, прихватив за каким-то столиком пустующий стул. Хорошо сидим, а цыганочка в роль вошла. Рукой волосы ерошит, жарко шепчет на ушко:
    – Чернобровый, угости девушку шампанским! Всю правду расскажу. Что было, что есть, что будет! Дай ручку, по ней погадаю. Молодой, красивый, а с головой не дружишь, с сердцем в разладе, потерял – не ищешь, уронил – не поднимешь! Гордый – голову наклонить боишься.
    – Позолоти ручку. Положи, что не жалко. Поворожу, поколдую. Счастье верну, удачу приманю. Все твоим будет.
     Налила в фужер минералки, пошептала, перекрестила, три хрусталика соли из солонки бросила, запенилась минералка, пузырьки словно новогодние хлопушки лопаются, на весь зал слышно.
    – Пей.
     Закрыл глаза, одним глотком выпил.
     Открыл глаза – нет цыганочки. Нет, вон она в другом конце зала, часы мне показывает. Вот чертовка, заболтала, подолом мотнула – прощайте, часики.
А хороша бестия. Мелькает по залу, то там, то сям. У кого-то галстук сняла, у другого зажигалку увела, у девицы-хохлушки монисто при всем честном народе выманила. Да все под елку, в мешок к деду Морозу.
    Массовик чертом вырядился, бабу Ягу-затейницу щекочет. Хохотом заливаются, что-то еще, чует мое сердце, затевается. А они мешок на середину вытащили и давай над людьми изгаляться. Фанты разыгрывать. И ладно бы, петухом заорать – Новый год приветствуя, а то такое выдумают, что без маски и не сделаешь. Вот и мои часы достали:
    – Что этому фанту сделать прикажите?
    – Следующий фант поцеловать.
    А ведьма уже в руке монисто крутит.
    Я то за часами сам подошел, а хохлушку подружки с хохотом под белы рученьки ведут. Забрали у нечистой силы монисто с часами и не отдают, шампанское пробуют, кричат «Горько, горько», шуточки соленные отпускают.
     Обнял хохлушку, а из-под маски глаза родные, слезинка по щеке катится. Целую ее, шепчу слова всякие глупые, а она молчит, только вцепилась в меня словно утопающий в круг спасательный. Товарки на меня набросились, за что подругу их милую до слез довел. А Светка сквозь всхлипывания про мужа, про супруга законного лепечет, у меня тоже не все с головой в порядке (видно минералка по темечку тюкнула), я им такую ахинею нес, у них пальцы заболели у виска крутить, но своего добился, оставили они нас в покое.
    Проскользнули мы крадучись на второй этаж. В темноте, в пустом коридоре, на подоконнике целовались до одури, как когда-то студентами в институте. До утра целовались. Расспрашивали. Рассказывали. Светки и в самом деле дома не было, допекла ее маменька. Светка на этом же заводе работает, только мы на работу разными проходными ходили, из дома сбежала в общежитие (родная тетка комендант – целую комнату ей выделила). А мы, дураки, в коридоре?!
    Искали мы ту цыганочку, отблагодарить хотели, да никто ее не знает. Пришлая, говорят. А все что ворожила – сбылось. Со Светланой душа в душу живем, на работу одной проходной ходим. И начальник не сыч-филин, а милый человек, сначала меня изучал, потом учил, мы его на пенсию проводили, он меня на свое место рекомендовал, а без нашего отдела Головного конструкторского бюро даже винтик не выточишь. И делает завод не танки. Наши (именно с большой буквы), Наши локомотивы по всей России славятся, от Тихого до Балтики в стуке их колес наш труд. Новый год с женой по традиции в клубе отмечаем, только в фанты не играем, а в этот раз и «Цыганочку» танцевать не будем, моя Светлана третьего ждет.
    А теща? Теща Новый год со свекровью встречает. Ну, куда, скажите мне, бабки от внучат денутся!