Путь к крещению Руси

Юрий Чайкин
На современном этапе идеологическая борьба, как бы мы не открещивались от этих слов, не прекращается, а принимает различные формы.  В связи с распространением образования и повышением среднего уровня развития идеологическая борьба развернулась не при обсуждении демократии как нового порядка на земле, а за историческое наследие. Демократия как способ установления нового порядка особенно в либеральном толковании настолько себя скомпрометировала, что о ней стыдливо умалчивают сами либералы-западники. Тем более что защищать всегда труднее, нежели компрометировать. Компрометация в нашу  эпоху есть основной  способ идеологической борьбы. Идеологическая же борьба сама по себе есть  первый этап за жизненные ресурсы. Поход на Восток не закончился, он лишь приобрел новые формы.
Итак, наша история стала столь важна, что за нее ведется бескомпромиссная борьба. Главное в ней овладеть умами миллионов. Сражение проигрывается вначале в голове людей, а уже затем на полях сражений. В принципе СССР ни в чем не уступал странам Запада, но он проиграл идеологическую борьбу. Прежде всего, идеологию коммунистическую. Однако ментальность народа, основанная на православии, позволила стране удержаться на краю гибели.   
Теперь идеологическая борьба ведется в трех направлениях: исследуются исторические события, анализируется настоящее и предугадывается будущее. Безусловно, интерес к истории  - явление положительное. Теперь уже нельзя просто сказать, что Россия не имеет своей истории, нельзя грубо подтасовать факты, нельзя сыграть на незнании истории. Борьба стала сложнее и изощреннее. На первое место вышли тенденциозное освещение, преуменьшение роли России в исторических событиях, попытки фальсификации, основанные на якобы научном взгляде. Конечно, речь не идет о научных поисках, об авторском взгляде на исторические события. Без этого не будет развиваться история как наука. Но при этом основные приоритеты не могут подвергаться ревизии. Какие? Те, ревизия которых представляют угрозу государству.  Поэтому учитель должен понимать, что его деятельность имеет основополагающее значение для формирования взглядов учащихся. Именно он дает учащимся те знания, которые станут опорой в их жизни.
С чего начинается спор на исторические темы? С темных пятен в истории. А это возникновение Руси, появление первых  христианских общин и крещение Руси.
Одним из самых спорных вопросов русской истории – это вопрос о возникновении русской государственности и выяснение имени основателя древнерусского государства. Андрей Подволоцкий в журнале «Загадки истории» (№19. 2013 год) в своей статье «Кем был Рюрик?» рассматривает несколько аспектов данной проблемы. Вначале он анализирует родовой знак Рюрика. «Многие исследователи совершенно уверены в том, что наш славный предок был отнюдь не швед, а славянин-ободрит-варяг, да еще княжеского рода. Имя его значит «сокол», вот почему древний знак Рюриковичей трезубец (стилизованный пикирующий сокол)».  Действительно, в последнее время появились желающие несколько подкрасить, преобразить историю согласно своим воззрениям. Однако зачем? Наша история и так удивительна и величественна без всяких прикрас. Поэтому вряд ли стоит так стараться. А.Подволоцкий убедительно доказал, что родовым знаком Рюриковичей был двузубец. «Именно такой двузубец мы можем видеть на печати великого князя киевского Святослава Игоревича».  Превращение двузубца в трезубец происходит, по его мнению, при Владимире Святославовиче. «Вероятней всего, литой или кованый двузубец насаживали на древко, вершина которого служила срединным зубцом, и этот видоизмененный родовой знак и принял Владимир Красное Солнышко».  Во времена Святополка вновь происходит возврат к двузубцу. Этот возврат был преднамеренным, так как Святополк, будучи племянником, а не сыном, противопоставлял себя  Владимиру. Ярослав Мудрый  на своих монетах приказал опять изображать трезубец. «С тех времен трезубец неизменно появлялся на монетах и печатях как великих князей киевских, так и прочих удельных князей, а также использовался как великокняжеское клеймо».  Конечно, уподобление трезубцу стилизованному изображению пикирующего сокола версия хоть и красивая, но сомнительная.
Интересует А.Подволоцкого и вопрос, кто же является основоположником русского государства. «Вероятно, на вопрос «Кем был Рюрик, основатель государства Российского?», следует задать контр-вопрос: «А кто вам сказал, что Рюрик был основателем ГОСУДАРСТВА?»   Автор с помощью летописей доказывает значение князя Олега для становления государства. Причем доказывает это достаточно убедительно.  Приходит к выводу далеко не однозначному: «Следовательно, именно Олег, а не удельный князь Рюрик и есть основатель Руси».  Что касается этнической принадлежности Олега, то тут А.Подволоцкий опирается на Иоакимовскую летопись, в которой Олег именуется «урманским» (норвежским) князем. «Хоть в этом наши исследователи правы – основатель государства Российского точно не швед! (Кстати, версию, что варяги были свеи (шведы), пустил в научный оборот Иван Грозный, который писал с укоризной шведскому королю, что, мол, ваши предки варяги нашим предкам служили, посему и вы покоритесь.)» 
Как одно  из доказательств норманнского происхождения Олега и его дружины А.Подволоцкий приводит договор великого князя киевского Олега с византийцами. «Мы от рода русского – Карлы, Ингелд, Фарлоф, веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Рюар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид – посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его…»  Читая эти имена трудно не согласиться с автором: «В сих именах пятнадцати послов «от рода русского»  с трудом находишь что-то славянское. Видно, сильно уж они «западнославянские».
С чем хочется согласиться с автором? С критическим отношением найти славянские корни  там, где их нет и в принципе быть не может. А вот второй вывод автора достаточно спорен. А.Подволоцкий считает, что Олег не только основатель государства, но и основатель династии. Он приводит интересные доказательства. Во-первых, Олег единолично правил и заключал договоры с Византией, а Игорь терпеливо ждал. Во-вторых, если посмотреть на генеалогическую таблицу, то вырисовывается интересная деталь. Имя Рюрик среди княжеского рода было очень редким. Оно впервые появилось в восьмом колене (Рюриком был назван правнук Ярослава Мудрого Рюрик Ростиславович Перемышльский), а повторилось в десятом (Рюрик Ростиславович из рода смоленских князей).  «А вот имя «Олег»  будет встречаться много раз. Черниговская княжеская ветвь будет даже прозвана «Ольговичи». Неужели тоже в честь узурпатора. Однако если предположить, что Игорь был сыном Олега Вещего, то все становится на свои места…»  Как бы то ни было, но этого не достаточно для подтверждения авторской версии, хотя фигура Ольги боле эпическая и драматическая, нежели фигура Рюрик. В чем автор абсолютно прав.
Однако, несмотря на кажущуюся правоту автора, спор идет в принципе не по существу. То, о чем говорит А.Подволоцкий не ново, а политизация прошлого вопроса о начале Руси не решит.  О.Н.Трубачев в своей работе «К истокам Руси»  указал на проблемы Тмутараканского княжества, которые можно рассматривать только в комплексе Азово-Черноморской Руси.  «В самом деле – ничего не стоит спутать туманную Русь Азово-Черномрскую с несравненно  более известной  Днепровской, Киевской Русью, и нет смысла пенять за это историкам, оценивая трудность вопроса и двусмысленность источников. Памятуя об этой двусмысленности источников, да и самого русского вопроса на раннем этапе, не следует удивляться тому, что и проблема Азово-Черноморской Руси обретала порой варяжский, норманнский акцент, и мы сталкиваемся  с этим не один раз. Хотя и тут комплекс сведений об Азово-Черноморской Руси явно мешал гладкости и цельности картины ранней истории Древней Руси в целом, и отчаянные попытки  избавиться от этого комплекса способны были бы вызвать даже наше человеческое сочувствие, если бы дело было только в этом».  Исследователь на примере архаичной славянорусской  гидронимии на Дону, особенно в верхних двух третьих его течения, доказывает первичное его освоение задолго до Х века, затем отход предков славянорусов на запад, а потом своеобразная реконкиста. Слово «Русь», по его мнению, на север пришло гораздо позже, не знали такого названия славянских племен и балты. «Дело  в том, что его датировка имеет неуклонную тенденцию к удревнению именно на юге».   Более того, есть общая тенденция перенесения южных названий на север. Подобные переносы с севера на юг неизвестны, да они и противоречили магистральному развитию исторического развития. «Точно так же – с Юга на Север – была перенесена и расширительно употреблена Русь северопонтийская, таврическая, придонская, приазовская  на Русь славянскую, в том числе днепровскую, и так вплоть до «Руси» варяжской…»   Таким образом, цивилизованный юг оказал влияние на отсталую северную окраину, а не наоборот.
Одна из ошибок при рассмотрении начал русской государственности заключается в современном отношении к времени, которое рассматривается как линейно движущееся  к совершенству. С этой точки зрения исследователи предлагают вести исследовании славянских государств, в том числе и русского, с определенной точки, с определенного исторического события. Оно должно быть достаточно грандиозным, или  хотя бы необычным. Многие считают таким началом приход варягов на Русь.  Но дело в том, что Русь уже существовала. По сравнению с норманнами славянское государство по своему развитию было выше,  поэтому варяги и распространили имя Русь на себя. Если Новгород, Ладога по сравнению с другими городами были новыми, то каково же должно быть отношения между Русью и варягами? Однако проще об этом не говорить, чем пытаться  это объяснить.
Линейность времени характерна для новой эпохи. Оно имеет конкретное начало: сотворение мира, рождение Христа, проповеди Будды, создание ислама и т.д. Что имеет начало, имеет и конец. Соответственно конечный результат – Страшный Суд, создание Халифата и т.д. Таким образом, время наполняется идеологическим содержанием. События же, происходившие в древности, рассматриваются под определенным углом зрения: с точки зрения западников, славянофилов, христиан, мусульман.
С появлением новых фактов, касающихся истории русской, славянской и праславянской государственности, становится ясно, что линейность истории сменяется ее дискретностью, так как начало ее отодвигается на многие века и даже тысячелетия, а начальный ареол обитания и распространения определяется как Центральная Европа.
Что же касается мнения, что    русский народ есть соединение различных племен, то на это у историков уже есть ответ. «Внешнее правдоподобие того исторического обстоятельства, что древнерусские племена в своем более чем тысячелетнем распространении на север и северовосток и действительно приходили в соприкосновение с балтийскими и финскими народностями, еще не доказывает того, что наступало безоглядное смешение, а, значит, мол, и русский народ и русский язык – сплошная гетерогенная смесь. Нет, это может устроить только тех, кто не отличает правдоподобие от правды. Ведь на огромной лесистой и полноводной равнине древней Восточной Европы местные племена охотников, рыболовов и примитивных земледельцев были по жизненной необходимости расселены очень редко. Новые «насельники», Русь, и местные племена продолжали  жить «особе», сосуществовали; ни о каком безоглядном смешении не могло быть и речи. Праздными рассуждениями о таком смешении, об «ассимиляции аборигенов» я бы противопоставил профессиональные выводы наших антропологов о том, что в расовом, антропологическом отношении влияние аборигенов Восточной Европы на восточных древнерусских славян оказалось минимальным и что восточнославянские народы хорошо сохранили свои изначальные праславянские признаки».
Такая же путаница идет, когда решается вопрос о крещении Руси.  В журнале «Тайны и загадки» (№14. 2013. 1 июля) в разделе  «Из глубины веков»  напечатана статья Вячеслава Шпаковского «Аскольд – первокреститель Руси?».  В ней автор утверждает, что крещение Руси Владимиром было вторым.
Так ли это на самом деле? Автор сравнивает средневековые легенды о принятии крещения в Ирландии и Англии и находит в них нечто общее: во всех легендах фигурирует счастливое число три. «В Ирландию, например, тоже прибывают три брата викинга с мирными целями под предлогом торговли, и вече ирландцев решает оставить их у себя. В «Саксонской хронике»  (967 г.) рассказывается о посольстве бриттов к саксам с предложением владеть их страной».  В том, что приход варягов на Русь был, по мнению Шпаковского, никто не сомневается.  Весь вопрос в том, призвали ли Рюрика в Новгород или он сам захватил власть? Автор склоняется к мысли о насильственном захвате власти. «В пользу версии о насильственном захвате власти говорит тот факт, что приход Рюрика вместе с норвежской дружиной Олега (в сагах Одда), брата жены Рюрика – Ефанды, вызвал в 864 г. восстание новгородцев против варягов во главе с Вадимом Храбрым и волхвами.  Разгромив смутьянов, Рюрик казнил Вадима и его советников-волхвов, представлявших его иноземным завоевателем, а не законным  наследником. Уцелевшие же от расправы новгородцы, а также часть варяжской дружины, не участвовавшей в перевороте, бежали в Киев. Туда же ушли и «бояре Рюриковы» по имени Аскольд (Осколд) и Дир, сумевшие захватить там власть  около 866 г.»  Однако тот ответ, который дан в статье, вызывает ряд вопросов. Кто были те новгородцы, что ушли? Почему бояре Аскольд и Дир бежали в Киев? Почему волхвы-язычники выступили против язычника Рюрика? Несмотря на эти возникающие вопросы, автор, тем не менее, старается быть объективным, и, по возможности, дает представлении о других взглядах. Так он описывает концепцию Карамзина, по которой Аскольд и Дир – это приближенные Рюрика. Возможно, они ушли чем-то недовольные в Царьград (Константинополь) в поисках счастья, как и многие воины-варяги. По пути они увидели на высоком берегу Днепра маленький городок. Они спросили, чей он. Местные жители ответили, что его основатели, три брата давно уже скончались, а они платят дань хазарам. Аскольд и Дир мирно завладели городом и начали там править. «Таким образом, варяги, предки московского царя, основали не одну, а сразу две самодержавные области: Рюрик – на севере, а вот Аскольд и Дир на юге». 
Указывает автор и на другие взгляды, по которым Дир уже был в Киеве  в 866 году и княжил там.   Аскольд же просто нанялся к нему на службу. «И какое-то время Дир и Аскольд, образно говоря, правили вместе. Скорее всего, киевский князь Дир, имевший длительный опыт общения с варягами-наемниками, просто воспользовался помощью большого по тем временам отряда викингов в соперничестве Хазарии и Южной Руси за контроль над основными торговыми путями в Византию, усилившийся в конце 840-хгг., а сам Аскольд ничего против не имел».  И хотя автор не знает, как Аскольду удалось проникнуть в окружении киевскому князю Диру, но тем не менее он высказывает предположение, что Аскольд становится воеводой, который возглавляет войну Киева за возврат своих владений на Западной Двине. «А вот дальше, когда князь Дир умер (причем умер бездетным!), Аскольд не стал дожидаться решения вече, а захватил власть в Киеве силой, что случилось уже в 874 г., и принял крещение в Византии в 875».  Почему и как для автора это не важно. Зачем находить причинно-следственные отношения, когда проще привести аналогичный пример из истории других стран.  «То есть поступил точно так же, как в свое время поступил и будущий король Франции Генрих IV, сказавший: «Париж стоит мессы».   Это, конечно, хорошо, что автор знает о правлении французского короля   Генриха IV. И уж совсем славно, что он знаком с его словами. Одно не в тему: Генрих ехал к католикам, будучи гугенотом, а Аскольд стал христианином в противовес киевлянам-язычникам. Да останься он язычником, не было бы в дальнейшем причин призывать Олега. Но об этом несколько позже. А сейчас вернемся к тем взглядам, которые высказывает В.Шпаковский. «Вот так и началось у нас то, что называют Аскольдовым крещением Руси. И получилось так, что насаждать христианскую веру стал не свой законный правитель, а наемный воин-узурпатор. Поначалу местное население над этим только посмеивалось, и тогда Аскольд устроил погром святилищ, изгнал из Киева жрецов и стал насильственно крестить киевлян».  Автор всю трагическую ситуацию рассматривает в реалиях сегодняшнего дня. Язычники вообще терпимы к чужим богам, которых они включает в свой пантеон. Однако не до такой степени, чтобы дать надругаться над своими богами. И этого Аскольд не мог не знать. Введение христианства было смертельно опасно, и приступать к крещению Руси мог только искренно верующий человек. Автор же утверждает обратное: «да и сам Аскольд, конечно, никогда не был искренно верующим человеком (хотя знать наверняка это и нельзя!), но христианизация Руси была ему необходима для установления абсолютной власти по типу монархии».  Как много всего и все в одном абзаце. Но если нельзя знать наверняка, зачем это утверждать. Далее автор проводит параллели между крещением Аскольда и крещением Владимира и реалии Киевской Руси Х века переносит на более раннее время. Безусловно, сравнение исторических событий многое может дать исследователю. Но при одном условии, если оба события хорошо изучены. В противном случае мы можем только предполагать, но ход событий мог произойти совсем по другому сценарию. Для Вячеслава Шпаковского все ясно. Раз  Новгород крестили мечом и огнем, то и Аскольд должен был поступить так же с Киевом.  «Ну а во времена Аскольда в Киеве таких людей вряд ли было намного больше. Так что крещение было насильственным и, несомненно, сопровождалось угрозами отнять если уж не жизнь, то имущество. Ну а такое «крещение» симпатий новому князю, конечно, не прибавило! Тем не менее, это крещение, по крайней мере, в Киеве и его окрестностях, все же удалось и христианская вера начала понемногу распространяться». 
То, что Аскольд был христианином и пытался ввести на Руси христианство, далеко не тайна. В «Книге Велеса»  крестителем Руси назван Аскольд. «И вот Аскольд пришёл с варягами своими к нам. И этот Аскольд – враг наш. Он говорил нам, что идёт защищать нас и лжёт, ибо он такой же, как и греки – крещёный».  Ягайло Ганн называет Аскольда темным воином, так как он просвещён греками и творит требы чужим богам. «И крещена Русь сегодня».  О крещении Руси Аскольдом в 866-867 годах можно прочесть и в «Окружном послании» патриарха Фотия, который сообщал о крещении народа рось, хотя в основном в нём говорится об условиях договора между двумя странами. Эти сведения подтверждаются «Жизнеописаниями императора Михаила», который вместе с Фотием  «устанавливал дружбу и соглашение, уговорил принять крещение». Этот факт известен и византийскому историку XV века Георгию Кедрину, писавшему, что народ «скифский прислал в Царьград посольство, просил сподобить его святого крещения, которое и получил».
Рассказывая о дальнейшей судьбе Аскольда, В.Шпаковский обращается к Иоакимовской летописи, которая повествует о смерти Аскольда от руки Олега. «В любом случае Аскольд был первым, кто попытался крестить киевлян. Кстати Ключевский по поводу установления государства на Руси  писал, что «Русское государство основалось деятельностью Аскольда». Ну а второе Крещение Руси получается, предпринял уже князь Владимир в 988 г., за что его следовало бы назвать второкрестетилем, тогда как Аскольда в нашей истории было бы правильнее звать первокрестителем».   Попытка крещения не есть само крещение. Если следовать логике автора, то Владимир даже не второкреститель, а третьекреститель,  а может быть даже … и не креститель! Ведь до Владимира была Ольга, был и его брат-христианин. Тем не менее, только при Владимире христианство установилось на Руси и стало государственной религией.
Достаточно запутанным является и вопрос, откуда на Русь пришло христианства. Этому есть несколько причин. И главное заключается в том, что реалии сегодняшнего дня переносятся на далекое прошлое. В своей статье Дмитрий Калюжный «Кто крестил Русь?» ставит вопрос: «Славян обратили в христианство католические священники?» Вопрос именно в такой постановке мог появиться в реалиях только сегодняшнего дня, когда между православием и католичеством существует достаточно большое расхождение. Однако до Х века эти различия были не столь серьезны. Так в вердикте императора Константина римский первосвященник должен был сидеть по правую руку от императора, а вселенский патриарх по левую. В легенде о принятии князем Владимиром христианства основное различие между православием и католичеством заключалось в «опресноках». Для древнерусского человека существовала единая христианская церковь с двумя политическими центрами. Разница была в культуре, а главное – в отношении к другим народам. Политическая борьба определила основные приоритеты в мире средневековья.
В своей статье Дмитрий Калюжный сталкивает две точки зрения: «Греческие источники сообщают, что Русь крестили греки по византийскому обряду. Однако есть и сообщения, нас обращали в христианство латиняне. По декрету папы Урбана VIII католическая церковь в 1634 году даже признала князя Владимира своим святым».  Говоря об этих двух взглядах, автор заявляет, что о крещении от греков написано немало. Его же цель – ради полноты взглядов – рассмотреть подтверждение латинского извода нашей веры.
Д.Калюжный находит ряд интересных моментов. Во-первых, это касается датировок солнечных и лунных затмений в русских летописях. Она правильна лишь в том случае, если начинать год как в Риме с 1 марта, а не как в Византии с 1 сентября. Во-вторых, названия месяцев взяты из латинского языка: септембрий, октобрий, новембрий, децембрий, что означало седьмой, восьмой, девятый, десятый. «Одиннадцатым оказывается январь, двенадцатым – февраль, а март – первый месяц года».
Автор анализирует церковный календарь и отмечает, что культовые термины имеют не греческую природу, церковный словарь переполнен латинизмами. Дмитрий Калюжный отстаивает свой тезис достаточно интересным способом: он задает вопросы, в которых подспудно содержится ответ. «Почему русское слово «церковь» созвучно латинскому cyrica («круг верующих»), а не греческому «экклесия»? Почему русское слово «крест», как и польское «крыж» происходит от латинского crucifixus («распятие»), а не от греческого «ставрос».   Автор приводит ряд интересных совпадений с латинскими названиями. Таким образом Д.Калюжный показывает тот языковой уровень заимствований, который произошел в языке. Конечно, это доказывает только одно между русской церковь и римо-католической были тесные взаимоотношения. Но и только. Поэтому и сам автор не дает точного ответа. «Все это, конечно, не дает оснований для вывода, что Русь получила крещение от Ватикана. Могло быть так, а могло быть иначе. Но эти вопросы русский энциклопедист Николай Морозов (1854-1946) задал без малого сто лет назад, а на них нет ответов!»   
Вообще мифологема о крещении Руси силами западников-либералов пропагандируется в печати. Опираются они на западные источники, часто не подвергая их никакой критике. Так в житии св.Ромуальда епископ Остийский сообщает о миссионерстве Бруно-Бонифация, который пламенея жаждой мученичества, пришел в славянские земли и в частности ad regem Russorum. Тот предложил ему испытание чудом: пройти меж двух пылающих огромных костров. Бруно-Бонифаций прошел это испытание, поразив этим народ, который согласился креститься. Происходит крещение короля и народа. Неверующий брат короля убивает Бонифация. Народ его канонизирует, и «ныне русская церковь хвалится, что имеет его как блаженнейшего мужа».
Другой рассказ о крещении Руси находится у французского монаха Адемара, который рассказывает, что у императора Оттона II было два достопочтеннейших епископа, святой Адальберт, архиепископ города Праги, и святой Брун.   "Он смиренно отходит в провинцию Венгрию... Он обратил к вере провинцию Венгрию и другую, которая называется Russia... Когда он простерся до Печенегов и начал проповедывать им Христа, то пострадал от них, как пострадал и св. Адальберт. Тело его народ русский выкупил за дорогую цену. И построили в Руссии монастырь его имени. И начал он сиять великими чудесами. Спустя немного времени пришел в Руссию какой-то греческий епископ и обратил низший класс народа этой провинции, который был еще предан идолам, и заставил их принять обычай греческий "относительно рощения бороды и прочего."
Однако другие сведения можно увидеть у латинского хрониста Титмара, епископа Межиборского. Его епископство находилось вблизи русского государства, поэтому он хорошо знал, что происходит в русских княжествах. Хорошо он знал и самого Бруно как школьного товарища. Титмар знает и о миссионерстве  Бруно, но оно не касается русской земли. Миссионерство Бруно относится к тому моменту, когда он был епископом. Стал же он им по смерти императора Оттона II при Генрихе II, а в это время Владимир уже крестил Русь.
Сохранилось и письмо самого Бруно к императору Генриху II. В нем он сообщает, что проповедовал в Померании, в Венгрии, Пруссии и у Печенегов. Чтобы проповедовать у печенегов, он прибыл в Киев к князю Владимиру, который уже был христианином, и просил у него помощи. Князь Владимир принял его ласково, но не советовал рисковать своей головой. Ввиду настойчивого желания, сам проводил Бруно до границ своих владений в Половецкой степи. После некоторых попыток проповеди вернулся в Киев и гостил у князя Владимира целый месяц. По дороге домой был убит где-то в Пруссии.
Несмотря на то, что у Титмара не идет речь о крещении Руси Бруно, можно отметить наличие достаточно хороших отношений между православным князем и католическим проповедником. Это указывает не только на хорошие отношения с Римом, но и с королевствами Европы. 
Конечно, многие слова православного культа заимствованы из латинского и даже немецкого языков. С этим трудно не согласиться. Более того, многие слова были взяты из предшествующего религиозного опыта, языческого. «Даже  без специальных подсчетов, думаю позволителен вывод о ядерном, базовом и наиболее частотном употреблении терминов, взятых христианством у старого, дохристианского культа: святой, вера, бог, рай, дух, душа, грех, закон и некоторые другие. Отныне то, что векам и даже тысячелетиями служило старой вере (а например, слово бог оформилось как религиозное, вероятно, под иранским влиянием еще в скифскую эпоху, то есть по меньшей мере  за тысячу с лишним лет до крещения Руси), стало  служить новой вере в Христа, в искупление и загробное блаженство».  Однако никто не утверждает, что в основе православной религии славянское язычество. Отношение между старым и новым гораздо тоньше.
Что же касается знакомства с христианским учением, то оно произошло гораздо раньше, чем произошло крещение Руси. Дипломатические отношения между Киевом и Римом были заложены еще до княжения Владимира. В Иоакимовской летописи под 979 годом записано: «того же лета приидоша послы к Ярополку из Рима». В это время папой был Бенедикт VII. В той же Иоакимовской летописи сообщается после изложения Корсунской легенды, что ко князю Владимиру «придоша послы из Рима и мощи святых принесоша». Папой был уже Иоанн XV.
Должна была сложиться критическая масса, которая смогла победить языческий культ сначала в городах, а потом и на окраинах. Что же касается тех примеров, которые приводит автор, то они показывают значительность и древность западных культурных импульс, формировавших знакомство всех славян с христианством и навсегда наложивших свою печать на славянское христианство. «И все же ни их, ни им подобных влияний на Древнюю Русь со стороны западных славян не стоит преувеличивать. Знакомство с христианством дошло до Руси с Запада, но крещение пришло на Русь с Юга».