В камине трещали поленья. Жар огня разносился по всей комнате, и прохладная ночь уже не казалась такой неуютной. За окном смолкли кузнечики, дозволяя безмолвным звёздам сильнее мерцать в тишине. Суета, царившая днём, давно прошла, и сейчас кругом ощущался столь сладостный покой, укрывающий от всего своими невидимыми руками. Часы в старом шкафу размеренно тикали, а кот безо всякого стыда потягивался в одиноком кресле подле комода с зеркалом. На комоде лежали несколько писем, очевидно, от женщины, если судить по красивому почерку. Рядом с ними, ближе к краю, находился браслет из топаза. Его оставила она, видимо, с намёком остаться здесь до утра. Я был рад этому, поскольку рядом с ней ощущение одиночества и безысходности пропадало молниеносно и надолго.
Она сидела рядом, в соседнем кресле. Озаряемое огнём лицо придавало ей некую таинственность, даже величественность. Её волосы, спадавшие водопадом на плечи, в полумраке меняли тёмно-каштановый цвет на чёрный. Глаза, взгляд которых был направлен на камин, были очень красивы, их зелёный цвет пробуждал во мне что-то высокое, столь сильное и волнующее, что моё сердце начинало истерично биться в груди. Такое чувство я испытывал лишь однажды и очень давно. Как её звали? Кристина? Нет. Офелия? Нет. Виолета? Пласения, Евгения, Мэрэдит, София, Виктория…
Она сидела рядом, в соседнем кресле. Озаряемое огнём лицо предавало ей некую таинственность, даже величественность. Неумолимое чувство восхищения овладело мной, я не мог оторвать своего взгляда от неё.
Странным образом отблёскивали её волнистые волосы, словно несколько сотен мельчайших частиц серебра осело на них. Мне нравилось наблюдать за ней. В такие моменты, когда она думала, отдыхала или писала письма, я получал удовольствие от наблюдений. Каждое её движение, будто призванное околдовывать, очаровывало всю мою сущность. Что-то было в её движениях свыше моего понимания; что-то было в этом более прекрасным, чем сам мир. Более того, она была для меня самим совершенством. Эти нежные руки, способные снять любую усталость с моих плеч, эта улыбка, придающая мне сил в отчаянии, эта бархатистая кожа, аромат которой способен сводить с ума, этот голос, мелодичнее которого нет ничего на свете, – всё это делало её самим совершенством. Мир расцветает вокруг при её появлении. Что может быть прекраснее, чем осознание того, что человек тебе дорог?
Она сидела рядом, в соседнем кресле. Мне было очень хорошо от её близости. Эта близость будто покачивала меня на небольших и нечастых волнах бескрайнего океана умиротворения и комфорта. В камине трещали поленья, и огонь гармонично окутывал их своей неистовой, необузданной силой. Я смотрел на это небольшое, но захватывающее зрелище и думал только о ней, наслаждаясь её присутствием. Она была здесь, со мной, она находилась рядом и так близко, что я мог дотронуться до этого чудесного создания. Я хотел это сделать, но боялся спугнуть, словно такое моё действие развеет сладчайший сон. Вполне возможно, всё и могло быть сном, ведь мне не удавалось вспомнить, в котором часу она пришла ко мне, в который день недели. Но кот неожиданно запрыгнул на мои колени, отчего я встрепенулся. Она повернула голову ко мне, и её ласковый взгляд заворожил меня вновь. Каждый раз, вглядываясь в её милые мне глаза, словно заново влюблялся в неё. Словно у амуров были свои планы на нас, и они не жалели своих сердечных стрел. И меня это устраивало. Эти сладостные моменты, когда всё уходит на задний план, и видишь лишь её напротив себя, ценнее всех богатств на свете. Те моменты на пересечении наших взглядов растягиваются на века, и ничего не в силах оторвать нас друг от друга.
Я почувствовал прикосновение её руки к моей. Моё сердце ускорило свой пульс. Я заключил её ладонь в свою и почувствовал лёгкое и нежнейшее дыхание возле своего уха. Она поцеловала меня в щёку, и мне долго ещё чувствовались её губы. Наверное, у многих происходит всё иначе, однако я знал, что был счастлив. Она была для меня той причиной, ради которой стоит жить.
Она села ко мне на подлокотник кресла и нежно обняла за шею, склонив свою голову. Она устала, и мне было ясно это безо всяких объяснений. Редко случается, когда люди понимают друг друга, не произнеся ни слова. Почему-то мне казалось, что подобное очень редко в наше время. Я поднялся, взял её на руки и отнёс в спальню, где она быстро уснула, не отпуская моей руки.
Шло время. Мне постоянно снились какие-то нелепости, чем-то указывающие на моё прошлое. Мне было трудно уловить смысл, поскольку одна бредовая картинка моментально сменялась другой. Если бы мне удавалось разгадывать значения снов, возможно, меня могли назвать провидцем. Но эти странные, полуцветные, монотонные по действию сны лишь мучили меня.
Когда часы пробили девять раз, солнце радостными лучами озарило комнаты, призывая улыбнуться новому дню, новой жизни, новому мгновению. И мне было действительно радостно. Радостно оттого, что она была рядом. В это утро мне казалось, что она всегда была рядом. Я ощущал её присутствие ещё тогда, в тот столь уже далёкий год. Тогда было всё иначе, и ощущение безысходности не покидало меня неделями. Отдаваясь полностью отчаянным поискам, каждый день доказывал себе, что нуждаюсь в ней, в зеленоглазой красавице, которая сейчас здесь, рядом. Кого же я искал? Друга? Нет. Врага? Нет. Женщину? Любимую? Подругу, супругу, судьбу…
Всё уже было совсем не так, как прежде. Многое изменилось, как меняется небо из часа в час. Уже нет прежних переживаний, забот, радостей. Уже знакомые давно не заходят справедаться. Нет теперь того, что когда-то было столь важным. Всё меняется, таков замысел небес, и мы меняемся вместе с этим мирозданьем.
Я вошёл в гостиную и взял письма с комода. Уже неделя прошла с момента их получения. Курьер был вежлив, как и всегда, даже пожелал удачного дня. Мне становилось всё труднее вспоминать, моя память стала выборочной, непослушной. Я с трудом помнил, что делал после, словно неделя прошла одним днём. Всего семь суток – это же совсем немного по сравнению с прожитыми годами. Но что именно происходило в последние семь суток? Хорошо, что не забыл ещё своего имени, это было бы весьма печально. Два письма содержали уведомления о сроках собрания жильцов нашего района. Мне не было интересно, по какому поводу проводились подобные собрания. Да и ходил на них далеко не каждый, значит, многого я не пропускал. Третье же письмо содержало в себе целое послание от неизвестной особы. Конверт же содержал лишь информацию о месте отправления, и меня это заинтересовало. Видимо, кто-то хотел привлечь моё внимание. Я начал читать:
«Здравствуй, милый мой друг. Не могу утверждать, помнишь ли ты меня, тем паче тот день, когда мы впервые встретились. Прошло уже много лет с момента наших совместных деяний. Ты так внезапно исчез, что было очень трудно отыскать твой нынешний очаг. Не знаю, дойдёт ли моё письмо, но моя надежда отыскать тебя всё также сильна. Помнишь ли, как мы проводили время у горного озера? Славное время, не так ли? Я сохранила самое ценное, что осталось от тебя. Этот шарик постоянно напоминает мне о тебе. Надеюсь, ты ещё помнишь своих друзей, сопровождающих тебя во взгодах и невзгодах. Прошу, если ты ещё помнишь, отзовись. Столько воды утекло за эти годы. Мне нужна твоя поддержка, ты сам знаешь, как одиноко нам теперь, спустя такой срок. Твоя подруга дней младых».
Письмо показалось мне какой-то насмешкой. Я не мог вспомнить, кто бы мог меня искать. Мне было сложно представить, что когда-то у меня была женщина, от которой в последствие ушёл. Да и вообще, наверное, ошиблись адресом, отправляя данное послание. Я порвал его и бросил в камин. День предвещал быть хорошим, и портить себе настроение мне вовсе не хотелось.
Скрипнул пол в коридоре. Значит, она уже проснулась и искала меня. Моя красавица, от которой я был без ума, наконец, пробудилась ото сна. Значит, теперь можно отправляться за товаром, ожидающем меня в местном врачебном пункте. Месяц или два назад, точно не помнил, врач прописал мне лекарственные травы. Да что говорить, я не помнил уже, от какой хвори мне нужны эти травы, не принимая во внимания тот факт, что забыл я и самого доктора. Моя память подводила меня, становилась бесконтрольной, свободной от моего желания помнить. Возможно, так происходит со всеми. Интересно, когда я родился? Сколько мне лет? Достаточно, чтобы начать забывать, и ещё мало, чтобы вообще не помнить. Что-то со мной стряслось, очевидно, какая-то неприятность, ведь должно быть разумное объяснение моему беспамятству.
Она уже проснулась и искала меня. Моя красавица, от которой я был без ума, наконец, пробудилась ото сна. Когда же она вошла ко мне, моему восхищению не было предела. Её глаза, ласковые, с проницательным взглядом, заставили моё сердце вновь колотиться в бешеном ритме. Я снова влюбился в неё, снова стоял перед ней, как мальчишка. Её улыбка озарила мою душу. Пусть всё остаётся именно так.
К вечеру я получил свою посылку. В коробке были всякие травы и рецепт. Врач, в кои-то веки увидевший меня в здравии и хорошем настроении, поздравил с улучшением самочувствия и попросил заглянуть к нему на днях. Удивительно, я вспомнил его – он часто навещал меня, правда, по неведомой мне причине. Но это уже не важно, ведь рядом была она. Почему-то лишь она радовала меня, прогоняла мою тоску и являлась для меня целым миром.
Заварив себе чай – по рецепту того же доктора, – я сел в своё излюбленное кресло у камина. В тот же миг подловил себя на мысли, что уже в течение нескольких лет, изо дня в день, я проводил каждый вечер именно так. Менялось лишь положение кота. Я задумался; необходимо было вспомнить, что заставляло меня каждый раз делать одно и то же. Должна же быть причина всему, что происходит. У человека на всё есть причина, иначе кто он, чем отличен от бездушного механизма?
В камине огонь властно и неистово пленил поленья, и в этом неумолимом его танце они покорно трещали. Мне нравилось наблюдать за подобным явлением, было в этом что-то завораживающее, несколько расслабляющее. Быть может, так бушует жизнь, и каждый вносит свою лепту в этот костёр. Я задумался. В голове мелькали какие-то обрывчатые воспоминания, и казались, будто они не принадлежали мне. Складывалось впечатление, что вся прожитая мною жизнь вовсе не моя. Тогда чья же? За кого мне было дозволено пройти путь? Возможно, я был в плену своего разума, ведь подобные вопросы не могли владеть мной столько лет. Мне не удавалось вспомнить даже собственный возраст, но подобные размышления были постоянно. Хорошо проглядывалась их зациклинность, их странная особенность оставаться без ответов. Я не помнил, как звали её, хотя из года в год она была рядом, сидела в соседнем кресле. Я не помнил, что было до, будто только что родился. Моя память подводила меня, становилась бесконтрольной, свободной от моего желания помнить.
Она сидела рядом, в соседнем кресле. Я рассматривал её, и она улыбалась мне. Она улыбалась, её рука касалась моей, а взгляд касался всего меня. Мне хотелось спросить у неё о чём-то, но не помнил. Порой казалось, что начинаю забывать слова, даже сам способ произносить их. Где-то в глубине души я осознавал, что со мной что-то произошло, но понять мне не удавалось.
Она улыбалась. Улыбалась, как и в прошлый раз. Как и в прошлый раз, её волосы отблёскивали частицами серебра. Её образ выделялся на фоне остального, словно вся комната скрывалась в тумане. Я восхищённо смотрел ей в глаза и понимал, что она была для меня всем, она была той причиной, которая придаёт мне сил. Удивительно, что она была со мной. Когда мы познакомились, я был знаком с другой. Как же её звали? Анна? Нет. Элизабет? Нет. Елизавета? Клавдия, Марина, Алевтина, Юлия, Мелена…
Она улыбалась. Её ресницы манили к себе, и от этого невозможно было спрятаться, устоять перед ними. Было ли ей хорошо со мной? Да, если учитывать те годы совместного существования в идиллии. Наверное, так бывает со всеми. Это неумолимое влечение, устоять перед которым порой невозможно, съедает тебя изнутри, пытается вырваться на волю, взять перед тобой верх и тем самым победить. Каждый вечер всё повторялось. Я смотрел ей в глаза. Она… улыбалась.
Наконец она заговорила. До сего момента мы общались мысленно, по крайней мер, мне так казалось. О чём же мы говорили раньше? Ведь о чём-то мы должны были говорить. Я совсем не помнил наших разговоров, моих признаний и её слов, лишь помнил её мелодичный голос. У неё был очень красивый голос. Даже и не знаю, почему я так решил. Может быть, мы вообще познакомились только сегодня, может, мне всё это снится. Тогда откуда же в этом сне появился доктор со своими травами? Нет, всё происходило наяву. Всё без исключения.
– Помнишь нашу первую встречу?
Я не помнил первой встречи. Я не помнил вчерашние события. Мои воспоминания стали скупы, и лишь их короткие обрывки были чёткими и редкими. Редкими были те мгновения, когда я мог что-либо припомнить в плену своего беспамятства.
– Мы встретились тогда на одном из перевалов Тёмных гор, гряду которых ты знал вдоль и поперёк. Пожалуй, ты был единственным, кто знал горы так хорошо.
Странным эхом донеслись до меня эти слова. Что-то было в них до боли знакомое, теребящее старые раны. Вот только я не мог вспомнить, словно слова забытой песни, о чём она говорила. Как же всё-таки её звали? Её, сидящую в соседнем кресле, улыбающуюся, с манящими ресницами и зелёными глазами? Евдокия? Нет. Дженни? Нет. Алла? Ольга, Наталья, Прасковья, Жанна, Арвен… Я не помнил имени. Стоп. Арвен? Её звали именно Арвен, и никак иначе. При этом имени у меня возникали интересные ассоциации. Мне представлялся замок, горы, путешествие, сытный ужин и какое-то волосатое чудище.
– Помнится, ты изучал целебные свойства трав, – продолжала она. – Я тогда смеялась над твоим увлечением, теперь же понимаю, что напрасно. Ведь тогда было прекрасное время, правда? Вернуть бы всё обратно хоть на несколько мгновений.
Её звали именно Арвен, и никак иначе. Арвен… что-то было связано с этим именем, что-то, что заставляло меня содрогаться; её звали Арвен.
Наверное, у каждого человека есть своё, сокровенное, при упоминании о котором ему становится не по себе. У меня была она, моя таинственная и потому притягивающая к себе зеленоглазка. Каждый вечер я открывал в ней целый мир, познавал его и в то же самое время понимал, что с каждым разом она становилась более таинственной, красивой, величественной. Вполне возможно, и я был для Арвен чем-то большим, нежели просто мужчиной. Если принимать во внимание годы, проведённые вместе, мы были идеальной парой.
– В то время я и представить не могла, что всё сложится именно так. Мои увлечения и взгляды были весьма отличны от твоих. Я не могла и представить, что мы будем вместе. Удивительно, что твои постоянные переходы через Тёмные горы привели к нашим отношениям. Помнишь ли тот замок? Развалина, да и только. Но гостиная и несколько спален на удивление оказались в отличном состоянии. Тебе, наверное, было интересно, почему именно в этом замке мы проводили собрания, хотя для подобных целей служило само пристанище Ордена Хранителей.
При её словах я словно прозрел. Моя память, закупоренная от меня некой силой, начала возвращаться ко мне. Понемногу воспоминания овладевали мной, и я радовался этому.
Её звали Арвен, именно Арвен. Она улыбалась мне, я улыбался в ответ. Когда-то мы ненавидели друг друга, но то было время отчаяния. Теперь Арвен была всюду со мной. Прежние разногласия забыты, остались мы наедине с высокими чувствами друг к другу. События, произошедшие семнадцать лет назад, помогли понять, что мы нуждаемся друг в друге. Уже немало было пролито слёз к тому моменту, и однажды, так вот запросто, на нас снизошло озарение – мы созданы друг для друга. Арвен изначально знала, что я был послан ей небесами, но отказывалась верить в подобное. Я, в свою очередь, чувствовал к ней влечение во всём, но не мог разобраться, почему. И вот, мы почти два десятилетия жили вместе, радуясь каждой секунде, прожитой рядом.
Я вспомнил Арвен, что была тогда. Она была совсем другой, и её характер, порой вспыльчивы, несколько агрессивный, пугал меня. Тогда её интересовали не совсем земные вещи, можно даже сказать, не совсем нормальные, из ряда вон выходящие. У неё был учитель, мужчина, если считать его полностью человеческой особью. Арвен всегда интересовалась мистикой, эзотерикой, чем-то паранормальным. И её учитель помогал развить в ней способности для работы с подобным интересом. Арвен оказалась последней из Хранительниц Тайн. В Ордене Хранителей в последствие отказались от подобной практики, поскольку человеческая личность непредсказуема. Секреты лучше хранить в книгах, книги – в потаённых уголках библиотек. А риск соблазна проговориться человеку, владеющему тайной, всегда будет существовать. После того, как Арвен покинула Орден, мы смогли проводить всё своё время вместе.
Состоял ли я в Ордене? Да, но отлично от остальных. Моё появление на важнейших мероприятиях было необязательным, поскольку всю информацию я получал раньше, чем с ней ознакомиться кто-либо ещё. Сам Орден Хранителей был создан несколько веков назад и первоначально занимался лишь археологическими изысканиями. Позднее начал заниматься легендами, секретами мира, а так же практиковать то, что выходит за рамки объяснений нашего, физического мира. Мы, Хранители, составляли главенствующую верхушку Ордена. Наше совместное правление позволяло одновременно и повсеместно работать в различных направлениях. С течением десятилетий Орден оброс весьма удручающей репутацией благодаря слухам непосвящённых горожан. Означало это лишь то, что нам пришлось скрывать свою причастность к подобного рода делам.
Её звали Арвен, и никак иначе. Манящие сладостью губы на её лице напоминали о чём-то столь желанном и недосягаемом. Богиня в человеческом обличии была дарована мне небесами за все годы нашей вражды с ней. Вражды? Звучит как старая пьеса. Складывалось впечатление, что однажды, десятилетия назад, я уже думал об этом и произносил те же слова. Но что именно происходило тогда, что заставило меня думать также, вспомнить мне всё ещё не удавалось.
А были ли у нас дети? Я не помнил, возможно, не помнила и она, раз мы никогда не говорили об этом. У нас… у меня были, два сына и третий. От других женщин. От Арвен не было, наверное. Или были? Я никак не мог вспомнить, словно мою память выборочно отняли, пытаясь что-то сохранить в тайне. Только вот что, если мне не удавалось вспомнить практически ничего.
Я вспомнил Арвен, что была тогда, и её характер, порой вспыльчивый, несколько агрессивный, пугал меня в то время. Её вовсе не интересовало то, чем занимались иные, она сама призналась мне в этом. Стало быть, и мой путь её нисколько не тревожил. Лишь спустя годы и по воле случая мы встретились вновь. Судьба всегда была непредсказуема для меня, но я рад, что она сложилась именно так. В моём доме, в соседнем кресле, рядом со мной сидела она и улыбалась мне.
Странно порой складывается судьба, совсем иначе, нежели мы представляем себе. Что бы человек не совершил, в конце пути рок преподносит ему должное. Видимо, все мы когда-то ошибаемся, ведь иначе мы не сможем понять, что плохо и что хорошо. Я видел множество падений других, мне приходилось спотыкаться самому, и с каждым разом тяжелее был подъём. Но при этом я набирался опыта и мудрости, коих так не хватает в юности, от которых так печально в старости за неимением возможности всё это применить. Многое уходит с годами, остаются лишь сожаление об утерянном и сладкие воспоминания, наводящие грусть. Впрочем, знай всё наперёд, мы не смогли бы быть собой, да и жизнь оказалась бы скучна. А теперь… теперь она сидела рядом со мной, и оттого казалось, что прожитые годы ушли не зря. Сладкие забвения каждый вечер уносили меня далеко из этого мира. Я не помнил, что происходило со мной в эти часы, но знал, что мне было хорошо. А были ли у нас дети?..
Странно порой складывается судьба. Я вспомнил Арвен, что была тогда. Прекрасные дни выпали нам, мы проводили их с удовольствием, наши чувства были истинными, ни чем не приукрашенными. Вот и сейчас, словно вернув былое, мы сидели рядышком и наслаждались близостью друг друга.
– Всё мне не даёт покоя лишь одна мысль, – продолжала она, и её мелодичный голос доносился до меня плавными волнами умиротворения. – Что так повлияло на тебя тогда? Что же заставило тебя колоссально измениться после прогулки по заброшенному Лабиринту?
При её словах я словно прозрел. Вновь воспоминания овладели мной. Вновь я радовался, что память, упорно противящаяся мне, постепенно поддавалась моей воле. Арвен была права насчёт всего, и я действительно умудрился в прошлом изучать некое сооружение, напоминающее собой лабиринт. Что-то ведь случилось со мной там, что-то полностью изменило меня. Вот только что именно это было?
В очередной раз я проснулся у камина. Складывалось впечатление, что каждый последующий день оказывался повторением предыдущего, и всё дальнейшее становилось предсказуемым. Я столько раз засыпал и просыпался в одной и той же позе, проводил дни в одной и той же комнате, делал то же самое, что попросту терял счёт времени. Возможно ли, что я умер? Возможно ли, что это был Рай? Мне хорошо с Арвен. Приятна её близость, на душе умиротворение. Всё это указывает, что я в Раю. Или нет? Или я в Аду, на третьем круге, где всё повторяется до бесконечности, где можно свихнуться от одного лишь осознания непрерываемого повторения одного и того же? Но я не мог проверить ни то, ни другое. Я лишь поймал себя на мысли, что всё это длится очень давно. Не предполагая, как вообще мне довелось очутиться в этом самом кресле, я пытался вспомнить, что было до всего этого. Те моменты, когда её слова побуждали мою память к ясным воспоминаниям, были столь коротки, что я не мог убедиться в достоверности всего, что именно удавалось вспомнить. А помнил я весьма мало, моя память оказалась скудна на события, окружающие меня. Да и вообще мне порой казалось, что с этим миром стряслась беда, время остановилось, и день замер в тот миг, когда однажды вечером я сел в это кресло. Сколько должно было пройти? День, неделя, месяц? Я провёл у камина вечность, потому всю прошлую жизнь не удавалось вспомнить. Арвен всё так же сидела рядом, лишь менялось положение кота с подозрительной и весьма определённой периодичностью. Странно всё это было для меня, хотя мне было очень комфортно, даже слишком комфортно. Может быть, вчера Арвен была действительно права? Что-то случилось со мной там, что-то полностью изменило меня. И при этих размышлениях я задремал.
Вечер. Кресла у камина. В одном сидел я, другое занято котом. Арвен не было. Её не было и тогда, в тот вечер, почти полвека назад. Я был один, в большой комнате, с ковром во всю площадь. Рядом находилось некое чудовище, словно из страшного сна. Оно говорило со мной мысленно, затем исчезло. Может, это был сон, как и сейчас? Возможно, я спал и видел нездоровый, нудный, бесконечный сон, лишённый всякого смысла. Или я в предсмертных конвульсиях бредил. Но что, если всё хуже, что если всё наяву? Беспамятство в сочетании с томительно долгим течением времени, как смертельный яд длительного действия – сперва жар, агония, бред, удушье и болезненный отход в мир иной. Если меня нет в живых, то мне не довелось даже осознанно пережить момент своего последнего часа.
А что есть смерть?.. У неё есть сроки, различные наряды, инструменты, однако истинную природу, замысел, никому не довелось раскрыть. Никто не знает, что предстоит после неё любому живому существу, сознание не может это даже представить. Почему я тогда мог быть уверен, что умер?
Вечер. Кресла у камина, как и всегда. Наверное, так и должно быть – умиротворение, любимая женщина, очаг и сладкое беспамятство, щекочущее порой под рёбрами, подстёгивающее наслаждаться тем, что имеешь, тем, к чему стремишься и чего добиваешься. Даже малое достойно восхищения, в противном случае, и многого будет недостаточно.
В камине трещали поленья. Жар огня разносился по всей комнате, прохладная ночь уже не казалась такой неуютной. За окном смолкли кузнечики, дозволяя безмолвным звёздам сильнее мерцать в тишине. Часы в старом шкафу размеренно тикали, а кот безо всякого стыда потягивался в одиноком кресле подле комода с зеркалом. На комоде лежал браслет из топаза, – его оставила она, очевидно с намёком остаться здесь, со мной. Я был рад этому, поскольку рядом с ней ощущение одиночества и безысходности пропадало молниеносно и надолго.
Конец