Уборка урожая

Геннадий Алексеенко
Я познакомился с Сергеем Степановичем Мосным совершенно случайно в районном центре. Было это летом, было это в июле. По делам пришлось поехать в районный центр. На удивление, с делами справился быстро. До автобуса оставалось полтора часа. От нечего делать, отправился в парк, благо парк был рядом. Здесь мы и разговорились, а затем и познакомились.

Позже встречались мы часто. Однажды мне он рассказал, как он участвовал в уборке урожая. Меня его рассказы заинтересовали, и я решил записать их на бумагу. Вот они.

В 1973 году в мае месяце мой отец, рассказывает Сергей Степанович, получил новенький комбайн «Сибиряк» СКД-6 и предложил мне принять участие в уборке урожая в качестве второго комбайнера. В июне – июле у меня был отпуск, таким образом появлялась возможность подзаработать и, между прочим, не плохо заработать, поэтому не раздумывая я согласился.

Впервые уборку урожая зерновых я увидел где-то в возрасте то ли девяти, то ли десяти лет, наверное, в 1954 или 1955 году. Мой отец тогда работал бригадиром четвертой бригады. Однажды мать разбудила меня с восходом солнца и сказала, что сегодня отец берет тебя с собой в бригаду. Ехали мы в бригаду на двухколесной, одноконной, на рессорах коляске. В станице такие экипажи называли бидарка. Отдохнувший за ночь конь, поняв, что едим мы к нему домой, бежал весело и бодро без каких-либо понуканий со стороны людей, сидящих в экипаже. Я не преувеличиваю, бригада была его родным домом. Здесь он родился, здесь он вырос, здесь его кормили и поили. Но здесь его понуждали каждодневно тяжело трудится, но ради горсти овса и охапки вкусного сена, ради теплой конюшни в зимнюю стужу, можно было и потерпеть.

Было сыро, зябко и тихо, на востоке медленно поднималось над горизонтом громадное солнце, а вокруг золотились пшеничные поля, казалось, что им не было ни конца, ни краю. До бригады восемь километров это, где-то сорок минут езды, но время как-то прошло быстро и незаметно. Бригада уже проснулась, люди оделись и каждый занимался своим делом: кто-то умывался, кто-то брился, а кто-то уже и позавтракал. В те времена в уборочную страду люди жили в бригаде и посещали станицу только в особых случаях. В каждой бригаде был дом в комнатах которого стояли кровати для колхозников. Бригадиру, агроному, механику и объездчику полагалась лошадь, и они могли позволить себе ночевать дома.

 Где-то через пол часа бригадир начал раздавать наряды на работу. Кому-то было поручено работать на току, кто-то должен был отвозить пшеницу от комбайнов, кого-то направили в помощь конюхам, а кого-то к комбайну. В скорее комбайны ушли в поле, вслед за ними отправились подводы. Разъехалась по полям и другая техника. Отец еще какое-то время поговорил с агрономом и механиком. Потом он отправился в кузню, затем посетил мастерские, амбары. На кухне долго корил кухарку за вчерашний невкусный борщ и грязную посуду, на конюшне ругал конюха за неисправную сбрую, а Машку (лошадь) до сих пор не подковали.

В поле к комбайнам они направились где-то в десятом часу. Отец сразу увидел, что один комбайн стоит и направился к нему. Комбайнер и его помощник меняли порванный ремень. Неисправность оказалась пустяшной, но это, если на комбайне был запасной ремень. Вот, если бы его не было, то стоял бы комбайн на много дольше. Нужно было бы направлять гонца в бригаду к механику, если у механика не было нужной детали он связывался по рации с колхозными мастерскими. Иногда посылали посыльных в соседнюю бригаду, а иногда и к соседям в другой район. Комбайны долго не стояли.

Работа на комбайне была тяжелой, однообразной и пыльной. При скашивании и обмолоте образовывалась едкая, сухая пыль, особенно она была неприятной в безветренную погоду. Ветер спасал не всегда. Он помогал людям только в тех случаях, кода был боковым и дул в сторону жатки.

 Да комбайн скашивал, обмолачивал и собирал в бункер зерно автоматически, а вот отвозить зерно в бригаду и снова его очищать и завозить в амбары без ручного труда не получалось. Отвозили зерно от комбайна одноконными повозками. Управляли им, как правило, юноши. Иногда зерно, высыпаемое из бункера в повозку не помещалось, тогда его сыпали в мешки, а их укладывали на специально оборудованное для этого на комбайне месте, потому что остановить работающий при разгрузке шнек было нельзя, шнек забивался зерном и очистить его можно было только вручную, применяя металлические ломы для прокрутки шнека. Как только к комбайну подъезжала следующая повозка мешки переносились к повозке, зерно пересыпалось в повозку, а пустые мешки оставались на комбайне. На току повозки разгружались в ручную. Выгруженное зерно перебрасывали в бурт.

Управлять жаткой и комбайном было не просто. Кабины и мягкого удобного кресла на комбайне не было. На комбайне не было гидроусилителей руля и жатки, поднимать и опускать жатку было трудно, нужно было применить силу, потому комбайнер и его помощник управляли комбайном по очереди.

Во время уборки станица пустела, в ней оставались старики и малые дети. Дети старшего возраста, в большинстве своем работали под присмотром взрослых в бригадах и на фермах. Мне работать на каникулах в колхозе родители долгое время не разрешали. Против этого были и отец, и мать.

Впервые я работал на комбайне Сталинец-6 копнильщиком, было мне тогда уже больше шестнадцати. Комбайн С-6 это был прицепным комбайном. Называли его так, потому что сам он перемещаться не мог. Его присоединяли к трактору, а то и к двум. Обслуживали комбайн тракторист, комбайнер, штурвальный и два копнильщика. Два копнильщика были нужны в том случае, если к комбайну подсоединяли волокушу. С помощью волокуши собирали солому и сбрасывали ее в конце поля. Волокуша – это изобретение колхозных рационализаторов. Жатка у комбайна была сбоку, для нормальной работы ее уравновешивали с помощью довольно внушительного рычага на конце которого находились три двадцати пяти килограммовых балансира. У меня дома до сих пор сохранился такой балансир, мы его используем как наковальню.

Работа копнильщика была не сложной, но однообразной. Нужно было разравнивать солому в копнителе и, как только копнитель наполнялся соломой доверху, нужно было открыть поддон и сбросить копну соломы на скошенную ниву. Если комбайн тащил за собой волокушу в обязанности копнильщика входила постановка волокуши в рабочее состояние в начале поля, в конце поля ее нужно было раскрыть, чтобы сбросить собранную кучу соломы. Когда поле полностью скашивали в поле выезжали два трактора с большой волокушей. Они собирали все кучи соломы в одну большую кучу и тащили эту солому к тому месту, где специальная бригада колхозников ставила большую скирду соломы. Работа этой бригады начиналась после завершения уборки.

Надо сказать, что на комбайн меня направили не сразу. Сначала я работал на току. В нашу обязанность входило разгрузка автомобилей ГАЗ 51, которые привозили зерно от комбайна. Лошадей и повозки на уборке уже не использовали. Машина от комбайна приезжала на весовую, здесь ее взвешивали. Шофер так же, как и все работающие на комбайне и на разгрузке, был заинтересован в том, чтобы вес был побольше, весовщик и заведующий током были заинтересованы в противоположном. При взвешивании все следили друг за другом. После взвешивания автомобиль задним ходом подъезжал к бурту. На разгрузку одного автомобиля отправляли три человека с деревянными лопатами. Сначала мы открывали задний борт, затем взбирались на кузов, после чего начиналась работа по выгрузке зерна. После разгрузки мы слезали с кузова, борт закрывали, автомобиль уезжал к комбайну, а мы ждали следующий автомобиль.

 Ночью эти автомобили возили зерно на элеватор. Погрузку зерна на автомобиль осуществляли с помощью транспортера, транспортер работал от электрической сети, но загружать транспортер зерном приходилось в ручную. Машину с зерном нужно было сопровождать, причем сопровождающий должен был находится в кузове и следить за тем, чтобы зерно не высыпалось из кузова. В первой моей поездке шофер то ли пожалел меня, то ли решил приколоться над мной, но он сказал, чтобы я сел в кабину автомобиля на свободное место, что я, конечно, и сделал, и мы направились в сторону элеватора. До элеватора было 15 км, дорога грунтовая. От бригады мы отъехали метров семьсот и только проехали лесополосу, как нас остановил милиционер.

- Ваша путевка – потребовал он и, освещая фонариком автомобиль, осмотрел его.

- Где сопровождающий- спросил он.

- Я сопровождающий – сказал я, вылезая из кабины.

- Почему не в кузове? - спросил милиционер. Я промолчал и, наверное, правильно сделал. Прочитав краткую лекцию о защите социалистической собственности, милиционер сказал, что на первый раз он прощает мою провинность, и потребовал, чтобы мы продолжили свой путь. Я забрался в кузов, лег на зерно, и мы поехали. Кругом темно, ничего не видно, дует ветер, холодно. Сыпалось зерно или нет я не видел, хотя догадывался, что ветром часть зерна, наверняка, унесло. Минут через 35 мы приехали на элеватор, подождали в очереди. Затем подъехали сначала к лаборатории, здесь из кузова взяли пробы зерна? провели его анализ на сорность, влажность и на клейковину, потом мы поехали на весовую, где взвесили зерно, и мы обменялись документами. Разгрузка была механизирована.

Через пять или шесть  лет я снова принял участие в уборке урожая, но уже в качестве помощника комбайнера. К тому времени в бригадах прицепных комбайнов уже не было. Каждая бригада была укомплектована самоходными комбайнами СК-4. Обслуживал этот комбайн один человек. На комбайнах стояли гидроусилители руля, жатка и поддон копнителя поднимались и опускались с помощью гидравлики. Но кабины на комбайне не было. Был парусный зонтик над сидением комбайнера.
В мои обязанности входил ежедневный осмотр узлов комбайна, проверка натяжения ремней и цепей, оценка их состояния, смазка подшипников и цепей. Комбайнер хорошо знал слабые места комбайна, он рассказал мне о них. За ними я следил особенно внимательно. Агроном посылал наш комбайн на разбивку полей на загоны, подбор валков после просушки. Обычно я шел впереди комбайна и вилами приподнимал валок. Как правило мы работали в поле одни.

 За нами была закреплена одна машина, ее водитель был местный житель станицы. Иногда мы набивали бункер зерном раньше, чем он отвозил зерно от комбайна на ток бригады. В таких случаях мы останавливали комбайн и терпеливо ждали своего водителя. Это было не часто, но бывало. В один из таких случаев сидели мы возле комбайне на свежескошенной стерне и терпеливо ждали свою машину. Вдруг к нам подъезжает солдатик. В этом году в станицу на период уборки прислали воинскую часть, укомплектованную грузовыми автомобилями. Так вот, машину он оставляет в отдалении, вылезает из кабины и не спеша идет к нам. Мы с интересом наблюдаем за ним и каждый из нас гадает: «Чего-то солдатик к нам пожаловал?» А солдатик вежливый оказался, поздоровался с нами, произнес пару вежливых фраз и спрашивает: «Дяденьки, а это не Вы железку потеряли?»

- А, где она? – спрашивает комбайнер и вопросительно смотрит на него.

 По характеру вопроса я для себя сделал вывод, что это небольшая деталь. Сразу стал лихорадочно думать, что это за деталь такая. Комбайн нормально работает, стуков скрежета и других посторонних звуков не слышно.

-А, в кузове она! -  отвечает солдатик и продолжает свой рассказ.

Я иду к грузовику.

- Вина моя, не досмотрел! -  залезаю в кузов.

- Ё моё, так это клавиша! Ничего себе железка, длина ее около четырех метров. Вытащил я ее из кузова, благо, она не тяжёлая, изготовлена из тонкого оцинкованного железа, и быстрее устанавливать эту «железку» на место.

 На комбайне установлено четыре таких клавиши. Во время работы с помощью криво-шатунного механизма они совершают возвратно-поступательное движение. Они подбрасывают солому вверх,-затем солома падает чуть выше на клавишу, снова подбрасывают солому вверх, она снова падает чуть выше на клавишу. Таким образом она перемещается в копнитель.

Да, еще нужно добавить, что когда я учился в школе у нас было производственное обучения и на уроках нам достаточно подробно объяснили устройство не только трактора, но и комбайна.

Новые комбайны поступали в колхоз в полу разобранном виде. Мы договорились с отцом, что сборку узлов комбайна я произведу самостоятельно. Таким образом я надеялся восстановить в памяти знания устройств комбайна. К стати, с комбайном шла достаточно подробная и толково написанная инструкция по сборке и регулировке. Опытные комбайнеры собирали комбайн за два-три дня. Я собирал его неделю, но зато перещупал все узлы и, как оказалось, не зря. Серьезных поломок во время уборки у нас не было.

В колхоз поступило три комбайна «Сибиряк» и два комбайна «Колос». Из них составили два звена, которые находились в подчинении главного агронома. Предполагалось, что комбайны будут работать круглосуточно, поэтому на каждый комбайн назначили 2 комбайнера и два помощника. Работали они через сутки.

Учитывая мою мало опытность отец, предложил несколько дней поработать иначе. Я со своим помощником работаю днем, а они ночью. Дела у нас сразу пошли не плохо, за исключением одного случая. Где-то к вечеру третьего дня на щитке приборов зажглась лампочка, сигнализирующая о том, что на комбайне температура масла выше нормы. Почему вдруг так произошло я сразу и не разобрался, поэтому мы пригнали комбайн в бригаду. Я позвонил отцу о происшествии, а сам начал снова осмотреть двигатель, осматривая его я обратил внимание на то, что в водяном радиаторе есть полова, было ее не много, но она там была. Мы с помощником решили промыть радиатор мощной струей воды. В каждой бригаде была такая помпа, поэтому мы быстро и тщательно промыли не только радиатор, но и весь комбайн. В общем, к приезду отца проблема была решена. По приезду отец сказал, что будем мы работать в по суткам.

По каким-то своим соображениям главный агроном перебрасывал наши звенья из одной бригады в другую. Были мы во всех бригадах. Особенно запомнилась третья бригада, здесь мы напрямую скашивали поле с каким-то новым сортом высоко урожайной озимой пшеницы. Комбайн работал как часы, проблем с автомобилями не было, и мы работали с помощником не останавливаясь. Но проработать сутки нам не удалось. Где-то после трех часов упала роса и стебли скошенной пшеницы стали наматываться на приёмный шнек. После того как мы пару раз «поймали хомяка», так между собой комбайнеры называли ситуацию, когда большая порция скошенной массы застревала между днищем и приемным шнеком или между барабаном и деками, мы сдались и уехали в бригаду В бригаде мы узнали, что набили 500 центнеров и заняли первое место.

В пятой бригаде мы скашивали пшеницу на громадном поле. Это была распаханная «подына». Урожай на этом поле был не велик. Чтобы наполнить бункер пшеницей нужно было скосить много пшеницы. На другой день ночью прошел дождик и нам пришлось ждать, когда просохнут поля. Где-то в десятом часу мы выехали в поле, надеясь, что два барабана комбайна позволят обмолачивать влажную пшеницу.

 Был обычный июльский день после дождя. В воздухе пахло свежескошенной пшеницей, запах знакомый каждому сельскому жителю, хоть раз побывавшему на поле во время уборки урожая.

Комбайн, послушный воле комбайнера, обычно вошел на поле. Жатка работает нормально. Мотовило наклоняет стебли пшеницы к косе, она срезает их, и они увлекаемые приемным шнеком устремляются по наклонному транспортеру к барабанам. Привычно гудят и ухают барабаны, обмолачивая скошенную массу пшеницы. Шумя и раскачиваясь вверх-вниз решета разделяют полову и зерна пшеницы. Равномерно поступает в бункер зерно, а в копнитель солома. Все нормально. Я передаю штурвал комбайна помощнику и спрыгиваю на чуть влажноватую стерню и направляюсь к первой копне соломы, нужно проверить, нет ли в ней зерна, признак неправильно отрегулированного решетного стана и большого зазора между барабаном и деками.

 Убедившись в том, что регулировка комбайна выполнена верно, я догоняю комбайн забираюсь на бункер. Это самая высокая точка комбайна здесь меньше всего пыли и закуриваю сигарету, спичка, по моим представления, потухла и я ее бросаю со спокойно вниз.

Через какой-то промежуток времени автоматически, по уже выработанной привычке, повернул голову назад, чтобы посмотреть на копнитель и увидел в стороне от валков пшеницы маленькую едва заметную струйку дыма. Быстро соскочил с комбайна, и бегом к этой струйке. Здесь я увидел черный круг диаметром 15 сантиметров, а по окружности маленькие: полтора-два сантиметра высотой пламя. Было их много. Начал я кепкой стучать по ним. В одном месте потушу, они появляются в другом. Хорошо, что помощник остановил комбайн и прибежал ко мне с хлопушкой, круг разрастался и уже был в диаметра два метра. Видя это и не желая больше рисковать, я побежал за огнетушителем. С огнетушителем мы быстро погасили огонь. Диаметр выгоревшей половы на стерне был около трех метров.

 К нашему счастью в поле никого не было. Мы на место пожара уложили скошенную солому. Скандала удалось избежать. Но с тех пор в поле спичек, окурков не выбрасывал, но курить не бросил.