Колдовская земляника

Сан Саныч Кузнецов
           Ко мне на дачу приехали внуки.  Моя тихая обитель ожила шумом,  гамом, беготнёй, весёлыми восклицаниями, шутками, приколами, радостью общения с близкими и родными людьми. Они уже студенты. Невольно, оказываюсь свидетелем их разговоров, анекдотов, случаев из современной студенческой жизни. Какая же пропасть отделяет моё поколение от современной молодёжи. Насколько теперешние студенты свободнее, раскованнее, изобретательнее, но и, что настораживает, развязнее, нахальнее и молятся они уже другим богам. Услышал от них современный студенческий анекдот.  Преподаватель,  чтобы не портить статистику успеваемости, говорит студенту, чтобы он ответил хотя бы на один вопрос. И задаёт вопрос о том, откуда берутся электромагнитные волны. Мгновенный ответ студента – оттуда. Откуда, оттуда? - уточняет преподаватель.  « Это уже второй вопрос, этого в вашем условии не было, вот зачётка». Преподаватель, краснея от злости, берёт зачётку и что-то пишет. Студент, выходя из аудитории, читает - «козёл». Он тут же возвращается  и, нахально улыбаясь, говорит: «Профессор, вы тут расписались, а я даже не знал, что у вас такая фамилия, но оценку  забыли поставить». 

Могли бы родиться подобные вольности в наше время? Конечно, нет. Наши анекдоты были лёгкими и безобидными. Многое из тех времён забывается, но кое-что, нет-нет, да и всплывёт. « Медики пьют до потери пульса. Девушки-физики до потери сопротивления, а математики – до бесконечности».  Вспоминая свои студенческие годы, невольно сравниваешь их с  современными нравами,   и, чаще всего, не  в пользу последних.  Весёлая была пора. Розыгрыши, приколы, байки.  В памяти выплыл один такой случай из студенческой жизни. В любой группе, на каждом потоке, был свой объект для шуток, на котором оттачивали свои стрелы юмора однокурсники.  Был и у нас такой парень – сибиряк Семён Семенченко. Большой, сильный, честный и при этом по-детски наивный и добродушный парень.  Чем не мишень для наших безобидных издёвок. Глядя на него, всегда вспоминалась присказка ко всем сказкам, которую мы переиначивали, и она звучала так: «У отца было три сына – один умный, другой филолог, а третий спортсмен». Семён сразу был в трёх ипостасях. Он действительно был такой, а учитывая его добродушную наивность, только ленивый не прикалывал его.  Семён был, как говорится, от сохи, но в хорошем смысле этого выражения, он быстро обучался премудростям студенческой жизни в столице и постепенно сам становился «весёлым и находчивым».
               
Семён Семенченко был единственным студентом в группе из сибирской деревни. Это накладывало на него определённый отпечаток. С одной стороны его уважали, но в, то, же самое время считали валенком.  По простоте душевной он часто попадал впросак, попадаясь на шуточки однокурсников, принимая всё за чистую монету. У них в Сибири это было как-то не принято, разыгрывать по пустякам и ставить человека в неловкое положение. А здесь его, то посылали в деканат, якобы его вызывал туда декан факультета, то говорили, что ему сегодня необходимо дежурить в раздевалке и он покорно шёл туда, где женщины гардероба поднимали его на смех. Но он скоро понял эти розыгрыши и порой платил той, же самой монетой и его уже было невозможно поймать и подставить.  А уважали его за знания.  Его школьный багаж знаний был значительно больше, чем кичащихся москвичей, которых в группе было большинство.

Все завидовали ему, его силе и ловкости. В спортивном зале он мог на одних руках несколько раз подняться под самый верх спортзала, не пользуясь помощью ног.  Про него нельзя было сказать: сила есть - ума не надо.  Его глубокое погружение в материал, желание понять суть явления, надёжность и основательность во всём, делали его самостийным вожаком.  Его ум подкреплялся богатырской силушкой и попади он на соревнования по армрестлингу, то обыграл бы всех. Его рукопожатия были такими крепкими, что многие морщились от боли, но он, по простоте душевной, этого не замечал.   

 В этой же группе училась Смирнова Надя, девочка из музыкальной семьи, неведомо как очутившаяся  среди будущих инженеров-механиков. С копной пепельных волос, которые красиво обрамляли её смуглое лицо, с огромными чёрными глазами. К этому редкому сочетанию добавлялась изящество всех остальных составляющих лица. Правильный нос, полные, резко очерченные губы. В её облике было что, то залихватски-цыганское (кроме волос), с хитрой улыбкой и этаким завораживающим взглядом глаз, в обрамлении длинных, изогнутых ресниц, придававших ей загадочный облик. Ей сразу дали прозвище «Маркиза». Одновременно с аттестатом о среднем образовании, она получила и корочки, об окончании музыкальной школы. В неё были влюблены многие, кто тайно, кто явно, кто без всякой надежды на Надежду.

Семён не мог не обратить внимания на Надю, для него она была фея из сказки -  красивая, недосягаемая и несбыточная. Он любовался ею на расстоянии, не смея представить себя рядом с ней. Наверное, он не читал сказок Диснея и не знал, что Красавица может полюбить Чудовище. И как бы он не скрывал своих чувств, они невольно вырывались во взгляде, который не заметить было не возможно. Надя это видела, но вела себя так, как будто Семёна не существовало, и флиртовала со старостой группы. Дима Тонкаль, как и Надя, тоже был москвичом, родился и вырос на Арбате, его дом был на улице Веснина, в сталинском доме, рядом с министерством иностранных дел, где работал его отец.  К третьему курсу все уже считали, что после института, а возможно и раньше они обязательно поженятся. Действительно, они оба смотрелись и явно подходили друг к другу и по внешнему виду, по уровню интеллекта и общественному положению родителей, как говориться были из одной обоймы. Ко всему прочему Дима был круглым отличником, и всё шло к тому, что он должен был, по всем прогнозам, получить красный диплом.

Семён в их группе был середнячком, он не любил такие предметы, как политэкономия, научный коммунизм, порой получая по этим предметам даже тройки. Его коньком были точные науки, и здесь иногда, даже Дима, просил его помочь разобраться в какой-то теореме или решении задачи.  Фактически, и это все в группе признавали, что он был негласным лидером их маленького коллектива (во все времена таких людей считали Чёрными Кардиналами).  При решении любого вопроса, чаще всего вопросительно смотрели на него, а не на Диму, круглого отличника. Заканчивался третий год учёбы в институте, предстояли весенняя сдача зачётов, экзамены. Студенты успели сдать сопромат, после которого обычно шутили, что теперь можно и жениться.  Но оставался экзамен по теории машин и механизмов (ТММ), или как в шутку расшифровывали эту аббревиатуру студенты - «тут моя могила». Преподавателем этого предмета был профессор с мировым именем, автор многих трудов и удивительно неприятный человек. По его милости, кто в своё время не сдал ему экзамен, был вынужден, потом переводиться в другой институт. Он не допускал до диплома двоечников.

В тот день была прекрасная погода, и хотелось пойти посидеть, погреться, где-нибудь в парке, на солнышке, а тут этот страшный экзамен. Профессор принимал экзамены всегда в чёрных непроницаемых очках, и списать материал экзаменационного листа со шпаргалки было просто физически невозможно. Во-первых, никто не видел, куда он смотрит, а во-вторых, если он ловил студента со шпорой, то можно было смело переводиться в другой институт. Здесь студенту получить диплом, было просто невозможно. Семён оказался в первой пятёрке, кого пригласили на экзамен. Взяв билет, Семём сел за первый стол, специально загораживая остальных четверых, которые были значительно слабее его в этом предмете. Билет, который достался ему, был не из лёгких, но Семён знал этот предмет и не волновался, набрасывая тезисы ответа. Когда профессор, посмотрев на часы,  хотел пригласить студента, взявшего билет первым, то Семён, увидев растерянность того, встал и сказал, что готов отвечать. Миша благодарно посмотрел на Семёна, и, подняв кулак, дружески поприветствовал соседа по комнате общежития. Это был одновременно знак и спасибо, и ни пуха, ни пера.

Семён сел за преподавательский стол и начал излагать ответы на поставленные вопросы. Профессор, молча, слушал, как будто его здесь вообще не было, всё время, смотря в аудиторию, даже иногда привставая и внимательно смотря на кого-то или на что-то. Ответив на все вопросы, Семён замолчал. Настала гнетущая минута тишины. Преподаватель по умолчанию считал, что студент может знать предмет не больше чем на тройку, сам он знает предмет на четвёрку, ну а на пять, может знать только господь Бог. Он не раз говорил об этом студентам во время лекций. Наконец, он заметил, что Семён давно замолчал, внимательно посмотрел на него и выдал фразу, которая вызвала оживление в аудитории:
- Что ж, молодой человек, вы меня порадовали, ставлю вам четыре, молодец!
А для Семёна это была, как пощёчина. Ни на секунду не задумавшись, он выпалил:
- Я с этим не согласен. Я на все вопросы ответил исчерпывающе.

Последовала немая пауза, после которой профессор снял очки, и внимательно посмотрел на Семёна, после чего последовала фраза:
- Да, вы батенька, нахал!
- А вот нахалом, я отродясь не был, Просто я знаю предмет и знаю не плохо.
Вы меня заинтриговали, он, видите ли, знает предмет….. Хорошо, проверим ваши знания. Ставлю вам  условие,  вы должны решить три задачи по предмету. Если вы решаете все три задачи -  ставлю пять, решаете две – получаете четвёрку, справляетесь только с одной – ставлю тройку, ну, а если не решаете ни одной – заслуживаете только двойку. Подумайте, прежде чем ввязываться в бой. Четвёрка, хорошая оценка, стоит ли рисковать?
- Согласен с вашими условиями.
- Да вы ещё и самоуверенный нахал. Что ж, извольте, вот условия задач, сами напросились.
Семён прочитал все три задачи, взял листок чистой бумаги и сидя за преподавательским столом, сначала решил первую, не задумываясь - вторую, и только на третьей задаче немного поломал голову, однако решил и её, и счастливо, как-то бесхитростно улыбнулся.
- Знаете, Семён, а ведь  я вас просто испытывал, как человека. Я бы всё равно, при любом раскладе, поставил бы вам положительную оценку. Вы действительно знаете предмет и знаете на пятёрку. Но мне был интересен психологический эксперимент, насколько вы сильны духом, чтобы ввязаться в такую авантюру. Молодец! Вашу мужественную руку. За последние десять лет вы первый, кто рискнул связаться со мной. Браво!

Эта история стала притчей во языцах в стенах института. Когда Семён проходил по коридорам альма-матер, на него смотрели как на национального героя. Это ещё больше упрочило его положение, как негласного лидера группы.  Остальные экзамены Семён сдал в штатном режиме, без подобных эксцессов, там и предметы сами по себе были легче, да и он знал их. В эту сессию у него в зачётке были одни пятёрки. На каникулы он уехал в хорошем настроении и добром здравии. Лето пролетело незаметно, в трудах и домашних заботах, купанье в реке, рыбалке, игре в футбол за местную команду села.

Осенью все съехались весёлыми и загорелыми, возмужавшими и уже почти взрослыми людьми.  На этот раз уже никто не разыгрывал Семёна, он отпустил усы и бороду и выглядел намного старше своих лет.  Его размеренная манера говорить, убедительно, с вескими доводами, поставили его совершенно на другую ступень общения с преподавателями.  С ним, они вели себя, как с равным, поручая интересные разработки в студенческом конструкторском бюро, где он работал с первого курса.  Во-первых, это позволяло материально что-то зарабатывать дополнительно к стипендии, и, во-вторых, давало практические навыки в конструировании, учило работе со справочной литературой.  Семён всё также с обожанием смотрел на Надю, не допуская мысли, что она может снизойти до него. Когда она проходила мимо, обдавая его еле заметным ароматом дорогих духов, то сердце его замирало  и он отворачивался, чтобы скрыть своё волнение. Возраст давал о себе знать и в нём просыпался мужчина, безумно влюблённый в свою сокурсницу, которая отдавала предпочтение совершенно другому представителю сильного пола.

В середине сентября, весь курс сняли с занятий и направили в подмосковный колхоз на уборку картошки.  В первых числах октября синоптики обещали уже морозы, и картошку нужно было срочно спасать.  Группу Семёна направили в захудалую деревню, где жили одни бабки. Вернее это было даже не деревня, а хутор, состоящий из шести домов.   Этим бабулям руководители колхоза привезли и раздали продукты и попросили разместить студентов по избам и готовить им еду. Бабушкам это было даже приятно, оказать посильную помощь в спасении урожая, тем боле, что председатель пообещал им привезти дров на зиму. У той бабули, куда разместили Семена, была самая большая изба из четырёх комнат. В одной поселили ребят, в другой девчат, а бабуля жила в третьей. Одна комната была закрыта на замок и нас предупредили, чтобы мы ничего не спрашивали про эту комнату. Надежда, оказалась в этой же избе, где и Семён.

Начались трудовые будни. Рано утром за студентами приезжала машина и отвозила их на колхозные поля, это примерно в трёх километрах от их хутора. Целый день они копались в земле, выбирая картошку, сюда же, прямо в поле, им привозили обед, а вечером он кушали уже у своих бабушек на хуторе. Картошку студенты складировали прямо здесь в поле, в бурты, ничем не закрывая, и если бы ударил мороз, то картошка бы вся пропала. Видя эту бесхозяйственность, Семён повздорил с колхозным бригадиром, который оправдываясь, заявил, что у них заболел тракторист, и ему сделали операцию, и он не сможет работать ещё месяц. Поэтому картошку будут вывозить только тогда, когда освободятся трактора на других участках. Семён, понимая, бестолковость их труда, в случае наступления морозов, предложил свои услуги. В их деревне, любой пацан мог водить трактор с раннего возраста, а к моменту окончания школы им всем выдавали удостоверения тракториста. Бригадир несказанно обрадовался такому предложению и повёз Семёна на центральную усадьбу за трактором.

Теперь Семён сам утром отвозил всю группу на колхозное поле, и целый день мотался, отвозя, телегу за телегой, собранную в поле картошку. Буквально за три дня бурт картошки был перевезён в овощехранилище. Вечером, приехав с поля, Семён не садился с ребятами на лавочку, а что-то делал для хозяйства бабули. Навесил упавшую дверь сарая, починил крыльцо, где можно было сломать ногу, отремонтировал ворот колодца и все бабки благодарили его за это, ибо им приходилось доставать воду из колодца верёвкой, а это многим было даже не под силу. Когда председатель выдержал своё слово и привёз в каждый дом дров, то Семён все их переколол и организовал и ребят и девчат, убрать их в сарай. Баба Люба  буквально не знала, как отблагодарить Семёна, подсовывая ему самые вкусные куски мяса или наливая не молока, а сливок.  В его отсутствие, нахваливала его перед девчатами, неустанно повторяя, что счастлива будет та, на которой он жениться. А Семёну все эти деревенские дела были знакомы, и он был даже счастлив, выполняя их.  Любое дело так и спорилось в его руках. Он переточил все кухонные ножи,  двуручную пилу и ножовки, заменил на кухне сгнившую половицу.
   
Наконец появился свободный тракторист и бригадир предупредил Семёна, чтобы он к вечеру отогнал трактор на центральную усадьбу, а студентов отвезёт на хутор машина. Отогнав и оставив трактор на колхозном дворе, он пешком пошёл  в сторону хутора по лесной короткой дороге. Погода стояла прекрасная, было настоящее бабье лето, тепло, в лазурном небе летали паутинки, светило ласковое осеннее солнце. Насвистывая привязавшуюся мелодию из кинофильма «Генералы песчаных карьеров», он, не спеша, брёл по лесной тропинке, которая вилась, огибая высокий холм, поросший редкими деревьями. Проходя мимо южного склона, он непроизвольно бросил взгляд на взлетевшего тетерева, который стремительно, с шумом и хлопаньем крыльев,  скрылся в сосняке.  А там, где он сидел, Семён заметил что-то красное. Каково же было его удивление, когда он увидел там красные ягоды спелой земляники. Был сентябрь, а не июль, когда поспевает земляника, а её здесь была целая поляна, и это здесь ею лакомился тетерев.  Положив в рот несколько ягодок, он блаженно закрыл глаза от удовольствия. Ягоды распространяли знакомый с детства аромат, от которого буквально кружилась голова.

Сорвав огромный лист лопуха, Семен сделал из него кулёк и стал собирать землянику. Стоило только прикоснуться к ягоде, как она послушно отрывалась от чашелистика, и Семён быстро наполнил свою импровизированную тару.  Придя на хутор, он обнаружил, что  ребят ещё не привезли с поля. А когда он вручил бабе Любе собранную землянику,  та удивлённо уставилась на него, произнеся при этом:
- Милок, где же это ты взял, аль на усадьбу привезли заморскую ягоду?
- Да, нет, бабуль, это на Бабьем Яру нарвал. Я сам себе не поверил, что в сентябре созрела земляника.
- О как! Да ты сынок колдун. У нас здеся поверье было, что ежели, кто землянику спелую найдёт осенью, у того все думы срастутся. Про Бабий Яр у нас завсегда говорили, что колдовское место. Откель там взялась земляника под зиму? Ух, а запах, ажнык голова кругом. Ох, парень, ждёт тебя радость нечаянная. Надысь  сова прилетала в сад, это точная примета к радости. Слушай, помоги мне.

Баба Люба полезла к иконам в переднем углу избы и достала из-за них какой-то ключ. А потом, подойдя к запертой комнате, попросила открыть заржавевший висячий замок. За дверью была обыкновенная деревенская комната, с широкой кроватью, горой подушек на ней и старинным покрывалом ручной вязки, с красивым подзором. А на столе лежали  орден  КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ и медаль ЗА БОЕВЫЕ ЗАСЛУГИ.  В рамочке на стене висел портрет молодого человека в форме лейтенанта, а на комоде лежала офицерская кожаная сумка и командирские часы.
- Здравствуй сынок, помнишь, ты мне в детстве приносил  осенью землянику с Бабьего Яра. А на третий день после этого твой отец вернулся из плена, вот и сегодня Семён, опять там нашёл землянику. Это к радости сынку. Скоро встретимся,  и это будет моя радость, а у Семёна своя, – произнеся эту тираду, баба Люба горько заплакала, а потом, спохватившись, начала вытирать везде пыль, собрала с кровати покрывало и понесла вытрясать пыль.

Вернувшись, она рассказала Семёну, что её сын погиб в Афганистане, после чего сразу умер и муж, не пережив это горе.
- Ты вот чего парень, давай сюда переселяйся. Гляжу я на тебя, ну точно мой Федя, такой же рукастый.  Он тоже за всё переживал, за всё хватался. Вот и там целый взвод спас, а сам погиб.               
Баба Люба горестно вздохнула и погладила лежащие на столе награды, а потом, услышав звук подъехавшей машины, голоса ребят и девчат, обратилась к Семёну:
- Семён,  я с первых дней вижу, как ты смотришь на Надю. Да ить и ты ей, похоже, ндравишься. Я её сегодня угощу земляникой и душевно поговорю. Вижу, мечется она, как неприкаянная, а душа то её у тебя запрятана.
- Баб Люб, да не люб я ей.
- Дык, она это для форсу с Димкой на крыльце сидит, да хочет-то с тобой. Я надысь на двор ходила и слышала, как она оплеуху ему влепила, чтобы руки не распускал и сразу после этого шмырь в хату. 

Вечером, после ужина, Семён сидел в комнате Феди и писал письмо маме. Сзади скрипнула дверь. Семён обернулся и увидел Надю, которая нервно теребила концы платка, накинутого на плечи.
- Семён, я от бабы Любы, ты знаешь, ты прости меня, что я три года тебя мучила, сама себя не понимая. Эта мудрая дуэнья окончательно развеяла мои сомненья и, как видишь, я приняла решенье.
В это время за дверью раздалось металлическое клацанье и какой-то скрежет. Семён хотел выйти и проверить, но Надежда не давала ему возможности подойти к двери.
           - Успокойся, это баба Люба вешает замок на эту дверь, чтобы я не передумала.