Сторонникам крепостничества посвящается…
Вместо предисловия.
Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин с большой теплотой отозвался о крепостном праве. В своей статье, опубликованной в «Российской газете» он пишет: «При всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации. Не случайно же крестьяне, по свидетельству историков, говорили своим бывшим господам после реформы: «Мы были ваши, а вы — наши».
Этот рассказ – биография бывшей крепостной Алены Григорьевны Шехавцовой. По материалам журнала «Живая старина» от 1908 года.
***
Осеннее небо затянулось серой пеленой, будто шалью пуховой прикрылось, потемнело, огрузло, и на подмерзшую землю робко, будто стесняясь, полетели первые снежинки. Алена Григорьевна теплее закуталась в старый тулупчик. В голове до сих пор звучал окрик Анисьи, меньшей снохи: «Что ты, мама топчешь здесь, не видишь, я избу вымыла. Поди, подыши-ка воздухом, пусть просохнет». Битый час сидит она на лавочке у двора, боясь зайти внутрь. Сынок, Никитушка, до темна в трактире прогуляет. А и вернется, защиты не жди, как бы хуже не было. Редкий день, когда сам является, все больше приятели приводят. И как это вышло, оба ее сына непутевыми стали? А ведь с мальцов к труду приучала, вместе на полях батрачили, пастухами хаживали. Да что пастухами, было времечко, как по людям с сумой бродили. И вроде бы наладилось, на ноги стали, хозяйствами обзавелись, только мечутся души их, все будто мстят кому-то, а месть против них оборачивается. И ведь семьи, детки малые, но нет покоя сынкам.
Скоро-скоро снег упал.
От напасти мил пропал,
С ворона коня упал
Он упал и лежит.
Никто к нему не бежит,
Ни отец, ни мать,
Ни сестра, ни брат…
А снежинки кружат, кружат, норовят под шаль пробраться, в тепло. И чудится старухе, что не снежинки то, а цвет с яблонь в барском саду. И даже голоса слышатся:
«Алена, Алена, соловушка наша, спой песенку про кудерцы».
Ходил, гулял молодец
Тишком да лужком
Тишком да лужком
Крутым бережком.
Чесал свои кудерцы
Частым гребешком…
Мерещится, что не старый клен ветки клонит, то она, молодая, бойкая, во всех игрищах заводила, в любой работе первая. Дворовая девчонка, одна из восьми душ детей кучера Григория, любимица общей избы, где жили люди помещика Пушкарева. Матушка ее была из духовного сословия. Дед Алены, дьяк, большой любитель выпить в картишки перекинуться с местным помещиком, продал свою дочь, матушку Алены, этому своему приятелю за одонок хлеба в сорок копен. Впрочем, оговорил условие, по которому Пушкарев выдаст ее замуж за своего кучера Григория. В молодой семье скоро на свет Божий восемь душ детей народилось. Среди них и Алена, всеобщая любимица. Матушка ее целыми днями пропадала на работе, летом в полях, зимой в закутках барских. Обшивала, обстирывала деток по ночам. И батюшка в страду отправлялся в поле.
Метет-метет, заметает дорожки, и кажется Алене Григорьевне, будто не снег то вовсе, будто кисея на постели барской. Барыня частенько Алену к себе звала, нравилась ей девчонка за нрав веселый, за песни звонкие, что знала в превеликом множестве.
А как подрастать стала, барыня Настасья Николаевна отправила резвую девчонку к своему любовнику, лесничему Кузьме Макарычу, в услужение, избу прибрать да прочую бабью работу справить. Только Кузьма Макарыч жалел ребенка, работой не загружал, вот и резвилась Аленушка, по лесам бегала за грибами-ягодами. Недолго то времечко славное длилось, к одиннадцати годам забрала ее барыня назад, в свои покои служить приставила. Конечно, служить барыне куда приятнее, чем хозяину, уж больно лют был. Порол за малейшую провинность, а душ загубил без счета. Барыня же, по мнению дворни, была доброй, самолично ручки не распускала, лишь придиралась по любому поводу.
Стыло, холодно, как в ту весну, когда батюшка умер. Кучер Григорий был незаконнорожденным, вроде брата помещику приходился, потому и били по любому поводу, сколько раз почти мертвого приносили, на полотне откачивали, не счесть. И решил батька хлопотать о даровании его семье вольной. Пришлые люди уверовали, что стоит ему подать прошение, как все разрешится. Узнал про то Пушкарев, возлютовал, гвоздями Григория к доскам приколотил. Бил так, что кожу содрал, зубы горохом сыпались. Думали, помрет батька, но он выжил. Выжил и в бега подался. Хоронился у вольноотпущенных в семнадцати верстах от усадьбы, ходил в губернский город, в Палату, подавать прошение. И надо же такому случиться, в дверях Палаты столкнулся со своим мучителем, Пушкаревым. Ужасной погоня была, до самых полей преследовали батьку, но упустили, половодье помешало. А Григорий по ледяной воде семь верст бежал. Прибежал, слег и помер.
Тяжелые времена настали для их семьи. Матушку барыня самолично в висок безменом ударила, так, что на погосте еще одним холмиком могильным больше стало. Алене и сестрам отрезала роскошные косы, которые до пят доставали, в навоз за ворота выбросила. Нет для девицы позора сильнее, каждый норовит в обесчещенную пальцем ткнуть. А уж когда меньшого братца Ефимку мертвым принесли, не выдержала девушка.
Бежала Аленка, торопилась, быстрее, быстрее, быстрее, долой из проклятого дома, от обвисшей фигурки Ефимки, которую уложили на лавке, от багровой печати барской милости на виске, печати, которая вышибла дух из мальца. Не досмотрел, как волки телят утащили.
Бежала, не разбирая дороги. За ней, было, кинулись вдогонку, но отстали. И то, бежать-то ей некуда, защитников у дворовой девки нет. Разве что к Кузьме Макарычу, лесничему, броситься?
На третий день нашли Алену в дальнем лесу, привели к барыне на суд. А суд скорый, избили девку. На полотне неделю провисела.
Кружат, кружат снежинки, будто судьбу ее пишут. После Манифеста Алена Григорьевна первой на волюшку вырвалась. Не только сама вырвалась, но и других вызволяла. Пушкарев никак смириться не мог со свободой своих крепостных. Раз плетью загнал женщин, что работали на чужом поле, держал их в заточении, работать на себя неволил. Алена Григорьевна сама к мирскому ходила, хлопотала. После того случая притих помещик, затаился.
Покрывают снежинки голову пожилой женщины, словно кисеей свадебной. Через год после отмены крепостного права Алена замуж вышла за солдата николаевского. Петруша ее на трехмесячную побывку в дом родной прибыл. Пятнадцатилетней службой милость выслужил. Сыграли свадебку, молодой назад отправился, оставляя жену на десять лет. Хорошие годы то были, свекор со свекровью Алену баловали. А как вернулся Петруша, так в семье и детки пошли. Шесть человек прижили. Из них, правда, двое живы остались. Восемь лет прожила Алена с мужем, овдовела рано. Как перевез он семью в соседнюю губернию, так и слег с лихорадкой. Осталась она одна с малолетними детишками. Хватили лиха, да только что уж вспоминать?
Метет, метет первая поземка, заметает прошлое, будто и не было.
Алену Григорьевну обнаружил пьяный Никитка, когда возвращался из трактира. На лице пожилой женщины навечно застыла улыбка.
***
Одонок, одонье хле6а - круглая кладь, с острою обвершкою, в 25—40 копен.
В тексте использованы песни, записанные со слов Алены Григорьевны.