Ночи бессонные.. Гл. 6

Людмила Волкова
               

                6

                И все-таки главным регулятором настроения у Киры служила Надя. Она приходила раз в неделю, в воскресенье. Жила  Надя далеко, но работала близко от Кириного дома – в одном из частных банков. О своей работе рассказывать не любила, отмахиваясь  от расспросов:
                – Да ничего там интересного! Я же экономист по образованию, по профессии – бухгалтер, всю жизнь  вожусь с цифрами. А ты – с буквами и словами. Разное это. Я не работаю, а отрабатываю, понимаешь. Метила в актерки, попала  на бухгалтерские курсы, потому что опоздала на экзамены. Я же сначала попробовала в театральное училище поступить.
                – Вот это интересно!
                –  Ну,  пришлось врать родителям. Они  работали оба в лаборатории металлургического института  и дюже мечтали  пристроить меня на экономический факультет.  А я театром  бредила.  Мое актерство проявилось в том, как я втихаря готовилась к экзаменам в театралку. Разложу по всему столу  учебники по математике, тетрадки разбросаю, сяду с умным видом серьезным. А   только  родители за дверь – и я начинаю зубрить сцену «Наташа Ростова у открытого окна».
                – Почему  это?
                – А все же любили тогда Наташу.  Я успела фильм посмотреть, американский, с  Одри Хепберн.  Была в нее влюблена. Старалась ей подражать. Между прочим,    фильм  Бондарчука мне не понравился, особенно  Тихонов. Какой-то получился замороженный  князь Андрей. А тебе?
                – Не отвлекайся, –   сказала   Кира. – И что дальше?
                – А то, что провалилась. Ты же видишь, какая я – шпала? В классе была самой высокой. Как сказала на экзамене, что буду Наташу изображать, вся комиссия  заулыбалась. Переглядываться стали, гады! Я сцену читаю – сразу за всех трех участников, голоса меняю: то я Соня сонная, то зануда Князь, то восторженная Натали, которая хочет…
                Надя вошла в образ и заговорила Наташиным голосом:  « Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки — туже, как можно туже, натужиться надо, — и полетела бы. Вот так!»
                Надя показала, как себя подхватывает под коленки.
                Получилось смешно, и Кира тоже засмеялась. Коленки у Нади  торчали, как у кузнечика.
                – Вот видишь? И ты не выдержала! А я тогда думала: сейчас всех сражу этим приёмчиком, заговорив  на три голоса! А им мои коленки, видишь ли, не понравились!
                Кира уже громко смеялась, и у Нади рот был до ушей, но она продолжала:
                – И когда кончила я эту дурацкую сцену, то главный дядька-экзаменатор  сказал: «Деточка, представить вас летящей… как-то не получается. Но вы очень старались. Спасибо за хорошее настроение. Приходите на следующий год, но подберите …другую сцену». Так был загублен мой талант – на корню.
                – И ты…
                – Что – я? Выдержала трепку от предков. Мама рыдала. Пришлось идти на курсы бухгалтеров, а потом поступать на вечернее экономическое. И опять мама рыдала. Она хотела меня видеть студенткой  стационара, чтобы у меня была стандартная молодость, то есть – студенческая, а я работать пошла. Захотела быть самостоятельной.  Устроили меня на мебельный комбинат, он тогда еще не развалился. Я была девочкой на побегушках в бухгалтерии. Считай, училась на практике этой премудрости. А потом меня увидел Василий Николаевич. Он тогда мастером был в цеху. Краснодеревщик, руки золотые, поднялся на своем таланте. Образование незаконченное высшее. Понравился веселым нравом …Тебе не надоела моя трескотня?
                – Надька, ты что-о?! Да я тебя слушала бы тебя сутками! У тебя такая физиономия  выразительная, что…
                – Вот-вот! А она не понравилась на экзамене! И мои коленки!  Думаешь, у Наташи Ростовой они были лучше, если сам классик  признался, что она была худой? Просто Наташа в панталонах ходила,  под ними что угодно можно спрятать, а  на мне была юбка короткая!  Не могу простить! Так на чем я остановилась? Ах, да, на моем пролетарии – Василии Николаевиче.
                Кира улыбнулась:
                – Почему – о пролетарии? Он же у тебя фирмач теперь, бизнесмен, можно сказать  – враг пролетария, буржуй.
                –  У него от буржуя только пузо. А все повадки – пролетария. И с этим трудно бороться. А тогда он мне понравился добродушной рожей. Красной она еще не была,  он ходил в начинающих алкоголиках, о чем я не догадывалась. Я же думала: пиво – это ерунда. Вон вся Англия в пабах пивных вечерами пропадает, а мой только раз в неделю, кружечку… Ладно, пора мне. Вторая серия – в следующее воскресенье, если напомнишь. Нужно проследить за Иваном. Завтра у него коллоквиум.
                Надин сын поступил в сельскохозяйственную академию, бросив «бомбить» по настоянию близких. Это настояние выражалось в ежедневных скандалах  с подвыпившим  Василием Николаевичем  и упорном занудстве с боку Надиных родителей, то есть бабушки с дедушкой, которые уже много лет не могли удовлетворить свою мечту иметь под боком счастливого студента. Заочное и вечернее обучение они отвергали, внука обожали, тем более что он был поздним ребенком – по их представлению, и поздним внуком.
                Историю рождения Вани Кира узнала не сразу. Надя уже успела выложить все свои семейные тайны, кроме главной. Ваня  и был главной тайной.
                Однажды  после ссоры с мужем Надя  приехала  поздно вечером и сказала с порога:
                – Не выгонишь? Я ночевать буду.
                – На-адька, солнышко, как я рада!
                Кира повисла на шее у подруги, расцеловала ее в обе щеки, Потом забегала по квартире, засуетилась, пытаясь  устроить Надю поудобнее.
                – Эй, подруга! – одернула ее Надежда, тыча пальцем  в  стену, на которой красовался ее девиз. – Не дергайся! Я – надолго. С Васькой погрызлась. Пришел  тепленький, а я… ну, не выношу его таким. Хлопнула дверью. Хорошо, что Ванечка у бабули сегодня ночует.
                После ужина  с вином, которое  прихватила  из дому прагматичная Надя,  не забыв и закуску в виде  жаренных в масле пирожков с мясом, они устроились на диване – с ногами,  укрывшись одним пледом. Кира понимала: Наде хочется  отвести душу – поругать своего Василия. Что она вышла замуж не по любви, а по симпатии, Кира уже знала.  Любовь так и не появилась на горизонте, по признанию Нади:
                – Ждала, ждала, но чем дальше, тем хуже. Я стала по сторонам смотреть – сравнивать других мужиков с ним. В компанию придем – сравниваю. Но везде мой,  оказывается,  не худший вариант.  А тут еще не могу забеременеть, а ему сына подавай. Даже на этой почве стал попивать.  Вот уже с этим я мириться не хотела, и начались у нас скандалы. До развода доходило, потому что ничего меня, кроме квартиры, не держало. Ведь жила на его территории, а к родителям тоже не хотелось перебираться.
                А  сейчас, сидя на диване лицом к лицу, Надя призналась:
                – Ваня ведь – не его сын. Бесплодным оказался Васенька, а не я.  И узнала я об этом от его мамани. Приехала как-то из села, он же у меня сельский…
                – Ты говорила – пролетарий, – напомнила Кира.
                – Один хрен – значит, сельский  пролетарий.  Разговорились мы с нею о детстве Васеньки, о том, о сем, вот она мне и выдала воспоминание: «Болел редко. Почти не болел. Разве что – свинкой.  Даже в больницу отвезли. Сильная была свинка».
                Надя вздохнула, словно только что узнала об этом.
                – Вот эта самая свинка и была самой большой свиньей. Ладно, не знала полуграмотная свекровь, что бесплодие у мужчин – как раз из-за перенесенной свинки.  Я ей не сказала об этом. Что бабку расстраивать? Но  когда я все поняла, стала его гнать в больницу, чтобы  проверился, он уперся: не пойду. Я, говорит, не могу быть бесплодным,  ты все выдумала. Кир,  а ты мужу изменяла когда-нибудь?
                Кира от  столь неожиданного   поворота  даже растерялась, ответила не сразу:
                – Однажды я …чуть-чуть не изменила.
                – Чуть-чуть не считается. А я изменила. Был у меня один  поклонник. Я трезво рассчитала: человек вроде бы хороший,  не алкаш, даже не курит, в меня влюблен. Не противный внешне. Вот возьму и пересплю с ним пару раз. Авось, получится что-то. А там будет видно. Если к моменту рождения ребенка Василий сопьется, а этот окажется нормальным, уйду от него – и баста!
                Запела Кирина мобилка, и она включила громкую связь, когда увидела, кто звонит.
                – Привет,  Кирюш! – зазвенел  бодрый голос тети Зои.– Не разбудила?  У меня хорошие новости. Но  сначала скажи, твой козел не приходил?
                – Нет, тетечка,  мой «козел»  не возникал. А с чего это вдруг он появится?
                Надя слушала этот диалог   с явным удовольствием.
                – А с того, что может прибежать с покаянием.  Его бросила та самая, что увела. Ольга, да?
                – Вы не напутали чего-то? Может, он ее бросил,  это на него больше похоже?
                – Вот уж нет! Бросила и убежала с женатым заведующим  кафедры…. Не помню, какой. Теперь твой козел  в общежитии прозябает, то есть – нет у него жилплощади!  Ха-ха-ха! Ты чего молчишь?
                Кира пожала плечами:
                – Тетечка Зоя,  и откуда у вас такая информация?
                – Внучка моей однокурсницы работает в  учебной части, там все всё знают! Позвонила сегодня сообщить  благую весть.  – Тетя Зоя расхохоталась злорадно. – Если он придет, а ты его примешь, я от тебя отрекусь!
                Прозвучало так патетически, что Кира с Надей рассмеялись громко.
                – Кто там у тебя? – крикнула тетушка.   – Кто там надо мной смеется?
                – Ваша любимица, Надежда. Вам привет!
                – А-а, этой можно.   Поклянись, что своего козла  не пустишь на порог!
                – Не пущу. Только он не мой, сколько можно повторять?!   
                Этот разговор на какое-то время  отвлек обеих от Надиной исповеди. Продолжалась она уже в постели. Широкая двуспальная  кровать, прослужившая супружеской паре  более тридцати лет,   превратилась  на несколько часов в исповедальню. Свет они выключили, Надя говорила в темноту, а Кира живо представляла себе лицо подруги.
                – Так вот, – начала Надежда, когда наконец обе устроились и перестали крутиться. –  Я, конечно, сволочь, если честно.  Парень  был искренний, немножко глуповатый,  об этом я как-то не подумала сразу. Пару свиданий мы провели в парке. Целовались. Оказалось, что и целуется он… не противно. Хороший мальчик. – Надя вздохнула, сделала паузу, словно вспоминала лицо хорошего мальчика, которого она так нехорошо использовала. – А потом я решилась.  Жил он у своей мамы, та моталась в Турцию за барахлом, мальчик…его звали тоже Ваней… позвал меня в гости, а я пошла с подлым намерением родить для своего дурня сыночка.  Кир, я шла, как на казнь. Мне совсем не хотелось лезть в чужую постель. Я шла как на подвиг! Клянусь тебе.
                Полежали  какое-то время  молча. Потом Надя продолжала уже торопливо, ей явно не хотелось вдаваться в подробности. Хотелось этого Кире, но она вопросов не задавала.
                – Мальчик оказался темпераментным. Я решила сделать паузу перед очередным походом на подвиг. Меня мутило от стыда, поверишь ли? Вот вроде бы – ну что тут такого? Люди изменяют своим мужьям и женам веками!  Я пацану доставила удовольствие своим согласием, но… меня поташнивало от одной только мысли, что нужно идти еще раз.  И вот за этот перерыв в полторы недели все и решилось. Как  в сказке! Заказ сделан – заказ выполнен!  Через полтора месяца после этого я  порадовала своего суженого: беременна, Васенька, как ты хотел.
                – И он поверил?
                –  А он… представляешь, вдруг заорал: « У меня же свинка была! Я же бесплодный! Ты мне все уши прожужжала!»
                Вот когда  понадобилось мое актерство! Я заплакала! Как я плакала сладко, Кира! Обрыдалась прямо.  Говорю ему: ладно, если не веришь, что твой, иду завтра к врачу, пусть он… и так далее. Теперь он заплакал: дура, я  же говорил, что у меня все в порядке! А ты: свинка, свинка!  Я ему отвечаю:  свинка твоя оказалась ма-леньким поросенком, а не большой свиньей, и просто не повлияла на организм. Такое бывает!
                – Надя, а как же тот… Ваня? Он так ничего и не узнал?
                Надежда замолчала, стала вздыхать, показывая, как она сама жалеет бедного Ваню. И вдруг весело хмыкнула, протянула руку к  половине, где лежала Кира, нащупала ее ладонь,  сжала:
                – Держись за меня, сейчас с кровати свалишься. Ванька родился. Слава Богу, на меня похож, никаких примет постороннего вмешательства нет.  Прямо непорочное зачатие!  И тут я узнаю, что  у моего Василия Николаевича … есть на стороне доченька!  Сработал еще до меня, девица уже в пятом классе, и он даже денежки ей переводит – в помощь! Признался, гад такой, когда однажды напился.
                – А свинка как же? – Кира даже села на кровати.
                –  Приехала его мамочка на рождение внука, я в нее вцепилась:  расскажите о свинке!  Как болел Вася, какие были симптомы? Она удивляется: а разве я сказала, что свинкой болел? Ой, я уже и позабыла, говорит, это … название на букву  «с»! Весь в сыпи, бедный, ручками расчесывает… Я – ей  уже  ору: « Скарлатина, может быть?!» –  Она: ага, точно, скарлатина.  Во дура-баба!  В общем, ее сыну изменила  я  ради ребенка, но по ее вине. Так что мы квиты. Никто ничего не знает. Одна я в курсе. А мой голубь Ваня, то есть Ванин папа, женился  с горя, когда узнал, что я жду ребенка от законного мужа.
                – Ну, это точно – сериал какой-то, – восхитилась Кира.
                – Жаль только, что сынок явно пошел в папу: глуповат.

Продолжение  http://www.proza.ru/2014/11/03/678



.