Опубликовано в Петербургском литературном альманахе:
"Край городов" №83, 2015,
Издание литературного клуба "Век искусства",
г. Санкт-Петербург
«Что в имени тебе моем?..»
Нижний Египет, Мемфис,
Пирамида Хуфу
Пламя плясало, извивалось и насмехалось красными глазами и желтыми телами горячих бесноватых созданий. Огненные языки, укрощенные в спокойном мерцании настенных факелов, дрожали от малейшего колебания воздуха, отбрасывая нечеткие тени на каменную кладку подземелья. Серо-зеленоватый замшелый камень стен, пропитанный грунтовыми водами, имел запах болотной сырости. Подземный тоннель, которым они шли, соединялся с другими переходами множеством мелких коридоров с потайными нишами и уже зазеленевшими бронзовыми дверями и выводил к главной розовой зале с высокими сводчатыми мраморными потолками. Узорчатую лазоревую плитку пола, стен и колонн украшали дорогие финикийские ковры, пурпурный заморский бархат и шкуры северных животных с длинным жестким мехом. Кованая фигурная медная решетка прикрывала искусно сложенный камин с зажженным огнем. Прямоугольный эбеновый стол стоял посередине залы и ломился от яств. Длинные лавки из красного дерева, покрытые шкурами, располагались вокруг стола и вдоль стен. На шкурах и коврах, подвешенных на стенах, красовалось холодное оружие – мечи, сабли, кинжалы, копья и дротики, изготовленные лучшими мастерами всех времен и народов из серебра, железа и различных сплавов. Серебряные и золотые чаши, кубки, блюда и высокие фарфоровые напольные вазы с красными розами дополняли богатое убранство помещения.
Тайная вечеря, спешно собранная жрецами города Мемфиса в центральной торжественной зале пирамиды Хэйе Фэй’у – что означает Высшего на Небесах, – или попросту Хуфу, как говорили простые горожане, была в самом разгаре. Резное кресло из красного дерева с высокой фигурной спинкой стояло на верхней ступеньке близ камина. К горящему камину молодые жрецы подвели юношу, крепкого телосложения с синей шелковой повязкой на глазах, и усадили его в это кресло. Сильные мускулистые руки новенького лежали на подлокотниках и его крупные кисти с толстыми пальцами крепко сжимали набалдашники, вытесанные в обличье косматых львиных голов. Запястья рук сжимались прочной тисовой веревкой, примотанной к подлокотникам. Из одежды на приведенном была только набедренная повязка и сандалии. Он шумно вдохнул. В помещении было жарко и сыро. Жаркий влажный воздух обволакивал загорелое тело. Струйки пота стекали по блестящей спине между лопаток и достигали поясницы.
Помощник старшего жреца сорвал повязку с глаз пленника. Приведенный вздрогнул, втянул дымный от факельного огня терпкий воздух и чуть не задохнулся. Откашлявшись, он сощурился, привыкая к освещению и бросая исподлобья в залу огненно-горячий взгляд.
– Как твое имя? – спросил старший жрец, лицо которого скрывалось в тени, но крупные черты говорившего угадывались.
– Не помню, – хрипло ответил пленник.
Последовал резкий свист и короткий удар жесткого хлыста больно ожог лодыжки ног.
– Назови имя свое! – потребовал второй жрец.
– Я давно забыл его! – вскричал парень.
Раскаленное в пламени камина клеймо впилось с внутренней стороны руки ниже локтя. Связанный дернулся, но крепкие руки цепко держали пленника. Следом на сидящего беднягу вылилась ледяная вода из серебряного кувшина. Кожа мгновенно посинела и покрылась мелкими пупырышками. Ему поднесли медный рог ко рту. Обжигаясь крепким напитком, он выпил содержимое.
– Твое имя? – тихо спросил третий жрец.
– Я, вольный каменщик, – ответил он гордо.
– Я плохо слышу, повтори громче, – сказал первый жрец.
Тогда парень набрал воздух в легкие и громко крикнул:
– Я – Вольный Каменщик!
– Да, теперь ты действительно есть Вольный Каменщик, и ты есть ханнаку. Ханнаку – значит посвященный. Помни, Вновь Рожденный, теперь об этом всегда, – сказал Верховный Жрец. – Сегодня ты прошел все испытания – огонь, воду и медные трубы. Но это лишь начало Пути, цель которого теряется где-то там за горизонтом времен. Тебе выпала честь сыграть свою роль в Истории, проходя еще не раз через огонь, воду и медные трубы жизни. Я верю в тебя, мой мальчик! Это – твоя стезя, и она тебе по плечу. С Днем Рождения! С днем рождения, Вольный Каменщик! – дружно подхватил хор посвященных братьев. Искренние улыбки осветили лица адептов.
Верховный Жрец повелительно кивнул головой страже, и пленника развязали. Новообращенному вновь поднесли чашу. Верховный Жрец поднял правую ладонь вверх, обращаясь к представительному собранию. Присутствующие в торжественной зале притихли. Своды пирамиды Хуфу отражали многократным эхом слова духовного поводыря, наполненные глубоким мистическим смыслом.
– Сегодня, братья, вольные каменщики, мы радуемся рождению нового члена нашего братства – Вольного Каменщика! Да пополнятся наши ряды, несущие свет, свободу и гармонию в мир! Да разверзнется тьма, и луч Огненного Ра рассеет искры Мудрости в веках! Да пребудут отныне нашими вечными символами свободы духа – Щит, Меч и Красная Роза! Возрадуемся, братья, Свету отныне! Мы, вольные каменщики, и нерушимо наше союзное братство!
– Мы, вольные каменщики! – хором подхватили присутствующие братья, – Возрадуемся отныне! – звонкое чоканье серебряных чаш многократно прозвучало под сводами каменного зала на тайной вечере.
Плясало торжественно желто-красное пламя факелов. Прыгали от радости игривые тени. Вольного Каменщика облачили в длинную белую атласную вышитую рубаху, широкий синий бархатный пояс и меховой плащ. Старший Жрец подал Верховному Жрецу оружейные доспехи. Новообращенный встал на одно колено перед главным жрецом.
– Вольный Каменщик! – торжественно произнес жрец. – Отныне и довеку пусть тебе сослужит добрую службу этот знатный набор доспехов – Щит и Меч. Ты можешь, брат, стать славным воином, когда верой и правдой послужишь нашему Ордену Красной Розы. Пусть твое Слово не расходится с твоим Делом. С первыми лучами Небесного Ра ты отправишься в Путь, указанный тебе Красной Розой.
– Отец, когда мы встретимся вновь? – спросил робко парень.
– Неисповедимы пути Великого Ра на небосклоне, сын мой, а все людские пути неведомы даже астрологам. Все может быть… – Верховный Жрец учтиво поклонился всем собратьям по ордену и покинул торжественную залу в сопровождении личной свиты и взвода стражников.
Братья вольные каменщики из Ордена Красной Розы расселись за столы. Слуги – «хамы» и рабы – «баки» немедля принесли горячее мясо газелей, запеченных фазанов на больших блюдах и янтарное виноградное вино в кувшинах. Вкрадчивые звуки лютни, струящиеся по изящным пальчикам пышногрудых и пышнобедрых белых жриц Изиды, разлились в зале, уходя под мраморные аркадные своды, славящиеся своей прекрасной акустикой. Нотная грамота Египта, использующая пять нот, была также волшебна и притягательна, как и душевна. Тайная вечеря братства вольных каменщиков продолжалась до самого утра…
***
Россия, Москва,
студенческое кафе «Интеграл»
Металлический звон тарелок и барабанная дробь ударных инструментов рассыпались в воздухе и зазвучали первые звуки хард-рока. Ди-джей прибавил децибел и, откинув в упоении голову назад, закрыл глаза. Танцующие парни и девушки покинули пятачок, расселись за столиками. Под тяжелый рок они танцевать не хотели. Лазерные лучи создавали стробоскопический эффект, выхватывая из зала стоп-кадры реальности. Световые струи ритмично плясали по буйным головам отдыхающей молодежи.
Бритоголовый упитанный скин-хэд с серьгой в левом ухе и в новой кожанке потягивал пиво из большой кружки, сосредоточенно жевал «горячих собак», беря каждую следующую из внушительной кучи, которая горкой лежала перед ним на тарелке. Очередную «горячую собачку» парень захватывал двумя толстыми жирными пальцами с тарелки и, не торопясь, отправлял ее по назначению, причмокивая, и при этом время от времени задумчиво посматривал в вечерний зал кафетерия.
Пляшущие лучи лазера, отслеживающие ритм «тяжелого металла», выхватывали из толпы посетителей возбужденно-разгоряченные лица разношерстных молодежных течений: просто мимолетных компаний, «неформалов» и ни к кому не примкнувших одиночек типа «кошек, которые гуляют сами по себе». В студенческом клубе «Интеграл» царила привычная в этот час атмосфера. Оглушающая, непривычное для простых обывателей ухо, музыка была лишь фоном для здешних завсегдатаев. Сизый дымок плыл над толпой и разгонялся движениями мощных лопастей потолочных вентиляторов. Стойкий терпкий дух пива, пота, духов и дезодорантов витал над столиками, судя по всему, никому и ничему не мешавший в молодежном кафе.
К столику, где принимал трапезу полнотелый скин-хэд, вихляющей походкой подошли две аппетитные девицы в туфлях с высокими каблуками шпильками и в обтягивающих открытых платьях стрейч. Яркая боевая раскраска на лицах в стиле «девы-вамп» была под стать их вызывающим манерам.
– Угостишь, дам пивом, красавчик? – спросила длинноволосая шатенка. Красное струящееся платье нахально облегало ее пышную грудь, готовую вырваться из плена ткани. Скин-хэд оторвался от жевания «горячей собаки», скептически оглядел девиц с ног до головы и обратно, поднял брови, пытаясь сообразить, что в таких случаях следует сделать? Просто послать их подальше, чего они и заслуживают на первый критический взгляд, или пообщаться? Он в нерешительности почесал затылок. В принципе, послать их никогда не поздно, решил он. Нашел взглядом бармена, показал два пальца.
– Садитесь, крошки. Будем знакомиться? Скин-хэд перед вами. А вас как зовут?
– Что, просто скин-хэд? Ха! «Кожаная голова» в переводе с английского языка!
– «Что в имени тебе моем», как сказал однажды средневековый поэт? Не просто скин-хэд, а имя мое пишется с большой буквы. Я, Скин Хэд.
– Девушки переглянулись и засмеялись. Юркий официант принес на цветастом подносе пару бутылок пива, две порции дымящихся «горячих собак» и высокие фирменные стаканы с надписью «Интеграл». Парень кинул официанту на поднос деньги.
– Я, Сильвия, – представилась рыженькая с короткой стрижкой «ежиком».
Ее «ежик» отрос, уложенная, вернее поставленная, прическа с применением геля жесткой фиксации, напоминала шторм на море, лишь временами переходящий в штиль. Сильвия сделала паузу, как ей думалось эффектную и достаточную, чтобы привлечь внимание молодого человека, и кротко посмотрела парню в глаза. Скин Хэд усмехнулся про себя. Он был увалень, но не «тормоз».
– А меня можешь звать Розой. «Что в имени тебе моем?.. Ведь роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – процитировала она реплику из «Ромео и Джульетты», желая показать, что она по призванию приобщена к миру искусства и кое-что помнит о великом классике Шекспире. – Мы с Сильвией студентки ВГИКа, – сообщила она рисуясь.
– Надо полагать, это великий Уильям вдохновил будущих актрис на театральный декор времен бродячих музыкантов, сеньора Роза? – прищурился парень, смачно облизывая пальцы. – Роза в красном, любопытно. Хм.
– А я думаю, что даже несколько символично. Не роза в красном антураже, а Красная Роза, господин неформал, Скин Хэд. Не так ли? Красная Роза!
– Красная Роза, – повторил он задумчиво, и в этот миг, какие-то расплывчатые ассоциации всколыхнули в его голове глубинные слои генетической памяти.
Красное пламя вспыхнуло перед глазами. Видение горящих дров в камине, блеск чьих-то горящих глаз рядом, горячий шепот над ухом. Всплыла странная фраза: «Помни имя свое!» и образ красной розы заалел в трепетных пальчиках. Видения, древнее и современное, чудно переплелись и смешались, превратились в неясный розовый туман. Туман пророс в трехмерную форму и облепил со всех сторон. Сознание, инстинктивно защищаясь от непонятных фантомов, слегка отодвинуло реальность и мгновенно отреагировало, пытаясь заблокировать центры древней памяти. Зал кафетерия поплыл и растворился…
***
Пламя плясало, извивалось и насмехалось красными глазами и желтыми силуэтами горячих бесноватых созданий. Огненные языки, укрощенные в спокойном мерцании настенных факелов, дрожали от малейшего колебания воздуха, отбрасывая нечеткие тени на каменную кладку подземелья.
Запястья рук сжимались прочной тисовой веревкой, примотанной к подлокотникам кресла. Он шумно вдохнул. В помещении было жарко и сыро. Жаркий влажный воздух обволакивал тело. Струйки пота стекали по обнаженной спине между лопаток и достигали поясницы.
– Как твое имя? – спросил старший жрец, лицо которого скрывалось в тени.
Раскаленное в пламени камина клеймо неожиданно впилось с внутренней стороны руки ниже локтя. Связанный непроизвольно дернулся, но крепкие руки цепко держали пленника.
– Назови имя свое! – требовательно приказал жрец.
– Ничего не знаю! Я не помню своего имени…
***
– Эй, чудак, очнись!
Молодой человек пришел в себя оттого, что его лупили по щекам и обрызгивали холодной водой.
– Я не помню своего имени. Братья мои! Возрадуемся отныне! Где я? – пробормотал парень невнятно, выплывая из вневременного состояния между явью и сном, и сосредоточился. Собрал в фокус окружающую обстановку. Удивленно посмотрел кругом. Он увидел Розу в красном:
– Ты белая жрица Изиды, да?
– Да нет же, дорогой, очнись! Я, Роза в красном!
– Э-э, шутишь? Я вспомнил! О! Я, кажется, все вспомнил. Я член братства вольных каменщиков из Ордена Красной Розы, – сказал он и вновь отключился.
– Сильвия, мне сдается, у нашего друга Скин Хэда «крыша поехала»! Это, наверное, от духоты? Давай-ка, подруга, проводим его домой. Эй, ребята, тачку поймайте нам, – махнула рукой Роза в красном, обращаясь к дежурившим у входа в кафе «Интеграл» охранникам.
Двери кафе распахнулись, и в зал проворно вбежала команда скорой помощи во главе с молодым фельдшером.
***
Бармен пожал руку шустрому молодому фельдшеру с фонендоскопом на груди, который только что закрыл свой чемоданчик с лекарствами.
– Он, что псих? – спросил бармен.
– Да нет, скорее всего, небольшое переутомление. Гипоксия. Авитаминоз. Традиционная ВСД, – небрежно бросил он, пытаясь показать больший опыт специалиста, чем у него есть на самом деле.
– Гипоксия? ВСД?
– Да, гипоксия – это кислородное голодание. Здесь в помещении очень душно, дымно. А ВСД – всего лишь Вегетативная Сосудистая Дистония. Ничего особенного. Болезнь нашего современного общества, как закономерный побочный продукт любой технической цивилизации. Увы! Восемьдесят процентов городского населения по статистике уже имеют все признаки ВСД, – доверительно выдал «врачебную тайну» фельдшер, немного помолчав. А следом он с удовольствием «навешал медицинской лапши на уши» обходительному бармену, добавив всю сопутствующую этому диагнозу информацию, которую только смог вспомнить из настольного учебника врача скорой помощи. При этом фельдшер щедро сдабривал свою речь обрывками крылатых выражений на латыни, так сказать, для вящей важности и аргументации.
– А-а, ну, я так и понял, – поддержал его бармен, уважительно кивая головой, – и продолжая неизменно протирать прозрачные стаканы с фирменной надписью «Интеграл». – И что ж теперь ему делать, бедолаге?
– Да ничего особенного, – пожал плечами фельдшер, зевая и прикрывая рот ладонью, – отлежится, отоспится. О-хо-хо! Поест витаминов, зелени, фруктов. Пища у него, по-видимому, не сбалансированная, слишком жирная и калорийная. Судя по габаритам этого пациента – он решительно не бедствует. Хотя внешность обманчива? Так вот, на что денег ему хватит, то и пусть лопает, главное чтоб с витаминами. Студенты – они, народ закаленный! Ерунда, все пройдет.
***
Дверца дежурного ночного такси захлопнулась, увозя Красную Розу и Вновь Рожденного. Сверкала иллюминация осветительных неоновых ламп и зазывных магазинных реклам, весело отражаясь на мокром асфальте.
Желтое такси направилось к редкому ночному потоку машин, выруливая к желтоглазому мигающему светофору по узенькой московской улочке. Куда? Был ли этот путь продолжением того древнего Пути, цель которого и поныне теряется где-то там за горизонтом времен. Случайная игра генетической памяти? Той памяти предков, которая тихо будила потомка древних адептов учения, иной раз нашептывая: «Помни имя свое, Вновь Рожденный! …Возрадуемся отныне»! Как знать?
***
Бармен бестолково потоптался на крыльце, тщетно вглядываясь в темноту, и зашел обратно в помещение кафетерия. Что он хотел узнать? Пожалуй, он, и сам того не знал. Желтая с шашечками машина скрылась в ночном городском пейзаже…
***
Нижний Египет, Мемфис,
дельта Нила
«И был день, и было утро…»
Раннее утро застало новорожденного Вольного Каменщика сыростью и туманом. Он еще не понял, что произошло, когда открыл глаза. То ли это был звук шагов, то ли остатки уходящего сна. Огляделся по сторонам. Соратники по трапезе славно храпели на своих подстилках и коврах, утопая в алых шелковых подушках, в обнимку с белыми жрицами Изиды. За окном тихо ржали лошади, приветствуя первые рассветные лучи солнца. Они мотали белыми и рыжими гривами, с наслаждением жуя овес, насыпанный каким-то рачительным хозяином в деревянное корыто, возле легкой колесницы с большими колесами.
– Тс-с! Проснись, брат, тебя призывает твой отец, – сказал, наклонившись к нему, бритоголовый помощник Верховного Жреца.
Молодой человек покрутил головой, ибо совершенно не помнил, когда и каким образом он переехал в этот богатый дом из подземелья пирамиды Хэйе Фэй’у. Хотя смутно в мышцах оставалось слабое ощущение тряски повозки по булыжным мостовым ночного Мемфиса. Похмелье отступало, его прогонял ранний рассветный туман. Вчерашнее отошло на задний план, неохотно и с ленцой оно отступило в глубину сознания и там затаилось. Посвященный поднялся и закутался в плотный войлочный плащ, который заботливо протянул старший брат. Его знобило.
– Пойдем, скорее, нам давно пора! – прошептал мужчина, и, не оглядываясь, заспешил между торжественных белокаменных колонн на террасу, отделанную полированным красным камнем. Желтый свет едва пробивался сквозь плотную завесу затхлых испарений. Улицы рассветного города купались в полудреме. Эхо их шагов неумолимо скользило следом, торопясь не отстать от этих ранних пешеходов, невидимо ступая за ними по холодным и безмолвным тротуарным плитам тихих мостовых Мемфиса. Вскоре они подошли к причалу. Темно-зеленая вода величественно колыхалась единой, сплошной массивной громадой, и создавалось впечатление, словно это дышат легкие неведомого огромного зверя. Волны порою выплескивались за край морской чаши на каменную пристань, подлизывая своим длинным мокрым языком наполовину босые ноги людей. Массивная бронзовая цепь поддерживала неприметную лодку у самого крайнего выступа оконечности дельты Нила, изрезанной многочисленными большими и малыми протоками. Молодой человек осмотрелся. Удивительно и странно было думать, что именно здесь Голубой Нил – эта главная торговая нить Верхнего и Нижнего Египта, – соединяется с морским простором. Пресные речные воды в страстном объятии-водовороте сливаются с солеными морскими водами, пополняя и без того полную чашу моря.
Около сходней группа посвященных братьев терпеливо ожидала их прихода. Отец, одетый в белые парадные одежды с золотистой каймой по краю, восседал на кресле, обитом красным финикийским бархатом, и смотрел вдаль. Молодой человек тоже взглянул в том же направлении. В отдалении стоял на якоре красавец корабль. Плавно покачивал массивными деревянными бортами, словно пританцовывал в нетерпении поскорей пуститься в путь. Деревянные резные драконы на корме оскалили пасти с острыми клыками и показывали всем раздвоенные языки. Моряки верили, что заговоренные драконы способны прогнать прочь гигантских морских чудовищ, которые выплывают из бездонных глубин ночью, чтобы всласть поохотиться на одиночные корабли.
Первые лучи Ра скользнули по корме, по правому борту и радостно озарили крепкий шелк золотистых парусов. С корабля подали условный сигнал.
– Все готово, Ваше преподобие, – обратился к отцу помощник, приведший молодого посвященного.
– Подойти ко мне, сын мой, – ласково позвал отец.
Молодой человек подошел к Верховному Жрецу, преклонил колено и поцеловал руку.
– Благословите, отец, – прошептал он, еще не осознавая до конца всего происходящего.
Верховный Жрец усмехнулся:
– Молодо-зелено! Благословляю тебя, мое любимое дитя на дела мирные и на дела ратные, на великий труд и на учебу во славу Великой Любви и Мира, во славу нашего учения и Ордена Красной Розы!
Он кивнул подручным. Мужчины вручили молодому человеку документы, бумаги и свиток, длиной в двенадцать локтей, перевязанный шелковой нитью и запечатанный сургучом с выдавленным личным знаком отца. Отец продолжал:
– Сын мой, твое новое имя в этих документах. Запомни, тебя зовут Миргрэм. Полное имя есть Миргрэм Буон па Арт из Мемфиса. Ты - сын богатых родителей, едешь на Кипр учиться у тамошних учителей ремеслу сборщика налогов. Твоя полная родословная записана здесь, выучи это за время путешествия на корабле. Запомни, мой сын. Никто не должен знать ни твоего настоящего имени, ни твоего истинного происхождения, ни, тем более даже догадываться о твоей принадлежности к Ордену Красной Розы. Учись прилежно, языку и всем ремеслам, список которых также прилагается в другой бумаге. Влюбляйся, люби, но не теряй головы из-за женщины. Захочешь, женись. Соблюдай наши правила. Первое из них гласит: никогда не посвящай в свои истинные дела и планы свою жену, как бы ты ей не доверял.
– Почему, же, отец? – воскликнул удивленно молодой человек.
– Чтобы не подвергать ни ее, ни тебя, ни твою семью и ни твоих детей никакой опасности. В трудную минуту, женщина может тебя предать, оправдывая свои поступки другими более благородными целями.
– И что все женщины такие?
– Конечно же, не все, но мужчина должен быть мудрее и дальновиднее. Есть только одна единственная в этом мире женщина, которой ты можешь доверять безоглядно во всем.
– Кто эта женщина, отец?
– Ты не догадываешься? Твоя мать, запомни сынок, на всю твою жизнь. Пиши ей письма, как можно чаще, она тебя любит, и, смею надеяться, что она действительно того заслуживает. Передавай ей небольшие подарочки и весточки, молись за нее. А теперь скажи мне, как тебя зовут, юный искатель приключений, а?
– Меня зовут, воль…, хм. Мое имя есть Миргрэм Буон па Арт из Мемфиса.
– Куда путь держишь?
– Я еду на славный остров Кипр, чтобы выучиться ремеслу сборщика налогов.
– Вино пьешь?
– Хорошее вино в хорошей компании, почему бы и нет?
– Сын мой, вино можно пригубить, но не более. Или разводи его водой пятикратно. Свежая голова держит язык на замке и придает ясности в понимании обстановки. Хитри, изворачивайся, но …не забывай при этом быть искренним, отзывчивым и обязательно предельно доброжелательным к собеседникам. Остальное, впрочем, ты получил в храме. Понял ли ты меня, мое дитя?
– О! Достаточно, мой отец. Могу ли я заверить в моей преданности и любви к вам? Ради вас, я могу, я….
Верховный Жрец улыбнулся краем уголков рта.
– Я верю, сынок твоему сердцу и в твою сыновнюю любовь. Храни тебя Бог Ра и все Небесные Силы! Весточки от меня и от нас ты будешь получать каждый месяц, но в жизни бывают непредсказуемые ситуации, Египет ждут большие перемены, как Верхний Египет, так и Нижний. До тебя могут дойти любые слухи. Не верь им до тех пор, пока не найдешь тому доказательств. Но и тогда, будь верен нам и нашему делу, продолжай его. Имей мудрость найти и принять верное решение.
– Как же я смогу узнать, что выбранное мною решение верно?
– Пусть сердце подскажет тебе и ведет тебя. Провидение небесное да хранит тебя, сын мой! Пора, сынок, на корабль. Капитан – хороший и добрый человек, но он мирянин и не посвящен в наши дела. Будь с ним предельно вежлив и учтив. Уважай его и команду моряков. С Богом! Да осветит Ра твой путь!
Верховный Жрец встал с кресла, подошел к сыну и с чувством поцеловал его в лоб и щеки. Вольный Каменщик принял от помощника Верховного Жреца заранее приготовленный сундучок со светской одеждой и корзину с едой. Серебряный кинжал и бархатные мешочки с золотом и серебром молодой человек прицепил к широкому кожаному поясу, а затем, минуя сходни, ловко спрыгнул на дно лодки. Поклонился и помахал рукой отцу и всем братьям.
Лодка быстро удалялась в туман к кораблю. Лишь плеск весел разгонял тишину. С рассветом туман сгустился у берега плотнее, однако корабль, сверкавший золотом своих парусов, был еще различим. На борт корабля «Голубой Нил» поднялся уже не новопосвященный вольный каменщик, а Миргрэм Буон па Арт, отпрыск богатых торговцев, евреев, которые мечтали выучить своего сына ремеслу сборщика налогов на далеком Кипре, чтобы по возвращении в столицу Египта Мемфис он смог попасть в дворянское сословие. Кто из родителей не желает лучшего для своих детей?
– Отдать концы! – прозвучал приказ капитана.
Моряки проворно засуетились, привычно выполняя свою морскую службу. Громада корабля медленно и как бы нехотя, развернулась на месте и подставила зюйд-весту обвисшие паруса. Парусный шелк воспринял рассветную работу с радостью и наполнил свои шелковые легкие влажным морским воздухом. Это был ветер и дух странствий! Судно тронулось с места и, показав грозную, увенчанную драконьими скульптурами, корму берегу, легко устремилось из дельты Нила в открытое море. Пассажиры столпились на корме и истово махали, прощаясь, кто носовыми платочками, кто шарфами или просто руками провожающим на берегу людям.
Миргрэм нашел глазами группу братьев и отца и лишь проводил их глазами. Нечаянно непрошеные слезы затуманили его взор….
***
Россия, Подмосковье
«Призрачно все в этом мире бушующем…»
Был день второй, и было утро. Сева проснулся поздно. Солнце уже светило сквозь белые тюлевые занавеси прямо на старенький диван. Из кухни приятно пахло свежим запахом сваренного кофе. Он еще понежился с минутку под шерстяным клетчатым одеялом, размышляя о вчерашнем происшествии в кафе «Интеграл». «Кажется, я разочаровал девушку и уснул гораздо раньше, еще в такси», – досадливо подумал он.
В комнату вошла Роза, запахнутая в его махровый банный халат, и с тюрбаном на голове, наскоро сооруженным из синего полотенца. Она не выглядела разочарованной, наоборот была весела и что-то там напевала. Девушка держала в руках алюминиевый поднос с двумя фарфоровыми чашками дымящегося кофе и хрустальной вазочкой с фруктовым салатом.
– Ну, Скин-Хэд Сева, завтрак готов. Как мы себя чувствуем, дорогой? Кушать подано, вставай лежебока!
Он изумленно посмотрел на горку фруктового салата, украшенную ломтиком лимона, крупными ветками укропа и петрушки.
– А что фрукты тоже надо съесть? Причем тут укроп и, и …трава? Сено, разве – это еда? – Он уставился на салат с совершенно несчастным видом.
– Это не сено, а петрушка. Обязательно! Так доктор сказал. Он прописал тебе зелень и фрукты. Ты их не любишь?
Сева задумался и скривился. Вздохнул:
– Зелень? Люблю. Правда, до сих пор о зелени я думал только в виде американских баксов. А что бутербродов там нету совсем? Мне помнится, в холодильнике вроде были сыр и ветчина.
– Все есть, улыбнулась Роза, я все приготовила.
Она была такой по-домашнему уютной, с совсем не накрашенным лицом. Приятно посмотреть! Девушка сегодня нравилась ему гораздо больше. Роза была милой и обаятельной и даже совсем не страшной, как ему показалось вчера в дымном кафе.
– Сева, сначала, фрукты!
– Хорошо, я согласен съесть все фрукты, но после. Я хочу прежде бутерброды, все остальное потом, можно а?
Роза озорно улыбнулась:
– Чисто, большой ребенок! Ладно, Севочка, я сей же момент, принесу тебе твои любимые бутерброды. Пей, дорогой, кофе стынет! Хм, скин-хэд!
– Ого! Да, это же любимые чашки из свадебного сервиза моей бабушки, я их никогда не беру. Розочка, она будет сердиться. Честное слово.
– Не волнуйся, дорогой! Твоя любимая бабушка ничего не узнает, я тщательно их вымою и поставлю на то же самое место. Пей!
Девушка поставила поднос на стул, стул придвинула к дивану, чмокнула его в лоб и, нарочито грациозно покачивая круглыми бедрами, вышла в кухню за бутербродами.
***
Россия, Подмосковье,
пос. Звездный,
тренировочно-испытательный полигон
«Есть только миг между прошлым и будущим…»
– Здоров, как бык! – заключил выпускающий врач, завершив дежурный предполетный осмотр пациента. Он снял с его предплечья манжетку тонометра и вынул из ушей трубки фонендоскопа. – Давай, пилот, семь ветров в закрылках!
Белый с красно-синей каймой по бокам спортивный самолетик среднетяжелого класса взял разбег и, набирая скорость, помчался по бетонной взлетно-посадочной полосе. Пятьдесят девять секунд, и белые направляющие штрихи слились в одну сплошную линию. Набегающий аэродинамический поток ударил тугими струями снизу под крыльями. Две противоборствующие силы – сила тяжести и сила Архимеда, – вышли на ринг. Пилот нажал сектор газа. Угловое ускорение добавило обороты левого и правого двигателей, заставив их взять более высокие ноты. Эта мелодия бальзамом легла на сердце и душу пилота. Вот-вот сейчас настанет сладостный миг нирваны, когда сквозь небольшие перегрузки, организм человека сольется с машиной в единое целое, и затем возникнет уверенное ощущение полета. Он еще увеличил тягу, неумолимо прибавляя подъемную силу. Борьба на ринге между двумя достойными природными противниками дошла до кульминационного момента. Еще миг, и …победа! В этой неравной схватке механических сил, победил Архимед. Машина получила дополнительный момент для подъемной силы и силы тяги, и самолетик, радостно урча моторами и жужжа мощными пропеллерами, наконец-то оторвался от грешной земли и устремился в небо. Есть отрыв! Тридцать секунд стабилизации всех систем, и машина вошла в уверенный штатный режим полета. Есть полет! Полет нормальный!
Выше, выше и еще выше. Одна ступенька, вторая, третья. Набор высоты до заданного высотного эшелона пилот, производит по длинным-длинным ступенькам. Воздушный океан встречает пилота прозрачной чистотой бирюзовых и лазурных красок. Солнце светит ослепительно ярко, но зеркальный шлем пропускает лишь поляризованную часть света и совсем не слепит человека, а позволяет хорошо ему видеть все вокруг и прекрасно ориентироваться в обстановке. Какая красота!
Высоко в небе плыли белые кружевные облака, предвещая, по крайней мере, два дня хорошей, летной погоды. Самолет набрал заданную высоту, и вошел в свой высотный эшелон. Тряска и вибрация прекратились. Заработали бортовые гироприборы, они исправно отслеживали крен и тангаж, выравнивая горизонт и курс самолета. Согласно полученному техническому заданию пилот проверял полную и частичную системы автопилотирования. Металлическая птица плавно парила над нижним слоем облаков. Сева глянул вниз. Ниже и сбоку по левому борту редко взмахивал крыльями горделивый орел.
– Всеволод, держи курс согласно заданию! – раздался строгий голос инструктора в шлемофоне.
– Есть, курс держать!
– Проверь показания первого и второго гироблоков! Отметь их ошибки отклонения от курса. Это свежие модификации трехосных гироскопов. По замыслу их создателей, они должны иметь отклонения в пределах не больше одной сотой градуса. Сева, как меня понял?
– Понял, вас хорошо, Матвеич! Проверю ошибки отклонения показаний первого и второго гироблоков. Не более одной сотой градуса. Все проверю и зафиксирую, не волнуйся!
Матвеич утер пот со лба рукавом комбинезона и кивнул девушке на кресло:
– Садись, девонька!
Роза робко присела в большое темно-коричневой кожи кресло.
– Отдыхай! Севка часа два будет крутить свои пируэты. Уж извиняй, красавица! Ох, как он любит выкамаривать фигуры в небе. Стоящий парень! Орел! Ну а девушки? Хе-хе-хе. «Первым делом, первым делом – самолеты. Ну а девушки? А девушки потом», – пропел он с чувством.
– Женская доля, девонька, известна завсегда. Ждать и еще ждать! Сумеешь ждать, сговоритесь. Вот, помню, как моя жена первый раз пришла на аэродром. Мы тогда с ней только что познакомились. Ты не смотри, что я сейчас старый конь. В молодости я был стройным, высоким и кучерявым, хм, жеребцом. Пока я выполнял полетное задание, моя голубушка все смотрела и смотрела в небо из-под руки. С возрастом, конечно, моя половина стала спокойнее, она садилось где-нибудь в уголок диспетчерской и вязала мне носки и варежки. Ты, красавица, умеешь вязать-то?
***
Сева по очереди проверил основные показатели на приборной доске управления. Немалый труд! Все пятьдесят приборов работали нормально.
– Матвеич, ты меня слышишь? Крен – в пределах погрешности, тангаж – тоже. Новые гироблоки – просто класс! Показывают отклонения – меньше пяти тысячных градуса! Боковой ветер – сорок пять. Горючее – три четверти бака. Расход горючего – согласно расчету с поправкой на боковой ветер. Давление и температура, ну и прочее – все в норме. Все отлично!
Он замурлыкал под нос песенку (пел Сева почему-то только за штурвалом в небе) и выглянул в иллюминатор. Небо чистое и прозрачное, выше него и по курсу нет ни одного облачка. Хорошо! Полет нормальный.
Внезапно ветер изменил направление и стал лобовым. Скорость встречного ветра возросла до семидесяти пяти метров в секунду и продолжала увеличиваться. Приборы отреагировали на эту ситуацию по-своему – расходом горючего и увеличением тяги. Набегающий поток воздуха продолжал усиливаться и достиг ста пятидесяти метров в секунду. Его течение из спокойных ламинарных струй превратилось в неустойчивый турбулентный вихрь. Пилот отследил все изменения набегающего потока по приборам и положениям элеронов. Лонжероны крыльев гудели от напряжения. Пилот кожей или шестым чувством улавливал это. Автопилот пока уверенно справлялся с неустойчивостями движения машины. Гироблоки не подвели, и это приятно! Отметки горизонта и курса выдержаны с расчетно-заданной точностью.
Впереди по курсу надвигалась, невесть откуда взявшаяся, дождевая туча. Ее встречная скорость была аномально высокой для облаков таких высот. Пилот видел, как внутри нее сверкали электрические разряды. Этакий светящийся желто-розовый эллипсоид! По цвету молний Сева быстро прикинул возможную температуру электрических разрядов. Получалось по расчетам, что-то около двенадцати тысяч градусов по шкале Цельсия. Ага, то есть в два раза горячее, чем на поверхности Солнца!!! Сила тока в линейном разряде порядка ста тысяч ампер. Нехило! Зажариться можно запросто! Был самолет гордым орлом, а может стать курой гриль.
– Матвеич! Прямо по курсу вижу грозовой фронт. Приближается со скоростью пятьсот пятьдесят. Температура разрядов в эпицентре составляет примерно десять – двенадцать тысяч градусов. Прикажешь перейти в другой эшелон или прекратить задание? Матвеич, слышишь? Земля, на связи? Земля!?
Сева прислушался, напрягая слух. В шлемофоне, наведенные от электромагнитного поля грозового эллипсоида помехи, лишь заглушали принимаемую информацию. Треск и шипение, и больше ничего разобрать нельзя. Что ж, приходилось принимать управление ситуацией на себя. Пилот изменил угол атаки с целью подняться выше этой надвигающейся сердитой тучки, поскольку высотный потолок и возможности машины пока еще позволяли это сделать. Самолет вышел наконец-то из-под угрозы попадания электрических разрядов молний. «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь», – допел он фразу любимой песни. Приборы успокоились. Туча, наверное, осталась где-то далеко позади. Чистая небесная лазурь принимала небесного путешественника в свои объятия. Полет нормальный!
Далее на пути следования висело безобидное дымчато-призрачное зеленоватое образование, похожее на воздушную линзу. Сева с интересом разглядывал её. Атмосферное уплотнение, видимое в косых лучах солнца, обычно создается на границе воздушных фронтов. Редкое зрелище! Сева решил, что воочию видит перепад давлений, когда циклон сталкивается с антициклоном. Острый нос самолета уже клюнул тончайшую пленку поверхности воздушной линзы, и затем вся машина вплыла внутрь. Кабина летчиков, крылья, фюзеляж и хвост мягко обтекло нечто, не имеющее ни названия, ни ассоциаций. На миг у человека возникло ощущение нереальности происходящего. Где верх, где низ? Вестибулярный аппарат организма пилота так отреагировал на потерю веса. Невесомость? Машина потеряла контроль и резко снижается? Но следом на человека навалились двенадцатикратные перегрузки, которые безжалостно вдавили его в сидение. Ага, набор высоты продолжается. Он скосил глаза на приборы. Стрелки на индикаторах замерли, словно вмороженные!? И …все закончилось также неожиданно быстро, как и началось. Что это было?
Небо осветилось розово-золотистыми сполохами. Полярные сияния в средних широтах? Любопытно, отметил про себя Сева и снова выглянул вниз в иллюминатор.
– О Боже! Так не бывает! – воскликнул пилот.
Тучи и дождя не было и в помине. Прямо под ним насколько хватало глаз, простиралась лишь бескрайняя желтая пустыня. Пески и песчаные холмы, барханы. Застывшие песчаные волны – извечная картина, тысячелетиями рисуемая знойными ветрами. «Белое солнце пустыни, – подумал Сева. – Как метко сказано!» Даже в кабине самолета пилот ощутил обжигающе горячее дыхание самума.
– Что это? Где я? Сон или бред?
Гирокомпас на приборной доске крутился словно бешенный. В голове человека все еще крутилась фраза: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь». Один лишь миг? Миг! Чтобы прийти в себя, Сева начал говорить вслух. Матвеич учил, дескать, это помогает в нештатной ситуации.
– Говорил же Матвеич о пространственно-временных переходах. Так ведь я ему не поверил. Дурак! Чистый дурак! Протри глаза, пилот Сева! Что видишь там внизу? Пески? Это пустыня, не Сахара ли?
Пилот взглянул на указатель горючего. Стрелка замерла в одном положении и даже не колебалась. То ли расход топлива прекратился, то ли топливо кончилось. Пилот прислушался к шуму двигателей. Тишина, или это он оглох? Вата в ушах. Значит, произошел сильный перепад атмосферного давления. Бывает, не страшно. Переживем. Нормально!
Самолет планировал сам по себе, снижая высоту. Выбор был не велик. Нужно садиться. Кругом песок. Без посадочной полосы?! На брюхо, поджав шасси? А как потом взлетать? Посмотрел на песчаную равнину и к счастью заметил спасительную полоску твердой, растрескавшейся от зноя красной суглинистой земли. Оценив ее размер, молодой человек решил, что она вполне годится для безопасной посадки не в аварийном режиме. Выключил автопилот и взял управление на себя. Самолет послушно человеку лег на заданный курс, заложил вираж и зашел на посадку. Есть касание с землей! Тормозные парашюты отстрелились из люков во время. Скорость погашена. Нога привычно придавила сектор торможения до отказа. Есть посадка! Машина замерла на месте, не доехав до края полосы метров сто. Классика! Молодец, Сева!
Сева открыл двери кабины, и устало спустился по трапу на землю. Пилот опустился на одно колено и зачем-то потрогал рукой красную почву. Растер между ладонями кусочек слипшейся глины. Затем он подошел к краю этой необычной «рулежки» и взял в руку песок. Горячий песок!? Настоящий. Песок просыпался струей из его зажатого кулака. Он сел в тени крыльев, прислонившись к опорным штангам и кронштейнам шасси. Пилот расстегнул шлем и снял его. Жарко.
– Итак, будем рассуждать логически. Если Матвеич прав, и я попал в пространственно-временной коридор, тогда гирокомпас и должен крутиться как бешенный, отслеживая вращения Земли в прошлых положениях. То есть, грубо говоря, в прошлом времени. Так? Пожалуй. Хорошо, имеет смысл подождать, пока прибор успокоится и покажет хоть что-нибудь. Интересно, какой сейчас год? А может даже какой век? Нда-а.
Сева закрыл ладонями лицо и с силой потер пальцами лоб, виски, железы за ушами и глаза. Покрутил головой по часовой стрелке и против нее, размял плечевой пояс парой силовых упражнений. Бицепсы и трицепсы получили заряд бодрости. Он помассировал шею и плечи, эти мышцы немного затекли от напряжения за время полета. Затем Сева посидел в расслаблении, разглядывая землю под ногами и собирания мысли до кучи. Тактильные ощущения говорили о реальности. Пилот прищурился и посмотрел вдаль на гряду песчаных холмов. На вершине одного из желтых холмов стоял большой бело-серый войлочный шатер.
– Фигня, нас не проведешь! Я думаю, – это мираж, – и не сдвинулся с места. Сева посмотрел на комбинированные часы. Секундная стрелка тикала в обратном направлении. Стрелка компаса не могла найти магнитный север.
– Бред! Так не бывает!
Сева сидел под крылом самолета и философски продолжал наблюдать за странным шатром на дальнем холме. Из-за холма вышел караван верблюдов. Погонщики сняли увесистые тюки с горбов животных и сложили их кучкой близ шатра. Часть верблюдов сбилась в стадо. К шатру подошел белый верблюд дромадер и сунул морду внутрь. Немедля из шатра выскочил резвый бедуин, отогнал любопытного верблюда и, повернувшись лицом к самолету, замахал ему, Севе, белым платком.
– Ага, если это мираж, то он вряд ли будет звать меня к себе в гости. Может шатер, верблюд и бедуин – существуют на самом деле? Подойти и поговорить? И что я спрошу по-русски? Жаль, я даже английский знаю через пень колоду. Все равно мне деваться некуда, я возьму свои вещи и пойду-ка, схожу в гости, – решил нечаянный путешественник во времени.
Фляжку с водой Сева прицепил на пояс. Полетный рюкзачок со всякой всячиной пилот забросил за спину. Быстрым шагом отправился к песчаной гряде.
В шатер сквозь крошечные окошечки едва пробивался дневной свет, и потому после дневного света помещение казалось весьма сумрачным и негостеприимным. Горел факел, вставленный в низкую и широкую медную амфору. Сева пригляделся, привыкая к слабому освещению. Высокий бритоголовый человек в белой тоге стоял к нему спиной. Путник вошел и неловко потоптался у входа.
– Здрасьте вам, – ответом было молчание.
Сева негромко покашлял. Человек молчал.
– Вы по-русски понимаете, – на сей раз, как можно громче спросил гость.
– Что вы так кричите, молодой человек. Оглохнуть можно, – ответил хозяин палатки на чистейшем русском языке и повернулся к вошедешему.
– Извините, уважаемый, я не хотел вас отвлекать, – смутился Сева.
– От чего же меня не отвлечь. Я ждал вас, молодой человек.
Гость удивленно поднял брови.
– Путник в дом, – хорошая примета, – ответил на немой вопрос собеседник. – Впрочем, вы правы, я вас ждал. Точнее я ждал именно вас, брат. Приглядитесь ко мне, может быть, узнаете? Хотя, хотя навряд ли. Столько времени прошло. Минуло и кануло в Лету.
Сева присмотрелся к хозяину.
– Возможно, мы где-то встречались с вами, но, учитывая необычные обстоятельства, в которые я попал, то очень сомневаюсь. Впрочем вы хорошо говорите по-русски.
– Я говорю на любом языке. Каждый человек может говорить на любом другом языке хорошо, равно как и на своем родном, если очень захочет.
Сева вздохнул:
– Ежели, конечно, очень захочет, наверное. Вот у меня не получается с языками. Английский учил, да и тот не знаю толком. Уважаемый, скажите, пожалуйста, если не секрет, сколько же прошло того времени, о котором вы только что сказали? Какой сейчас год и век?
Хозяин шатра усмехнулся:
– А нужно ли, дорогой гость, это знать. Пожалуй, я скажу. Извольте. Сейчас на дворе идет Седьмой Год правления Эхнатона, жизнь, здоровье, сила нашему фараону, истинному правителю обоих Египтов. Вам это поможет? По глазам вижу, что нет. Тогда я назову иное летоисчисление. Вы попали в пять тысяч триста шестьдесят пятый год от сотворения Великой Империи Инд. Мне ясно, мой друг, что вам и это также не понятно. Не буду вас мучить историческими загадками. Вам они не под силу сейчас. Относительно вашего исчисления времени, могу сказать точнее. Вы находитесь на четыре тысячи двести шесть лет назад, месяц май, второе число. Устроит такой календарь?
– Да, такой календарь меня вполне устроит, спасибо, уважаемый.
– Назовите свое имя, молодой человек!
– Сева.
– А полное имя имеется?
– Всеволод.
– Хорошее имя. Всеволод владеет всем. «Всем володеет», – гласит древняя русская мудрость времен византийской империи. Что-то я не наблюдаю, чтобы ты брат всем «володел». Помнишь имя свое?
Сева похолодел, несмотря на жару. Он замер и внимательнее присмотрелся к бритоголовому хозяину.
– Ты верно подумал. Смелее! Ну же…
– Я воль…, я Вольный Каменщик? А ты, ты …брат мой?
– Я всегда знал, что на тебя стоит положиться, брат! – радостно воскликнул хозяин шатра и порывисто обнял его. Вижу, что тебе не верится в это. Провидение тебя привело ко мне. Мне тоже не верится. Я так соскучился по тебе, что искал тебя во всех временах. Не поверишь, но я обыскался в газетных заметках и документах всех времен и народов земного шара. Я облазал не одну сотню библиотек и архивов, пока не наткнулся на историю, произошедшую с одним посетителем, в студенческом кафе «Интеграл» в двадцать первом веке в далеком северном городе Москве. Я бесконечно долго экспериментировал и изобретал, пока создавал этот пространственно-временной коридор. Хотел, понимаешь, сделать как лучше, а получил, как всегда – дождевую тучу. Однако все же мне чуть-чуть повезло, и маленькая временная неустойчивость открылась между нашими временами. Ты здесь, брат! Я так рад тебя видеть!
– Зато мне не повезло. Я не знаю, как смогу попасть обратно теперь, – мрачно сообщил Сева.
– Да-да, ты прав. Что ж мы свиделись, и на том спасибо. Я передам нашим братьям радостную весть и горячие приветы от тебя, Миргрэм. Не смотри на меня удивленно. В нашем времени тебя так звали, дорогой брат, Вольный Каменщик. Отца-то нашего вспомнил? Ох! Еще нет… Будем надеяться, вспомнишь. Тебе пора возвращаться домой в свой двадцать первый век, торопись. Для этого нужно развернуть твою машину и направиться в обратную сторону. Поднимись в воздух на ту же высоту, где ты был до выхода в этот коридор. Вспомни, Всеволод, ты летел выше той дождевой тучи. Там же этот коридор сейчас и находится. Пока что временное окно не схлопнулось. Спеши, братишка, оно сужается, но еще держится по размерам твоего аппарата. Давай, сделаем так, я тебя найду там, в твоем времени. Хорошо?
– У меня последний вопрос. А Роза в красном платье, тоже причастна к этой истории?
– Нет, не беспокойся о ней. Это действительно чистая случайность. Счастливая случайность, которая позволила нам отыскать твои следы, брат. Да, кстати, назовите вашего сына Владимиром. «Володеть миром» – наша участь и наш крест. До встречи, брат…
Сева не помнил, как добрел до самолета, как разогрел двигатели и без того горячей, накалившейся под прямыми лучами палящего солнца, машины. Не помнил, Сева и как поднял самолет в воздух, резко потянув штурвал на себя, испытав многократные перегрузки. Торопился в свое время, домой! Очнулся на заданной полетной высоте. Привычно вошел в свой высотный эшелон, словно там и был. В шлемофоне что-то пищало и трещало. Затем наступила тишина, и раздался голос Матвеича, который строго произнес в самое ухо:
– Севка, хорош выкамаривать, оставь горючку на посадку. Невеста уж заждалась на Земле, нервничает девонька. Марш, на посадку.
– Есть на посадку! Земля, прошу дать полосу. Понял, сажусь.
Матвеич выключил микрофон и пробурчал:
– Стервец, этакий! Все нервы вымотал со своими пируэтами, да тут еще энта туча не вовремя дождь принесла. Ей бы на огород идтить, а она на аэродром приперлась. Присказка народная есть: «Дождик, дождик, ты иди куда просят». А дождь отвечает: «Нет, я пойду, туда, где косят». Вот так и завсегда, в матушке России и дождь, и тот, с характером.
Он выглянул в окно диспетчерской.
– Иди, девонька, встречай Севку. Ишь, шельмецу повезло, такую красу отхватил, – Матвеич заговорщически подмигнул девушке и подкрутил усы. Эх, где мои осмьнадцать? Как в песне: «На Большом Каретном».
Матвеич завозился с бумагами, отметил время посадки и время окончания испытаний и вновь посмотрел на взлетно-посадочную полосу. За окном навстречу друг другу бежали парень и девушка. «Счастливая пара! – подумал дед. – Дай им Бог»!
– Всеволод, кончай обниматься, марш ко мне на разбор полетов. Потом домой пойдешь! Девонька, подожди-ка с полчасика-то, – по громкой связи приказал Матвеич.
Сева вошел в кабинет к Матвеичу, держа шлем под мышкой.
– Звал, Матвеич?
– Садись. Поговорим, голубчик. Только, чур, не увиливать! Тут у меня неувязочка со временем полета. Догадываешься?
– Угу, догадываюсь.
– Ну, выкладывай, дружок, все начистоту. Потом будем вместе обмозговывать, как лучше записать это дело в дежурный журнал-то, чтобы отчитаться перед начальством «чин-чинарем» и по порядку. Что, попал в пространственно-временной коридор? Честно, как на духу, а?
– Угу, попал. Я думал, это все ваши байки. Неправда. Хм. Вот и попал тоже. Не верил.
– Все не верят до тех пор, пока сами не попадутся на эту удочку. Народ у нас летный большей частью помалкивает про это. Считается несолидным обсуждать такие курьезы. Да мало ли? Летать в отряде все хотят, и бывалые летчики, и такие вот как ты, студенты на выпуске, стажеры. И про тебя я тоже догадался мигом. Я так и знал, когда эта туча накрыла аэродром, и связь пропала. Исчез аккурат и твой маячок с радарных экранов. А потом, словно нарисовался, опять появился. Молнии и грозы тут не причем. Дождь по аэродрому-то пролетел быстрехонько, и гроза основным ударным фронтом обрушилась вон на то пшеничное поле. Давай-ка, Севушка, ты садись-садись, сынок, не стой пень пнем. Рассказывай! Я тебе чаек свой, настоянный на травах налью. Он у меня тут в термосе запасен. Медок. За невесту ты не беспокойся. Девонька она, у тебя правильная, я говорил с ней. Ничего-ничего подождет полчаса…
***
Всеволод, очутившись в своем времени, немного ошалел и выложил все как было Матвеичу. Но на следующий же день, как темным занавесом историю-то накрыло, – надолго забыл и ту встречу, и тот шатер с верблюдами и странного бедуина. Организм постарался и надежно защитил его психику от стресса, заблокировав целую область генетической памяти. Внутренняя служба биохимической безопасности его организма решила ситуацию по-своему: «Чего не бывает, того и не должно быть»!
Первой у них родилась девочка. Дочку назвали Аленкой. Всеволод встретил жену на ступеньках роддома с ароматным букетом майских ландышей. Молодой папаша держал на руках розовый конверт и нежно улыбался. Никаких красных роз, никаких ассоциаций! Морфологическая цепь связи времен вновь была разомкнута. Так уж получилось.