Глава 38. Конец Дориата

Михаил Сидорович
По своей скверной привычке, жареный петух подкрался к Дориату незаметно, а главное не с той стороны, откуда его все ждали. Сами знаете, в какое место эта несносная птица обычно нацеливает свой острый клюв. В Дориате ожидали нападения злых орков, а удар в спину получили от добрых-придобрых гномов.
Началось всё с того, что Моргот в вечной своей злобе совершил новое ужасное злодейство – отпустил на свободу Хурина! Им (нолдорам) не угодишь. Берёшь Хурина в плен – плохо. Отпускаешь его на свободу – ещё хуже.
Из Ангбанда Хурин выехал с почётным эскортом.
«Так пришёл он в Хитлум, и услыхали вожаки смуглолицых предателей, что через пески Анфауглита прошёл конный отряд чёрных солдат из Ангбанда и что с ними шёл старик, окружённый большим почётом» (Сильмариллион, глава 22).
Получив свободу, Хурин мог жить, где угодно. Но дом его в Дор Ломине разрушился, ибо Морвен за ним не присматривала. И Хурин решил поселиться в Гондолине у нолдорского короля Тургона. Но вот незадача: где находился вход в потаённую долину, он не знал, ибо в прошлый раз попал туда, принесённый орлом. Ему оставалось только бродить в предгорьях Криссаэгрима и ждать, когда его снова заметят орлы.
Орлы его заметили и доложили обо всём Тургону. А ведь Хурин своим подвигом спас армию Гондолина от уничтожения в Многослёзной битве. Он являлся национальным героем этого государства. По совести, нолдоры должны были бы встретить его с духовым оркестром, да подарить ему красивый просторный дом с прислугой и полным пансионом.
Но, тот, кто так думает, плохо знает нолдоров! Это злой-призлой Моргот мог двадцать восемь лет кормить и одевать своего доблестного врага, а добрые-придобрые нолдоры своему герою-спасителю даже сухой корки через орлов не послали. Даже «спасибо» Хурин ни от кого не услышал.
Правда, Сильмариллион сообщает нам, что как только Хурину надоело ждать от нолдоров благодарности, и он поплёлся прочь, несолоно хлебавши; так в Тургоне сразу пробудилась совесть. Он отдал орлам приказ срочно найти Хурина и доставить его в Гондолин. Но Хурин уже ушёл далеко, и его не нашли. Что же, приятно было узнать, что хоть один нолдор осознал собственное свинство. Жаль, что это случилось слишком поздно.
Впрочем, всё это лирика. Судить о нолдорах надо по их поступкам, а не по запоздалой похвальбе. «Вот если бы Хурин простоял бы ещё неделю-другую у моего порога, я бы его обязательно впустил»! Да! На словах-то нолдоры большие мастера добро творить! А вот на деле, что-то не видать.
И Хурин не дождался милости от Тургона. Видимо надежда умерла в нём раньше, чем в Тургоне проснулась совесть.
Каждому известно, что надежда умирает последней, но нам важнее знать, что умирает самым первым. Ибо для того, чтобы бороться с болезнью, нужно знать её первые симптомы, а не последние. Так вот: первой всегда умирает справедливость! Как только это случается в каком-либо государстве, так сразу же награды достаются не героям, а прохиндеям, в тюрьмах сидят не преступники, а бедолаги, которым нечем было откупиться от «правосудия». Преступники же, гуляя на воле, множатся в невероятных количествах и превращают жизнь обывателя в ад. К власти приходят не мудрецы, а жулики. И вместо того, чтобы управлять государством, они начинают его разворовывать. Да и невозможно таким государством управлять, ибо никакие законы в нём не работают. Коррупция их извращает.
Никого невозможно наградить, ибо деньги не доходят до адресата, прилипая к рукам чиновников. А наказать казнокрадов невозможно, ибо от суда они откупятся. Улики пропадут, документы сгорят, а свидетели скоропостижно скончаются.
Все благие призывы, в таком государстве, разбиваются о глухую стену народного недоверия, ибо народ знает, что никакой награды за труды ему не видать, вот и не спешит задницу-то рвать за общее дело. А наказания зажравшейся элите не страшны, ибо от них можно отвертеться.
И начинается несправедливость с малого. Но, она неуклонно растёт, словно гниль внутри дерева, и разъедает государство.
Впрочем, на справедливости держится не только государство, но и любой коллектив. На ней родимой основывается и плотницкая артель, и банда разбойников. Пока старшой плотник справедливо распределяет плату и следит, чтобы все работали на совесть – в артели всё хорошо. Но только он заведёт любимчиков и начнёт им давать поблажки, так сразу все плотники разругаются, расплюются и разбредутся в разные стороны.
То же и в банде. Пока атаман справедливо распределяет добычу, беспощадно карает предателей и лентяев, шайка процветает, и ничто ей не грозит, кроме уголовной ответственности, разумеется. Но, как только он начинает посылать на дело молодых фраэров, а сам со стариками пропивает общие деньги, так сразу же его ребята перессорятся и порежут друг дружку. И шайка самоликвидируется.
И государство гибнет, когда в нём умирает справедливость, ибо ни кто не желает его защищать. Да и за что им драться? За благополучие шайки придворных? Как бы не так! За деньги? Но, во-первых, деньги до солдат не доходят, а во-вторых, кто же станет за деньги отдавать свою жизнь? Кому нужны деньги в могиле? Ещё неизвестно, есть ли на том свете магазины! Такая армия, конечно, возьмёт деньги, если их дадут, но умирать за них? Извини-подвинься! Дают – бери, бьют – беги! А чего ещё ждать от общества, где единственная ценность – личное благополучие? Если воин погибнет, кто будет кормить его семью? Придворные лихоимцы, что ли? Так на кой шут ему погибать?
И вот, тому немало примеров в истории, огромные империи рушатся от столкновения с такими крохотными государствами, которых и на карте-то не видать, ежели без лупы! Подобно гнилому дереву, они падают от лёгкого дуновения ветра.
Не дерзну утверждать, что Гондолин прогнил до такой степени, ведь всё-таки путь до дна пропасти не близок. Но, первые ростки несправедливости там, несомненно, уже проклюнулись. Если уж король отказал в убежище национальному герою, то чего ждать простым воинам? Неужели их награждали лучше, чем Хурина? Ой, не верится, что-то.
Да, король Гондолина допустил чудовищную несправедливость, а ведь он – глава государства. А с чего гниёт рыба? Не с головы ли?
Сильмариллион обычно усматривает причины побед Моргота в мифической многочисленности его воинов. И получается у них, будто одна горная долина, расположенная у полярного круга, могла прокормить больше воинов, чем целый материк! Бред несусветный!
Но, если у Чёрного Властелина не было численного преимущества, значит, у него было преимущество в чём-то другом! Ибо невозможно одерживать одну победу за другой, не имея никаких преимуществ. Что же это за преимущество? Мудрость? Да! Стратегия? Безусловно! Но, увы, без справедливости, всё это не работает. Если твои солдаты не хотят драться за тебя, если один воин прячется за спину другого, то уже ничто не спасёт, ни стратегия, ни мудрость, ни хитрость, ни золото.
Как знать, может быть, нолдорские державы просто прогнили изнутри, были изъедены червями несправедливости насквозь, потому и падали, одна за другой, к ногам Моргота, как переспелые груши?
Впрочем, пардон, пардон, пардон! Тысяча пардонов! Меня снова занесло в заоблачные выси философии. А ведь моя задача – писать про Хурина. Вот к нему и вернёмся.
Далее Хурин отыскал на берегу Тейглина могилу сына. Там он встретил свою жену Морвен. Сами понимаете, после четырёх лет скитаний по лесам, видок у неё был не ах. Перед ним предстала старая вшивая бомжиха в лохмотьях, с обветренным лицом. Но кто был в этом виноват? Кто велел ей бросить свой дом? На мой взгляд, лучше жить хозяином в собственном, пусть скромном доме, чем быть приживалкой в Менегроте. Морвен решила иначе, и вот результат… Сын-придурок не удосужился за двадцать лет послать матери, хоть какую-нибудь весточку о себе. Она отправилась на поиски сына, и вот результат… Дебил-Маблунг не сумел уберечь Морвен даже от её собственного коня. И этот конь унёс бедную женщину неведомо куда, и вот результат… Она была королевой, а кончила свои дни, добывая пропитание на помойке. Вот куда завели её политические игры и дружба с эльфами. Но причём здесь Моргот? Он, конечно, победил её мужа в битве, завоевал её королевство, и она перестала быть королевой. Но, кто затеял эту войну? Её ненаглядный супруг, и её разлюбезные эльфы, и нечего пенять на Моргота! Он всего лишь защищал свою страну от агрессора!
И вот несчастная Морвен умерла на руках мужа. Хурин похоронил свою супругу. Далее мы узнаём:
«Говорят, что Глирхуин, арфист и провидец из Бретила, сложил песню, в которой поётся, что Камень Горести никогда не будет осквернён Морготом и не будет опрокинут, даже если море покроет всю землю; так и случилось позднее…» (Сильмариллион, глава 22).
Ну, это уже скучно! Лучше бы нолдоры поведали нам хотя бы об одной могиле, которую Моргот или его слуги осквернили. Лично я не вижу ничего удивительного в том, что эта могила, как и все остальные, не была осквернена, и могильный камень не был опрокинут. Ни сам Моргот, ни его подданные не имели обыкновения осквернять могилы и опрокидывать памятники. И чарующие строки Сильмариллиона снова и снова это подтверждают. Возможно, у нолдоров заведено поступать с могилами врагов как-то иначе, раз они снова и снова удивляются поведению орков.
Похоронив жену, Хурин отправился дальше. На этом месте, наша оркская версия снова расходятся с Сильмариллионом. Справедливости ради, я вынужден обе эти версии представить на суд читателя.
Версия нолдоров такова: От могилы Морвен, Хурин направил свои стопы к руинам Нарготронда. Там он встретил гнома по имени Мим. Это был тот самый гном, который сдал оркам Турина и всю его банду.
Мим сидел перед большой кучей драгоценностей, которая осталась после смерти Глаурунга. Гном перебирал эти драгоценности «просеивая их сквозь пальцы» (Сильмариллион глава 22).
Недолго думая, Хурин убил Мима. После этого, он взял из кучи сокровищ только один, но самый ценный предмет. Это было знаменитое Ожерелье Гномов – Наугламир. Говорят, в нём одних бриллиантов было карат на двести восемьдесят, не считая топазов и изумрудов. После этого Хурин направился в Дориат.
Извините, что не привёл точную цитату. Не люблю переписывать слишком длинные глупости. Но, если у Вас другие вкусы, читайте Сильмариллион, главу 22.
Версия неплохая, но в ней нет ответа на два вопроса:
Вопрос первый: За каким шутом Хурина понесло в Нарготронд? Что он там собирался делать? Могилу детей он видел собственными глазами. Жену он похоронил собственными руками. Развалины родного дома находились в Дор Ломине. Хурину следовало бы идти в обитаемые места. А Нарготронд – мёртвый город. Там не то, что выпивку, стакан семечек негде купить.
Что привело старика в Нарготронд? Одно из двух: либо в Хурине, на старости лет, проснулась тяга к туризму, либо он надеялся найти среди развалин сокровища Глаурунга.
Но если целью Хурина был поиск сокровищ, тогда почему, найдя эти сокровища, он ничего из них себе не взял? Он взял только Наугламир, да и то, при первой же возможности, избавился от него. Стоило ли искать сокровища, чтобы сразу же отдать их ни за понюшку табака. Выходит, они были Хурину не нужны?
Вопрос второй: А были ли сокровища? В самом деле, я уже писал, что Глаурунг не мог отнять у Моргота военную добычу, даже если бы очень этого захотел.
Но, даже если бы Моргот добровольно оставил Глаурунгу часть захваченных драгоценностей, всё равно, Хурин ничего бы там не нашёл. Ибо, не надо забывать, что с момента смерти Глаурунга, до момента освобождения Хурина прошёл целый год.
«Хотя Хурин не доверял словам Моргота, зная доподлинно, что тот не ведает жалости, он принял свободу и ушёл в горе, усугублённом речами Чёрного Властелина: как раз исполнился год, со дня смерти Турина» (Сильмариллион, глава 22).
Если Вы, уважаемый читатель, забудете в парке на скамейке свою новую шляпу, то, вернувшись за ней через час, Вы её не найдёте. Будьте в этом уверены.
Если Вы случайно забудете на столике в трактире свой кошелёк, то, вернувшись, всего через пять минут, не обнаружите в нём ни копейки. Это – точно установленный научный факт. Не верите – проведите эксперимент.
А составители Сильмариллиона пытаются нас уверить, будто ничья куча сокровищ валялась целый год никем не охраняемая, и из неё ни фартинга не пропало! Простите, но я ещё не выжил из ума, чтобы поверить в подобную чепуху.
Так что, по моему скромному разумению, Хурин, даже если и был в Нарготронде, не мог там ничего найти, разве только крысиный помёт и пуговицу, оброненную кем-то из прошлогодних кладоискателей.
Теперь изложим версию орков. Она проста. Хурин проследовал от могилы Морвен, прямо в Дориат. И ни в какой Нарготронд он при этом не заходил. Незачем старому, хромому человеку, опирающемуся на костыль, делать этакий крюк.
«Но, если так, откуда Хурин взял Наугламир?» - спросит читатель.
Версия гоблинов на этот счёт такова: Ожерелье было захвачено нашими воинами в Нарготронде. И, в точном соответствии с воинским уставом, оно было сдано ими в государственную казну. Наугламиру был присвоен инвентарный номер, подвешена бирка с печатью казначейства. Его подробное описание было занесено в реестр захваченных ценностей.
Отпуская Хурина на свободу, Моргот подарил ему это ожерелье в качестве выходного пособия. Сами подумайте, мог ли Моргот отпустить своего пленника с почётным эскортом, но без копейки в кармане? А ведь Чёрный Властелин хотел оставить о себе у Хурина добрую память! С другой стороны, Хурин был крепкий старик, и мог прожить ещё лет двадцать, и денег ему требовалось немало. Будучи королём, он привык жить богато, а торговаться на рынке за каждый пучок петрушки, выгадывая копейки, он не привык. Чем же снабдить его напоследок? Дать мешок золота? Но его тяжело тащить, особенно если ты – хромой старик. Да и небезопасно это, ибо шайка Турина была не единственной разбойной бандой. А ожерелье и цены немалой, и маленькое. Спрячь в карман, и не видать, и нести легко.
Моргот был достаточно богат, чтобы делать такие подарки. Хурина он уважал за доблесть и верность присяге. Наконец, Моргот хотел оставить о себе приятное впечатление.
Да и зачем Морготу нужны были эти драгоценности? Сам он не носил никаких украшений, кроме железного венца, озарённого Сильмариллами. Оркам он наряжаться не позволял. Куда ему было девать трофейные бриллианты? Продать? Обменять на оружие? Но для торговли нужно иметь торговые пути. А путей у Моргота было только два: Первый путь – санный. Он лежал через вечные льды, в обход Голубых гор, на восток. Но путь этот был очень трудным и безумно дорогим. Чего стоило одно только вяленое мясо для упряжных волколаков? Да и куда вёл этот путь? К диким северным племенам! Эти народы не знали цену сокровищам. Бедность не позволила бы им заплатить за Ожерелье больше, чем одну-две связки песцовых шкурок. За хороший меч, или наконечник для копья они дали бы больше!
Так, что торговым этот путь нельзя было назвать даже с натяжкой. Дешевле было бы оркам самим настрелять песцов в Железных горах. И ходить далеко не надо. И Наугламир отдавать не придётся.
Второй путь – морской. Он лежал из залива Дренгист, вокруг Белерианда, мимо главного пиратского гнезда на острове Балар, к берегам Кханда.
Богатые кхандские купцы могли бы заплатить за Наугламир хорошую цену. Но, как справедливо отмечено в Сильмариллионе, Моргот и его подданные никогда даже не пытались строить корабли и путешествовать по морям. Причина тут простая – злобный Оссэ непременно потопил бы корабли Моргота, кабы таковые существовали.
Так, что продать захваченные драгоценности Чёрный Властелин не мог. Использовать трофейные сокровища он мог только двумя путями: либо подкупать ими мерзавцев, либо награждать достойных.
Наиболее достойными людьми на пути Моргота оказались Берен сын Барахира и Хурин. Первому он подарил Сильмарилл, второму – Наугламир.
Предлагаю вашему суду две версии. По первой, Хурин нашёл величайшую драгоценность Мира, валяющейся в грязи. И в течение целого года через неё все только перешагивали, и никто её не подобрал, якобы из страха перед давно покойным драконом. Хотя поглазеть на его труп бегали все халадины, каждый пацан норовил поживиться сувенирами вроде драконьего зуба, или когтя. Приходила туда даже делегация эльфов из Дориата. А вот зайти в заведомо пустую пещеру, все боялись!
По второй версии, Наугламир есть подарок богатого властелина достойному воину.
Какая из них Вам кажется более правдоподобной, ту и выбирайте. Я уже выбрал.
Строго говоря, никто, кроме самого Хурина, не мог доподлинно знать, посещал ли он руины Нарготронда, или нет. Но войдите в положение старика! Не мог же он признаться Тинголу, что принял подарок от Моргота. Скорее всего, сам Хурин и измыслил эту басню о сокровищах Глаурунга, чтобы скрыть истинное происхождение своего богатства.
Но, полно. Продолжим наше исследование.
Хватит ломать копья по поводу того, где Хурин взял гномье ожерелье – в Ангбанде или в Нарготронде. Какая разница? В конце концов, обе версии сходятся на том, что когда Хурин пришёл в Дориат, при нём эта драгоценность была. Причём, это сначала была, а потом вдруг сплыла!
Сильмариллион утверждает, что Хурин подарил ожерелье королю Дориата – Тинголу. Сделав это, Хурин пропал неведомо куда. Ушёл в сторону моря…
«Затем он покинул Тысячу Пещер, и все, кто видел его, отступали перед ним, и никто не пытался воспрепятствовать ему и тем паче вызнать, куда он идёт. Говорят, однако, что Хурин, лишённый цели и желаний, не хотел больше жить и бросился в море; так встретил свой конец самый могучий из смертных людей витязь» (Сильмариллион глава 22).
Не могу назвать эту версию оригинальной. Каждый следователь уголовной полиции слышит подобные истории десятками от разных проходимцев.
Предлагаю Вам мысленно разыграть маленькую театральную сценку по следующему сценарию:
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Гражданин задержанный, скажите, откуда у Вас оказалось это бриллиантовое колье?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Век воли не видать, гражданин начальник, мужик один мне его подарил.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: За что он сделал Вам такой дорогой подарок?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: А мне почём знать? Гражданин начальник! Придурковатый он какой-то был – вот и подарил.
СЛЕДОВАТЕЛЬ: Где теперь находится этот мужик?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Откуда мне знать? Я ему в сторожа не нанимался! Ушёл он куда-то в сторону моря, больше я его и не видел. Но тут промеж братвы такой базар идёт, про мужика того. Говорят, будто он утопился. Ну, псих, в натуре, что с него взять? Камень на шею и бултых! Только пузыри пошли. Так, что и искать его Вам, гражданин начальник, не советую. Зря только время потеряете! (Смотрит на следователя честными глазами).
Этот, или подобные разговоры нередко происходят в любом полицейском участке. Только полицейские не особенно верят этим честным-причестным рассказам.
Предлагаю читателю задаться тремя следующими вопросами:
Вопрос первый: Каким образом, Ожерелье Гномов перекочевало из кармана Хурина в сокровищницу Тингола?
Версия Сильмариллиона на этот счёт проста, как деревянная лопата: Хурин подарил!
Но тут невольно возникает вопрос: А за что Тинголу такая честь? И я не нахожу ответа на него.
Всё богатство Хурина в тот момент состояло из трёх предметов.
Первый предмет – это Наугламир – знаменитое гномье ожерелье. Далеко не каждый монарх мог похвастаться подобным сокровищем.
Второй по ценности предмет – это меч, из доброй Ангбандской стали. Его выковал сам Гортхаур – майар Земли.
Третий предмет, самый дешёвый, – это кривая деревянная клюка, на которую Хурин опирался при ходьбе.
И вот, больной и бездомный старик дарит сытому, холёному королю самое дорогое из своего имущества! Но за какие заслуги?
За то, что Тингол воспитал его единственного сына бандитом и возбудимым психопатом? За то, что воины Тингола умудрились потерять его жену и дочь? За то, что на протяжении четырёх лет, Тингол палец о палец не ударил, чтобы их отыскать?
Правда, Маблунг все эти годы скитался по Белерианду и искал пропавших женщин. Но разве это поиски? Не мог же Маблунг один объездить всё Средиземье? Надо было разослать письма во все дружественные государства, составить словесные портреты, обещать денежное вознаграждение! Авось, кто-нибудь и откликнулся бы.
Можно было обратиться за помощью к Морготу, наконец! А почему бы нет? Ангбанд и Дориат никогда не воевали между собой. Вряд ли Моргот стал бы портить отношения с нейтральным государством, ради такого пустяка. Врагов у Чёрного Властелина и без Тингола куры не клюют. Так почему бы ему не улучшить отношения с Тинголом, хотя бы ради того, чтобы коварно разъединить и ослабить своих врагов?
В худшем случае, Моргот мог отказать в помощи. Но что Тингол потерял бы от этого? Ничего!? Тогда, почему было не попытаться?
Если бы все эти меры не дали результата, Тингол мог бы сказать в своё оправдание: «Я сделал всё, что мог. Моя совесть чиста!».
А плутание Маблунга по лесам, это не поиски. Это имитация поисков! Какой результат могло дать это бессмысленное занятие? Большой круглый ноль! Его и получили.
И вот за этот большой круглый ноль, Хурин дарит Тинголу самое дорогое, что у него есть!
Простите меня, уважаемый читатель, но я своим скудным умом, не могу отыскать никакую вразумительную причину для столь щедрого подарка. Может быть, Вы знаете эту причину? В таком случае, я советую Вам немедленно взяться за перо и написать книгу под названием: «Великие заслуги Тингола перед Хурином». А я бы эту книгу с удовольствием прочитал.
Но если заслуг не было, тогда, может быть, Хурин подарил Тинголу ожерелье просто так, за ненадобностью. Дескать: «Возьми ты у меня эту никчемушную побрякушку, ради всего святого! Всё равно ведь выброшу. Она мне и даром не нужна, и с приплатой не нужна. Только карман зазря оттягивает. Сам изумляюсь, какого рожна я за ней в Нарготронд пёрся, в этакую даль, да на больных-то ногах?».
Но вспомните, у Хурина нет ни кола, ни двора. Вернее кол-то есть, на него Хурин и опирался при ходьбе. Он старый и хромой. Работать уже не может, а главное – не умеет. Он ведь был королём. Корзины плести и веники вязать его с детства не научили. Худо-бедно он мог бы управлять государством, но своё королевство он потерял, а свободных тронов в окрестностях почему-то не нашлось.
Он был профессиональным воином. Но в армию его уже не возьмут. Возраст не призывной, да и ранение в ногу даёт себя знать. Или он будет сражаться, опираясь на костыль? Но ведь враги засмеют!
Куда бедному экс-королю податься?
Ему ведь немного надо. Маленький чистенький домик на берегу южного моря. Заботливая служанка, чтоб на рынок ходила, суп варила да портянки стирала. Небольшой капиталец, чтобы безбедно прожить оставшиеся десять, от силы – двадцать лет.
Если продать Наугламир хотя бы за четверть его настоящей цены, денег на всё это должно было хватить, даже с лихвой. Мог ещё несколько лет Хурин погреть свои старые косточки под ласковым солнышком, поудить рыбку в тихом пруду. А помер бы старик – служанка унаследовала бы его домик и остатки денег, и сказала бы старику спасибо.
Так, что Наугламир был Хурину совсем не лишним, а очень даже полезным.
Без Наугламира ему оставалось либо милостыню просить, либо в омут головой.
Меч, конечно, тоже ценная вещь. Но, если его продать, то чем тогда защищаться от хулиганов? Да и денег от его продажи, хватило бы разве только на сам дом. А где взять деньги на питание и на жалованье служанке? Ведь от всего богатства осталась бы тогда одна только деревянная палка!
И, наконец, последнее предположение. Может быть, Хурин, во время разговора с Тинголом, твёрдо решил покончить с собой, а поскольку деньги покойнику ни к чему, он решил отдать ожерелье первому встречному. Первым встречным оказался Тингол. Ну, что же, Тингол, так Тингол. Не всё ли равно?
Я не стану доказывать, что такой сильный человек как Хурин, был не из породы самоубийц. Я не стану говорить, что в те времена многие лишились семей. Смерть близких, это конечно горе, но горе очень широко в те времена распространённое. И жители Белерианда вовсе не бежали из-за этого, толпами топиться. Я не стану напоминать Вам, что Хурин был настоящим, стойким воином, что он не раз терял в бою друзей и близких, но не пытался покончить с собой. В топи Серех на его глазах полегли все его боевые товарищи, в том числе и его единственный брат Хуор, но Хурин только крепче сжимал в деснице боевой топор. Я не стану говорить, что чаще всего топятся не воины, а проигравшиеся картёжники и забеременевшие гимназистки. Ничего этого я не скажу. Я просто поверю на слово Сильмариллиону. Я на время допущу, что Хурин твёрдо решил наложить на себя руки. Посмотрим, что из этого получится?
А получается из этого новая нелепость.
После поражения в битве и смерти брата, Хурин прожил двадцать восемь лет в плену, но ни разу не пытался покончить с собой. Потом он нашёл могилу детей, и собственными руками похоронил жену. Казалось бы, вот тут и сигани с того же обрыва, что и Ниэнор, благо тот обрыв находился всего в нескольких шагах от могилы Турина. Но нет, Хурин продолжает жить. Выходит, не смерть семьи его сломила. Не смерть семьи, не утрата трона и не поражение в битве, но тогда что? Что довело его до самоубийства?
И вот он попал в Дориат, поговорил с королём и королевой, и после этого разговора, ему вдруг ужасно захотелось покончить с собой. Причём, захотелось настолько сильно, что он отдал Тинголу Наугламир – то, что могло его прокормить. Интересно, чего же ему там такого наговорили? Чем его так утешили, так ободрили?
Кроме того, невольно возникает вопрос: Почему Хурин шёл топиться к морскому обрыву, аж за тридцать лиг? Ведь выйдя из ворот Менегрота, он оказался прямо на мосту через реку Эсгалдуин!
Топиться с моста не в пример удобнее, чем с берега. Можно привязать себе на шею камень, и прыгнуть сразу на глубину. Стоит ли два дня, нежрамши, топать до морского берега, а потом ещё полдня искать подходящий обрыв? Ведь всё можно сделать прямо сейчас, быстро, просто и без волокиты.
А если нет подходящего камня, не беда! Зайди в ближайший лесок, вытащи из ножен меч, да и полосни себя по венам. Потом ляг на мягкую травушку и засни, согретый ласковым солнышком, под задумчивый шум листвы на ветру. Благодать, да и только!
Но прыгать с прибрежных скал в полосу прибоя, на гальку! На это способен далеко не каждый мазохист. Счастье, если сразу убьёшься. Но, это – вряд ли! Скорее всего, сломаешь себе ноги или позвоночник. Будешь сутки, а то и двое корчиться от боли, да медленно подыхать от жажды, среди солёной воды, да гадить в собственные штаны, ибо тот, кто сломал позвоночник, не может контролировать процесс испражнения. Крабы, выползут из моря, и станут час за часом, обгладывать тебя живьём.
Нет, что-то тут не вытанцовывается с самоубийством. Так, что и третью версию приходится отвергнуть.
На этом моя фантазия истощилась. Я вынужден признать, что первый вопрос пока остался без ответа.
Второй вопрос: Куда подевался Хурин, после своего «подарка»? Но и на этот вопрос у Тингола нет вразумительного ответа. Ушёл в сторону моря… Толи утопился, толи изменил сексуальную ориентацию, и теперь все его видят, только узнать не могут. В общем, пёс его знает! Пропал, да и только.
Третий вопрос: Откуда стало известно, что у Хурина, кроме ожерелья, не было никаких других драгоценностей?
«Затем он вошёл в мрачное место, где, рассыпанные по полу, в разоре и мраке лежали сокровища Валинора; и говорят, что когда Хурин покинул развалины Нарготронда и вновь оказался под открытым небом, из всех несметных сокровищ он нёс с собой лишь одно» (Сильмариллион, глава 22).
Вот он момент истины! «…лишь одно…» Видите ли, говорят, что Хурин вынес лишь одно сокровище!
Опять этот любимый нолдорский финт со словами. Говорят! Но, в предложении отсутствует подлежащее. Кто эти неведомые свидетели, которые говорят?
Может быть, это Мим? Но что же он может говорить, если по нолдорской версии, он убит Хурином прямо на куче ничьих сокровищ, а по оркской версии, вообще никогда с Хурином не встречался. В любом случае, он ничего сказать не может.
Или сам Хурин сказал об этом Тинголу?
Но помилуйте! Какой же надо быть скотиной, чтобы после подарка такой неслыханной щедрости, спрашивать Хурина: «А не осталось ли у тебя, милейший, ещё чего-нибудь такого же красивенького, драгоценненького?». Неужели Тингол, или Мелиан могли задавать столь неэтичные вопросы? Ведь это гнусно – вымогать у старика добавку! К тому же это – бесполезно. Конечно, Хурин не станет болтать о других алмазах, которые, возможно зашиты в подкладку его одежды, заклеены в посохе, или спрятаны, пардон, в его заднем проходе. Если одинокий путник станет болтать о своих бриллиантах, то его зарежут во сне на первом же постоялом дворе.
И сколько не твердил бы Хурин: «У меня больше ничего нет! Совсем ничего! Мамой клянусь!», поверить ему мог только деревенский простофиля.
Но Тингол и владычица Мелиан вовсе не были простофилями. И хоббитов у них в родне не было. Напротив, Мелиан отличалась умом и сообразительностью.
Вот и получается, что единственным способом установить истину, был обыск. Да! Да!
Доподлинно знать, что у Хурина больше совсем ничего из драгоценностей не осталось, мог только тот, кто как следует, пошарил по его карманам, тщательно прощупал подкладку, распилил вдоль и поперёк его посох, не погнушался засунуть палец в задний проход.
Как же так, Ваше Величество? Неужели это может быть правдой? Не королевское ведь это занятие! Хотя, с другой стороны, если Вы помыли после этого руки, тогда – ладно.
Но, если уж быть до конца откровенным, все эти меры не могли дать стопроцентной уверенности. Дело в том, что некоторые прохиндеи, возомнившие, что они умнее других, прячут драгоценности у себя в желудке. Они глотают бриллианты, чтобы через день-другой выкакать их, вымыть и снова проглотить.
Таких ушлых скупердяев можно вывести на чистую воду лишь одним способом – вспороть им брюхо и хорошенько порыться в кишках.
Разумеется, всё это Тингол сделал из чистого любопытства. Просто хотелось убедиться, что Хурин говорит правду. Приятно было королю лишний раз удостовериться в искренности своего собеседника.
Вот так ненавязчиво, отвечая на третий вопрос, мы получили ответ и на два предыдущих вопроса. Теперь стало совершенно ясно, как Наугламир попал к Тинголу и куда после этого подевался Хурин.
С ним произошло то же, что и с Береном. Старика просто убили и ограбили! Причём, сделано это было той же шайкой, и в том же притоне.
Ай-яй-яй, господа эльфы, как же вы так неосторожно проболтались? Где были Ваши мозги, когда Вы писали: «…из всех несметных сокровищ, нёс с собой лишь одно…»? Одно! Не два, не три, а одно! Будьте впредь поосторожнее со словами. Слово, оно – не воробей, вылетит – не поймаешь! Да и вообще, молчание – золото. Если врать не умеете, а правду сказать стесняетесь, то уж лучше помалкивайте.
Итак, для того, чтоб получить средства к существованию, Хурину необходимо было продать Наугламир. Но где это сделать? Все Вы отлично знаете, что цена вещи зависит от места, где её подаёшь. Если – на международном ювелирном аукционе – это одна цена, а если на блошином рынке – то уже совсем другая. А если продавать в селе Гадюкино, то больше, чем на бутыль самогона и не рассчитывай! А иной невежда подумает, что ты ему фальшивку втюхиваешь, так ещё и в морду получишь.
Вот Хурин и пошёл во дворец! Кому же щеголять в таком колье, как не королю или королеве? Можно было конечно обратиться к торгашам-перекупщикам. Но они дадут раз в десять меньше денег. Какой смысл с ними делиться? Да и ненадёжный народ – эти торгаши. Узнают, что у одинокого старика есть такая вещь – мигнут рэкетирам, а те и пристукнут бедолагу в тёмной подворотне!
У короля надёжнее! Если не королю, то кому тогда верить-то?
Кто знал, что Его Величество захочет сэкономить, а заодно и в кишках порыться. Глядишь, и ещё бриллиантик-другой отыщется! В хозяйстве всё сгодится!
Теперь Вам ясно, кому наивная Морвен отдала на воспитание своего ребёнка, и откуда у Турина взялись уголовные наклонности? От Тингола, конечно, от воспитателя! С кем поведёшься, от того и наберёшься.… От такого педагога одна дорога – в банду! Так, что Турина, где-то можно даже понять и пожалеть.
Вот таким образом, оба подарка Моргота оказались в руках Тингола. И он решил соединить эти два сокровища в одно. Он задумал вставить Сильмарилл в Ожерелье Гномов. Но сам он сделать этого не мог, ибо ювелирное дело – тонкое. Это Вам не в кишках копаться. Тут специалист нужен. И Тингол позвал гномов.
Гномы прибыли и взялись за работу. Но, вот беда, кто-то из них опознал ожерелье. В головах мастеров возник законный вопрос: «Если ожерелье было изготовлено гномами и подарено королю Нарготронда, а когда Нарготронд пал, оно было захвачено Морготом; тогда, причём здесь Тингол? Как он его получил, и по какому праву владеет?».
Терзаемые смутными сомнениями, гномы обратились с этим вопросом к Владыке Дориата. Тингол, глазом не моргнув, пересказал им сказочку о ничьей куче сокровищ, которая вот уже год обрастает плесенью в подземельях Нарготронда, о том, как Хурин, совершенно добровольно сделал ему – Тинголу, подарок. Сделав это, Хурин пропал без вести, но жалеть его не стоит, ибо он убил гнома, в чём сам же и признался, нехороший человек.
Но, гномы были не глупее нас с Вами. Разумеется, они ни одному слову не поверили, о чём не преминули поведать Тинголу. Поведали и сразу прикусили языки, ибо поняли, что недаром говорят: «Язык мой – враг мой». Своими неосторожными словами подписали они собственный смертный приговор. Стало им вдруг до боли под ложечкой ясно, что стоит королю добраться до своего тронного зала живым, и, через какой-нибудь час, сиреневые гномьи трупики, с камнем на шее, погрузятся в сладкие воды Эсгалдуина. А если кто спросит Тингола: «Куда подевались ювелиры?», - он сделает умное лицо и важно ответит: «Ушли в сторону моря». Собственно, это будет правда, ибо все реки рано или поздно впадают в море.
И вот гномы, вооружённые кто молотком, кто паяльником, набросились на Тингола всем скопом и замочили его. Сделали они это от отчаянья, ибо терять им было уже нечего.
После содеянного, беднягам-ювелирам не оставалось ничего другого, кроме как тихо «делать ноги». Наугламир, украшенный Сильмариллом, они взяли с собой, ибо не оставлять же его эльфам. Всё равно они бы не оценили такого подарка и не пощадили бы гномов.
Естественно, тело короля было скоро обнаружено стражей. Естественно, за гномами снарядили погоню. Естественно, далеко гномы не убежали. Их нашли и перебили. А как иначе?
Только каким-то чудом, двоим гномам удалось спастись. Видимо, спецслужбы Дориата настолько деградировали за время долгого мира, что не только профессиональный разведчик, но даже перепуганный ювелир имел шанс скрыться от них.
Избежавшие гибели гномы, добрались до родного Ногрода. Их рассказ поверг в шок всё королевство. Дружина гномов-воинов напала на Дориат и разорила его. Менегрот был взят, стража перебита. Наугламир достался королю гномов в качестве трофея.
Всё то же самое изложено и в Сильмариллионе. Только логика там, как обычно, вывернута наизнанку. Гномы изображаются там фантастическими жадинами и безмозглыми негодяями.
Что – правда, то – правда. Гномы – народ жадноватый, но они вовсе не безмозглы, и негодяев среди них не больше, чем среди людей или эльфов.
Любой жадина, будь у него хоть одна извилина в голове, не станет нападать на короля в его собственном дворце. Единственное, чего этим можно добиться, это пеньковое ожерелье на шею, а отнюдь не бриллиантовое.
Если гномы и убили Тингола, так это потому, что другого выхода у них не было. Только благодаря этому убийству, гномы получили фору в один-два часа, и потому хоть кто-то из них сумел выжить.
Теперь поговорим о поведении короля зеленых эльфов. Его звали Берен. Правда, это был не тот Берен, что принёс из Ангбанда Сильмарилл. Берен сын Барахира, как уже говорилось и у меня, и в Сильмариллионе, трагически погиб на охоте. Лютиэн выдали замуж за другого Берена, но это был уже не человек, а эльф – сын Денетора, король Оссиринада. Буду называть его Берен-эльф. Так вот Берен-эльф и Лютиэн жили в замке на острове Тол-Гален, посреди реки Аскар.
Имя нового супруга мучительно напоминало Лютиэн её погибшего возлюбленного Берена-человека. Но что делать? Люди смертны. Лютиэн, будучи эльфийкой, все равно пережила бы его.
Когда Тингол выдавал свою дочь за короля зелёных эльфов, он полагал, что приобрёл надёжного союзника, и обезопасил свои восточные границы. Но, по иронии Судьбы, именно с востока к Дориату и подкралась птица мудрости, в простонародье именуемая жареным петухом.
Когда гномы шли войной на Дориат, зелёные эльфы ни словом, ни делом не воспрепятствовали им. Войско гномов прошло через Оссирианд спокойно, словно через свой собственный двор. А вот, когда гномы шли обратно, утомлённые боями и обременённые добычей, эльфы напали на них. Логика очевидна: после боёв гномы должны быть слабее, а добыча богаче. Таким образом, с меньшим риском эльфы могут урвать больше.
Экспедиционный корпус гномов был сначала приветливо встречен, затем дружески подпоен, а после предательски перебит. Так Сильмарилл, сияющий в Наугламире, достался королю Берену. Мало того, армия зелёных эльфов оккупировала Дориат.
На престол Нарготронда посадили Диора, сына Берена-эльфа и Лютиэн. Тинголу он приходился внуком. По закону он унаследовал дедов трон. А кроме закона он опирался на оккупационный корпус, который и стал его дружиной. Сопротивления ему никто не оказал, ибо иные ратники Дориата пали в бою с гномами, а иные разбежались и прятались по чужим курятникам. Тингол был мёртв, а Мелиан пропала без вести. Оно и понятно, если бы Мелиан не исчезла неведомо куда, пришлось бы с ней власть делить. А кому это нужно? Так что пропала она весьма кстати. Трон Дориата сам собой освободился, так почему бы его не занять?
Самый факт рождения Диора, лишний раз доказывает, что его отец был эльфом, ибо люди и эльфы принадлежат к разным биологическим видам, а особи разных видов не скрещиваются. Даже в тех редких случаях, когда скрещивание возможно, рождается гибрид – существо неспособное к размножению.
Яркий пример гибрида – мул. Размножаться мулы не могут. Но из Сильмариллиона мы знаем, что у Диора была дочь Эльвинг, да ещё два сына. Следовательно, Диор не был гибридом, и его родители принадлежали к одному биологическому виду – эльфам.
Берен эльф оправдался перед своей супругой тем, что гномы напали слишком внезапно. Он, дескать, не успел собрать войско, и помочь Дориату ничем не мог. Но зато, когда войско было собрано, он отомстил гномам и за Тингола, и за убитых эльфов. А в подкрепление своих слов он подарил ей Наугламир, с вплетённым в него Сильмариллом. Кому же, как не Лютиэн подобает носить его на груди?
Так два королевства: Дориат и Оссирианд были объединены в одно. Берен-эльф и Лютиэн жили в замке на речном острове Тол-Гален. Диор правил в Менегроте, как вассал своего отца.
Подловато, конечно получилось, но зато законно и без больших потерь.
Однако прошло несколько лет, и вдруг Берен-эльф и его супруга Лютиэн скончались. Причём скончались они в один день, как в сказке. От чего они умерли, история умалчивает, но явно не от старости и не от болезни, ибо эльфы не стареют и не болеют. Они умирают только от убийства, или от несчастного случая.
Но в Сильмариллионе и это вывернуто наизнанку. Берен у них – смертный человек, умерший, но воскресший. Лютиэн у них – бессмертная эльфийка, ставшая смертной. И вот эти смертные бессмертные или бессмертные смертные, наконец, умерли. Остров же, где эти ожившие после смерти и умершие после жизни, жили и умерли во второй раз, назван землёй живых мертвецов.
Фу! Слава Илуватору, кончил. Чуть мозги себе не сломал, пока писал этот каламбур. Нет, всё-таки ранение в голову даёт себя знать. Проклятые онты! Проклятая булава! И как это я не успел прикрыться щитом? Главное, на тренировках всё прекрасно получалось! Я лучше всех в нашем взводе умел ставить верхний блок щитом. А вот, в реальном сражении всё так быстро мелькало… Я ничего не понял и заработал удар по шлему. Мне и сейчас, порою, кажется, что я снова и снова слышу хруст собственной черепной коробки. С тех пор я и стал бороться за мир. Ничто не делает тебя пацифистом так быстро и неотвратимо, как хороший удар булавы по макушке.
Нет, вредно мне, контуженному орку, переписывать нолдорскую галиматью. Вредно, но надо! Взялся за гуж – не говори, что не дюж. Полно ныть и причитать. Прости мне, читатель, минутную слабость. Продолжим.
После смерти Берена-эльфа и Лютиэн, власть над обоими королевствами принял Диор. Ему досталась не только власть, но и Ожерелье Гномов с Сильмариллом посерёдке. Это украшение было ему очень к лицу. Все только ахали, когда он его надевал. До сих пор сохранилось выражение: украшения от Диора, но мало кто помнит, откуда оно пошло.
А как к этим кровавым событиям отнеслись гномы Белегоста? Неужели они равнодушно взирали на смерть своих ногродских братьев? О, нет! Они не были равнодушными! Они очень даже обрадовались, ибо, в результате войны, гномы Ногорда прекратили поставки оружия в Оссирианд и в Дориат. И гномы Белегоста захватили эти рынки сбыта с большой выгодой для себя. Теперь они могли диктовать Диору монопольно высокие цены на оружие, не опасаясь конкуренции Ногрода.
Словом, все были довольны, кроме покойников. Но и покойники ничем не выражали своего несогласия.
И вот, всю эту идиллию испортили сыны Феанора. Они, должно быть, рассуждали так: «Гномы без труда разбили армию Дориата. Зелёные эльфы одолели гномов. Ну, а уж мы-то, дети Феанора, по любому круче, чем какие-то там зелёные эльфы. В конце концов, мы ведь дали клятву нашему покойному папеньке, что вернём себе Сильмариллы! С Морготом у нас война всё как-то не клеится, так почему бы нам не напасть на Дориат? Там ведь тоже есть Сильмарилл. И мы не припоминаем, чтобы когда-либо дарили его Диору».
И Феанорычи втихаря собрали войско и ворвались в Дориат. Диор пытался отразить их нападение, но удача отвернулась от него. Битву он проиграл, но прежде чем пасть, он отправил к Мандосу немало нолдоров, и в том числе троих сынов Феанора: Куруфина, Келегорма и Карантира.
Заметьте, Моргот и всё его воинство ни одного Феанорыча не убили, за всю историю. А Диор в одном бою укокошил сразу троих. Впрочем, оно, может и к лучшему, ибо делить три камня на четверых, все-таки легче, чем на семерых. Предоставим слово Сильмариллиону:
«И вот они явились внезапно в середине зимы и бились с Диором в Тысяче Пещер; и так случилась вторая братоубийственная резня среди эльфов. От руки Диора погиб Келегорм; там же пали Куруфин и мрачный Карантир; но и Диор был убит, и погибла жена его Нимлот; а жестокие слуги Келегорма схватили юных сынов Диора и бросили их умирать от голода в лесу» (Сильмариллион, глава 22).
А вот принцесса Эльвинг не растерялась. Под шумок битвы она спёрла папашину шкатулку с драгоценностями и была такова. Вот каковы они, дети! Цветы жизни!
Так погиб Дориат.
Сильмариллион любит поскулить о злодействах Моргота. Но к этой-то кровавой каше, он явно не имел ни малейшего отношения. Как раз у него в государстве был мир и покой. Полицейские надзирали за порядком. Крестьяне сеяли. Дворники подметали. Заключённые добывали руду. Бывшая принцесса Финдуилас чистила общественные уборные. Никакой злобы. Никакой крови. Чистота и порядок. Не этого ли все мы искренне хотим? Пусть солнце светит! Пусть играют дети! Да здравствует Моргот!
Может быть, Моргот был прав, что не отдавал Феанорингам Сильмариллы? Если уж один камень наделал столько бед, то трудно представить, во что нолдоры превратили бы Средиземье, окажись в нём все три Сильмарилла!

http://www.proza.ru/2014/11/02/1363