Покончив с Белегом, Турин и его сообщник Гвиндор сначала отправились к озеру Иврин. Вода этого озера, как видно, исцеляет от мук совести. Для Турина она оказалась прямо-таки живительным бальзамом.
Затем друзья-подельники отправились в Нарготронд. Там они поступили на военную службу. Гвиндор не смог уже достичь прежнего высокого положения. Ещё бы, ведь его недисциплинированность была одной из причин поражения нолдоров в Пятой Великой битве. А вот дела Турина неожиданно пошли в гору. Он получил пост верховного главнокомандующего армией Нарготронда. В чём секрет такой головокружительной карьеры? Из лесного шалаша, да в генеральские аппортаменты!
Может быть, он имел какие-то выдающиеся заслуги перед Нарготрондом? Скорее всего, нет, ибо в Сильмариллионе об этом ни слова не сказано. Правда, он хорошо показал себя в нескольких пограничных стычках, но это не те заслуги, за которые назначают министром обороны.
Секрет прост. В Турина втюрилась принцесса Финдуилас. Она-то и выхлопотала у папаши для своего пупсика высокий пост. Вот и посмотрим, как новоиспечённый министр обороны её, эту самую оборону, крепил.
Может быть, Вы думаете, что он строил сигнальные башни, чтобы вовремя оповестить страну о нашествии орков? Или он возводил крепости, готовил партизанские отряды, устраивал засеки, вбивал в дно рек сваи, дабы затруднить их форсирование? Ничуть не бывало! Ничего такого он не делал. Напротив, он построил каменный мост через Нарог! То есть, он пытался не затруднить продвижение войск, а наоборот, облегчить его.
Если бы Моргот напал на Нарготронд, то он непременно столкнулся с определёнными трудностями. Сначала, его войско, пройдя через Теснину Сириона, попало бы в лес Бретил. Население там редкое и бедное, но гордое и воинственное. Там жило множество переселенцев из Дортониона. Они были пригнаны туда Маэдросом и настроены к Морготу очень негативно. Им с детства внушали, что Моргот захватил их родину, что он виновен во всех их бедах. Продовольствия с такого населения не получишь, а вот стрелу в спину – запросто. Чтобы снабжать армию через их земли, нужно водить обозы под очень сильной охраной.
Затем, оркам нужно было бы переправиться через реку Тейглин. Река эта неглубока и неширока, но у неё быстрое течение и очень глубокое ущелье. Навести канатный мост через неё не трудно. Но бретильские партизаны именно у этого моста и могли бы перехватывать обозы Моргота. Мост ведь не объедешь. По скалам телеги карабкаться не будут.
Далее, нужно было бы пересечь Хранимую Равнину и выйти к берегу реки Нарог. Это быстрая бурная река. Она широкая, глубокая, порожистая. А заканчивается она водопадом.
За Нарогом начинаются густо заселённые земли – главные владения короля Ородрета. Переправиться через Нарог оркам было бы очень трудно: Только их войско соберётся в Дор Ломине, орлы сообщат нолдорам об этом. Пока орки идут от Теневых гор до Нарога, нолдоры успеют собрать часть своих войск и запросить помощи у Тингола. Чтобы переправиться через реку, оркам придется строить плоты и под градом стрел штурмовать правый, крутой, по закону Кориолиса, берег Нарога. Это сулит им огромные потери. Даже если им удастся захватить вражеский берег, и они построят плавучий мост через Нарог, для снабжения своей армии, то, что из этого получится? Растянутая коммуникация, через леса, кишащие партизанами, два последовательно расположенных моста в тылу. Уничтожив любой из них, враги нарушают снабжение оркской армии. Оба моста нужно охранять.
Таким образом, из армии Моргота нужно вычесть те полки, которые останутся дома, дабы противостоять Маэдросу, на случай его внезапного нападения, вычесть те полки, что придется оставить для охраны побережья от пиратов Кирдана, вычесть те войска, что будут охранять обозы, вычесть те войска, что будут охранять оба стратегических моста. Следует так же вычесть тех воинов, что должны будут погибнуть при форсировании Нарога. Что останется? С какими силами Моргот будет вступать в генеральное сражение? А главное, с какими силами он из этого сражения выйдет, даже если победит?
Однако какую охрану ни оставляй, всё равно мосты – самое уязвимое место. К мосту через Тейглин враги могут подкрасться под шум его бурной воды. Несколько взмахов меча, и канаты перерублены. А мост через Нарог могут разрушить вражеские ныряльщики, ибо якорные канаты плотов, можно перерезать простым ножом. И поплывёт мост Моргота по течению, и рухнет с великого водопада. Если же орки скрепят секции моста не верёвками, а цепями, враг может пустить по течению плоты, нагруженные пылающим хворостом, и сжечь мост.
Вот если бы мост был не плавучим, а каменным, арочным, тогда пылающие плоты проплыли бы под мостом, не причинив ему никакого вреда. Такому мосту не страшны ни огонь, ни ножи ныряльщиков. Но, о таком мосте орки могли только мечтать, ибо на его постройку потребовались бы многие месяцы.
И вот Турин строит каменный арочный мост через Нарог! Довольно странные приготовления к обороне! Вы не находите?
За этим спокойно наблюдает король Ородрет и весь его штаб. И ни у кого не возникает возражений! Один только Гвиндор вяло пытается протестовать, но его никто не слушает. По свидетельству Сильмариллиона, даже сам Ульмо советует Ородрету «брось в воду камни гордыни своей», то есть разрушь этот мост. Но и его Турин с Ородретом игнорируют.
В чём тут дело? Снова коллективное умопомешательство или нечто иное?
А, может быть, Турин готовился вовсе не к обороне?
Стоит допустить такую мысль, и сразу же все странности становятся понятными. Турин хочет нападать на Моргота! И мост ему нужен для снабжения своей армии. В наступательной войне ему засеки не нужны, и он их не строит. Партизанские отряды не нужны, и он их не готовит.
Но читатель может спросить меня: Разве может Нарготронд в одиночку тягаться с Ангбандом? Ведь силы Ангбанда очень возросли. Не Вы ли уважаемый автор, утверждали, что не может слабый нападать на сильного?
Не спорю, я это утверждал. А силы Ангбанда, к тому времени, действительно превышали силы Нарготронда даже по количеству воинов, не считая балрогов и дракона. Но, во-первых, кто сказал, что Нарготронд собирался нападать в одиночку? Кто сказал, что против Моргота не был сформирован новый военный альянс? В письменных источниках нет никаких упоминаний о новом антиоркском альянсе, но это естественно. Тайный альянс на то и тайный, чтобы о нём ни кто лишний не знал.
Разве Маэдрос с братьями отказался от своей клятвы? Разве перестал он охотиться за Сильмариллами? Разве гномы Ногрода и Белегоста смирились с тем, что они навсегда потеряют рынки сбыта своего оружия в Белерианде? Кто поручится, что наступление нарготрондцев не было бы поддержано Феанорингами и гномами.
А как поведут себя зелёные эльфы Оссирианда и Тингол? Будут ли они безучастно взирать на происходящее?
Даже без наступления, одним фактом своего существования, государства Маэдроса и Тингола оттягивали на себя львиную долю наших сил. Да и морской берег нуждался в охране. Владения Чёрного Властелина с юга и с востока были окружены врагами. С запада было море, на котором господствовали корабли Кирдана Корабела. Союзников же у Моргота не было, кроме людей Бродды.
Но и это ещё не всё. Нолдоры столетие за столетием чернили Моргота как могли. Они воспитали на своей пропаганде полтора десятка поколений. За это время они и сами поверили своим измышлениям, будто Моргот – король зла, а орки – беспощадные мучители.
Среди нолдоров общепринятой была такая точка зрения, что бедное население Хитлума и Дор Ломина, томящееся под ненавистным игом Моргота, только и мечтает снова попасть под власть милых нолдоров. Будто весь Хитлум и Дор Ломин ночей не спит, только и грезит о возвращении своих старых господ. В Нарготронде полагали, что как только их армия вступит в Дор Ломин, так всюду сразу вспыхнут восстания против Моргота, их войско забросают цветами, а от добровольцев просто не будет отбоя. Особенно, если войско Нарготронда будет возглавлять Турин сын Хурина, законный принц и наследник Дор Ломина. Разве не лестно людям будет видеть, что их соплеменник отдаёт приказы эльфам?
Увы, эти наивные заблуждения были плодом полутысячелетней истеричной пропаганды, жертвой которой стали сами власть имущие в Нарготронде. В этом же Ородрета убеждали все его придворные, все его кузены. Об этом твердили эмигранты из Дор Ломина и Хитлума, которых немало скопилось в его владениях. Так нолдоры сами поверили своей собственной лжи. Ложь тем и опасна, что даже самый искусный лжец, рано или поздно в ней запутается.
И вот, вдохновлённые своими химерами, ободренные обещаниями Маэдроса и компании, нарготрондцы готовились к наступлению.
Нападает не тот, кто на самом деле сильнее, а тот, кто думает, будто он сильнее своего противника. Именно поэтому, нападающие иногда терпят поражение.
Кто был сильнее, выясняется только на поле сражения. И порой, нападающая сторона бывает очень удивлена.
Так вышло и на этот раз.
Да и с какой стати сумеречным эльфам Хитлума и людям Дор Ломина любить своих прежних господ? Что эти господа сделали такого, чтобы их любить? Правда, орков сумеречные эльфы любили ничуть не больше, чем нолдоров, но и не меньше. Для коренного населения Хитлума, нолдоры были чужаками с запада, а орки – чужаками с востока. Велика ли разница?
Впрочем, разница скоро почувствовалась. При орках стали меньше налоги. Моргот справедливо полагал, что не стоит особенно жадничать. Лучше собирать с новых владений малые налоги, чем дождаться восстания и всё потерять. Полиция Моргота лучше, чем нолдорская боролась с преступностью. Ангбандские изделия из металла были дешевле, чем гномьи. Исчезли такие унизительные повинности для крестьян, как право первой ночи, чесание господину пяток по вечерам, отпугивание комаров. Так, что контакт оркских властей с местными жителями постепенно налаживался.
Безусловно, не все жители примирились с Морготом. Были и «упертые», которые по-прежнему считали Моргота врагом, а его налоговые послабления лживой подачкой. А как иначе? Столетия культивирования ненависти принесли свои плоды. Но «упёртых» было немного. Смутьяны и уголовники быстро переселялись в рудники Железных гор. Там они бесплатно добывали руду для тех самых изделий из металла, которые были дешевле гномьих. Так, что почвы для восстания у хитлумцев не было. И все надежды Турина с Ородретом были самообманом.
Хоть Моргот и не собирался нападать на Нарготронд, но это не значит, что он не вёл разведку в стане врагов. Строительство моста через Нарог не могло остаться незамеченным. Стратегическое назначение моста было очевидно: Мост годился только для наступления. Что оставалось делать Морготу? Ждать когда враг нападёт, или принять контрмеры?
В чём причина войны, и кто первый начал? Вот, что сказано на эту тему в Сильмариллионе:
«Вскоре после того, как погиб Хандир, вождь халадинов и владыка Бретила, орки вторглись в его земли, и Хандир дал им бой, но люди Бретила потерпели поражение и были отброшены в леса». Здесь я вынужден прервать цитату. Видимо нолдорский переписчик рукописи был не совсем трезвым, коли написал такое. Как умудрился Хандир вскоре после собственной смерти возглавить войско, непостижимо уму. Видимо, автор хотел сказать: «незадолго до того как погибнуть…», но забыл запереть винный погребок, а переписчик не поленился проверить, заперт ли погреб.… И вот в текст вкралась ошибка. Но не будем обращать на неё внимание. Стоит ли придираться к мелочам? Смысл цитаты итак ясен – злой Моргот напал на беззащитных, белых и пушистых халадинов. Те дали ему бой, но были отброшены. Это и есть первая причина наступательного похода Турина. А у Турина, по чистой случайности, уже и мост построен, и рояль в кустах настроен на военные марши. Как в воду глядел! Предвидел смерть Хандира. Но, читаем дальше:
«А осенью того же года Моргот, дождавшись своего часа, двинул на племя Нарога самое большое войско из всех, что собирал когда-либо; и Глаурунг Урулоки прополз через Анфауглит и свершил великое лихо в северных долинах Сириона. Под сенью Эред-Ветрин осквернил он Этейль-Иврин, а затем ворвался во владения Нарготронда и выжег Талат-Дирнен, Хранимую Равнину, меж Нарогом и Тейглином».
Это – вторая и третья причины войны.
Не знаю, стоит ли объяснять, что вторая и третья причины – не более чем гнусный пасквиль. Не мог один, пусть даже очень крупный дракон, нагадить столько, чтобы осквернить целое озеро! Колодец или деревенский пруд – ещё куда ни шло. Но не целое же озеро! Да и выжечь целую равнину! Где это слыхано? Дракон – всего лишь животное, а не вулкан. Много ли у него в зобу горючего газа? Хватит на одну-две деревни или на один-два батальона гномов, но не на равнину же!
В общем, вторая и третья причины – беспочвенные придирки. А вот первая причина нуждается в детальном рассмотрении.
Во-первых, зачем оно нужно Морготу покорять Бретил, этот, с позволения сказать, лес? На что ему такое счастье? Население в Бретиле редкое, бедное. Земледелие всё больше мотыжное, малопроизводительное. Добрые нолдоры всегда старались отдать людям земли похуже. Так вышло и с Дортонионом, и с Бретилом.
Допустим, Моргот завоевал Бретил. Что дальше? Налоги собирать с жителей, расселённых по мелким лесным хуторам, трудно и небезопасно. Ведь придется колесить по бездорожью, от хутора к хутору, и собирать там кроху за крохой. Каждую повозку должна тянуть пара лошадей. Каждая лошадь съедает в день по десять фунтов овса, да ещё по двадцать фунтов сена. Таким образом, всё собранное зерно и уйдёт на прокорм лошадей и охранников, ибо каждого сборщика налогов должен сопровождать солидный отряд воинов. Стоит ли эта овчинка выделки?
В экономическом смысле, захват Бретила – бессмыслица. Отчасти, это подтверждается тем, что сразу после победы над Нарготрондом, орки ушли из Бретила и его жители не платили Морготу никаких налогов.
В стратегическом смысле, Бретил мог бы представлять собой базу для дальнейшего наступления на Нарготронд. Но прежде, в Бретиле нужно было бы закрепиться, то есть построить крепость, накопить в ней запас провианта и оружия. Однако из Сильмариллиона нам известно, что Моргот ничего подобного не сделал. Да и после, когда орки захватили уже и сам Нарготронд, они не остались в нём, а разрушили его и ушли. Вот и получается, что Морготу не нужен был даже Нарготронд, а уж тем более Бретил. Ибо Бретил – это база, нужная для захвата ненужного. Простите за каламбур.
Понимаете, куда я клоню? Никакого нашествия орков на Бретил не было. Были обычные мелкие приграничные стычки. На границе мира не бывает. Сами понимаете, на территории враждебного государства надо вести разведку, особенно если противник строит мост для наступления. Иногда, наши разведчики натыкались на бретильских пограничников. Возникали стычки. В одной из таких стычек погиб вождь халадинов. Это послужило поводом для Турина, чтоб напасть.
Не следует однако думать, что только орки вели разведку в Бретиле, а нолдоры во владениях Чёрного Властелина разведку не вели. Цитирую ту же двадцать первую главу:
«Когда прошло четыре сотни и девяносто пять лет после появления Луны, случилось так, что весною пришли в Нарготронд два эльфа. Звали их Гелмир и Арминас: были они из племени Ангрода, но после Дагор-Бреголлах жили на юге у Кирдана Корабела. Из дальнего своего пути принесли они весть, что под склонами Эред-Ветрин и в Теснине Сириона собираются стаи орков и лихих тварей…».
Интересно, что делали эти два жителя острова Балар, в Теснине Сириона? Каким ветром их туда занесло? Торговать они там не могли, ибо ни телери, ни нолдоры с орками торговли не вели. И вряд ли у них там были дачные участки. Уж не грибы ли они там собирали? Не ближний свет – переплыть море и пройти восемьдесят лиг на север, а потом столько же обратно. Ради чего это делалось?
И вот они собирали грибы, а собрали сведенья о местах дислокации орков, и не преминули сообщить их Турину!
А сколько ещё таких «грибников» с острыми ножичками шастало по нашим владениям? Так, что нолдоры, несмотря на всю свою белизну и пушистость, разведку всё-таки вели, только написать об этом стесняются.
Турину нужен был повод для нападения, и он его нашёл, путём превращения мухи в слона. Стычка, в которой погиб Хандир, была раздута до размеров генерального сражения, и повод готов.
Кто первый начал? Если считать началом войны выступление войска в поход, тогда первым начал Моргот. Но если принять за начало войны постройку стратегического моста, тогда первыми начали нолдоры. Моргот ударил первым, ибо не желал ждать, когда противник закончит военные приготовления. Если бы Чёрный Властелин промедлил, он дождался бы вторжения врагов в свою страну. Но тогда ему пришлось бы сражаться не только с Нарготрондом, а ещё и с Феанорингами, гномами, людьми и ещё Мандос знает с кем.
Моргот не стал ждать одновременного удара противника на всех фронтах, и двинул свою рать на Нарготронд. Едва только успело его войско вступить на Хранимую Равнину, как встретило на своём пути армию Нарготронда, во всей красе, полностью отмобилизованную, экипированную, да ещё с запасом провианта на три недели. К чему бы это? Каким образом Турин успел за один день собрать армию и подготовить её к походу?
Если среди моих читателей есть лица далёкие от военного дела, то специально для них, я вынужден сделать небольшое пояснение относительно мобилизации.
Почему люди и квенди стремятся расселиться по большой территории мелкими деревнями, а не живут кучно? Ведь кучно жить безопаснее. Ударил в набат, и через пятнадцать минут, все кто способен носить оружие, уже построены на плацу. Можно идти в бой! Но почему-то на практике, крестьяне расселяются по дальним лесам и пустошам, хуторами и деревеньками в два-три двора. Почему? Потому, что такое расселение экономически выгодно. А основой военного могущества является экономика. Живя мелкими разбросанными поселениями, крестьяне получают возможность заниматься переложным земледелием, то есть по мере истощения старых полей, расчищать новые. Это значительно повышает урожайность. А у кого больше продовольствия, у того больше воинов. Кроме того, жители мелких, разрозненных деревень могут охотиться, ловить рыбу. Делают они это зимой, когда нет полевых работ. Те же государства, где земли мало, такие как Ангбанд или Гондолин, лишены этих статей дохода, и урожайность в них ниже. А если государство имеет много целинных земель, то оно стремится расселить своих подданных по большой территории. Да крестьяне и сами отлично понимают выгоду такого расселения.
Но если крестьяне вынуждены жить мелкими деревнями, то почему расселяют и воинов? Они-то землю не пашут, рыбу не ловят. Почему их нельзя вечно держать в столице, заранее собранными на случай войны? Почему войско, прежде чем вести в поход, нужно ещё собрать?
Дело в том, что войско нужно кормить. Это можно сделать двумя способами: Можно брать хлеб в деревне и возить его к войску, это первый способ. А можно, наоборот, распустить войско по деревням, и пусть оно там кормится, это второй способ. Оба способа имеют преимущества и недостатки.
При первом способе нужно иметь дороги к каждой глухой деревушке. Представьте себе: деревня из пяти домиков находится на расстоянии пяти лиг от большого тракта. К ней надо провести дорогу. Где взять для этого рабочую силу? В других деревнях? Но к ним тоже нужно строить такие же дороги. Там точно такие же проблемы. Значит, дорогу жителям нашей гипотетической деревушки придётся строить своими силами. Это означает, что каждый мужичок должен прорубить просеку в одну лигу длиной! А после того, каждый год очищать эту просеку от молодой лесной поросли. Сами понимаете, что крестьянам, в таком случае придётся забыть не только об охоте и рыбной ловле, но и о земледелии. А что делать, если деревня расположена не в пяти, а в двадцати лигах от дороги?
Можно попробовать возить хлеб без дорог, конными вьюками. Но один вьюк это двести фунтов. И если дорогу нужно строить всего лишь до соседней дороги, то возить хлеб придётся от деревни, до крепости. А лошади хотят есть. Им нужно по десять фунтов овса в день. Где его взять? Из того же вьюка. Но тогда, после каждой ночевки вьюк будет худеть на десять фунтов. За два – четыре дня, что нужны на дорогу из глухомани до Нарготронда, лошади съедят от десяти до двадцати процентов собственного груза. Значит и армию, при таком способе кормления придётся сократить на десять – двадцать процентов!
Именно поэтому, и в те времена, и ныне большей популярностью пользуется второй способ. Он заключается в том, что король делит свою страну на участки и раздаёт их своим воинам. Воины разъезжаются по этим участкам, строят себе там дома и в них живут, а за одно и за порядком присматривают. Такой участок называется лен или феод. А воин, с этого лена кормящийся, называется ленник или феодал.
Но при этом способе, в случае войны, воинам нужно время на то чтобы съехаться из своих деревень к месту сбора войск, (те самые два – четыре дня). Кроме того, прежде чем они съедутся, их нужно оповестить о начале войны, а на это тоже требуется время.
В Нарготронде применялись оба способа содержания армии.
Те крестьяне, что жили вдоль дорог, платили налоги. Таких дорог было две: Великий Гномий тракт и река Нарог. Река была даже лучше, чем дорога, ибо одна малая барка может везти в пятнадцать раз больше груза, чем телега. А, кроме того, барка не просит за это ни осьмушки овса.
Другие крестьяне – те, что жили в глухомани, налогов не платили, они содержали ленников. Каждый феодал обязан был в мирное время по три месяца в году служить в столице, а остальное время проводил дома в деревне. Таким образом, четверть армии всегда пребывала в боевой готовности, а три четверти могли собраться только через несколько дней после объявления мобилизации.
И вот началась война. Войско Моргота, собранное в Теснине Сириона, за первый день прошло до середины Бретила. За второй день войско дошло до реки Тейглин и наладило переправу на ней. На третий день войско вступило на Хранимую Равнину и встретилось с полностью отмобилизованным войском противника. Спрашивается: Когда же противник объявил мобилизацию? Ответ: За восемь дней до вторжения орков. За четыре дня гонцы Турина достигли самых глухих уголков Нарготронда. За следующие четыре дня к месту сбора войск подоспели воины из самых дальних ленов. Но и Моргот собрал своё войско не за пять минут. Ведь его воины должны были явиться в Теснину Сириона и от берегов залива Дренгист и от берегов Гелиона. Выходит, обе стороны проводили мобилизацию одновременно и столкнулись лбами недалеко от государственной границы!
А если бы Моргот опоздал на два-три дня, то война велась бы уже на его территории. Вражеские войска разоряли бы уже его подданных, кормились бы его продовольствием. Да и помимо нарготрондцев, пришлось бы сражаться с войсками Маэдроса и кампании. А на что Морготу такое счастье? И Моргот ударил первым и потому успел разгромить нарготрондцев раньше, чем сыны Феанора, гномы и люди успели к нарготрондцам присоединиться.
Итак, битва состоялась в долине Тумхалад. В ней орки наголову разбили нолдоров.
Вот как эти события описаны в Квента Сильмариллион:
«Тогда выступили витязи Нарготронда. Велик и страшен был в тот день Турин, и воспряли сердца воинов, когда выехал он по правую руку от Ородрета. Однако войско Моргота было более многочисленно, чем сообщали разведчики, и никто, кроме Турина, защищённого гномьей маской, не мог стать на пути Глаурунга. Эльфы были смяты орками и отброшены в долину Тумхалад, что меж Гинглитом и Нарогом, и там они были окружены. В тот день пала гордость Нарготронда и всё его войско; в разгаре битвы пал Ородрет, и Гвиндор, сын Гуилина, был смертельно ранен».
Итак, причина поражения армии Нарготронда видится автору Квента Сильмариллион в том, что «… войско Моргота было более многочисленно, чем сообщали разведчики…». Правильно. Турин ожидал встретить на своём пути горстку пограничников, а встретил многочисленное, вовремя отмобилизованное войско.
И как это разведчики Турина обсчитались? Как умудрились они на выжженной Глаурунгом равнине не заметить самое большое в истории войско?
Итак, Турин был наголову разбит. Его войско разбежалось. Он сам, надо сказать, тоже не стал стоять насмерть, а драпанул вместе с остальными. Только Вы не подумайте, что он испугался! Нет! Просто у него нашлось срочное неотложное дело:
«…и Гвиндор, сын Гуилина, был смертельно ранен. Но Турин пришёл ему на помощь, и враги бежали пред ним: он вынес Гвиндора из битвы и, скрывшись в лесу, положил на траву».
Вот в чём причина! Оказывается, Турин спасал вовсе не свою шкуру, он спасал смертельно раненого товарища. Похвально! Особо умиляет фраза: «и враги бежали пред ним». Выходит, Турин не отступал, он просто наступал в обратном направлении! В одиночку, держа на руках раненого Гвиндора, он бился с орками. Вероятно, он пинал их ногами, руки-то у него были заняты, «и враги бежали пред ним». Непонятно только, зачем было после этого прятаться? Зачем нужна эта фраза: «скрывшись в лесу, положил на траву»? Какой смысл – скрываться в лесу от тех, кто и так бежал от него? Да и как это вдруг на выжженной Глаурунгом равнине оказался лес? Ну да шут с ними. Сами наплели, пусть сами и распутывают свой словесный клубок. Мы же вернёмся к Турину.
Казалось бы, вынес друга из битвы? Молодец! Донеси его до какой-нибудь хижины, где за ним будут ухаживать, окажут необходимую помощь, и ступай куда хошь. Но нет! Положив Гвиндора на траву, Турин бросает его и уходит прочь. Почему? А потому, что, во-первых, Гвиндор сам высказал такое желание, произнеся сакральную фразу: «брось меня комиссар», а во-вторых, у Турина сыскалось ещё одно важное, неотложное дело: спасать принцессу Финдуилас, свою сожительницу.
Но и принцессу Турин не спас. Почему? Потому, что он вовремя вспомнил ещё об одном неотложном деле. Ему срочно приспичило проведать, как там поживает его мать и сестра!
За двадцать лет он ни разу не удосужился проведать свою мать. Что ему стоило год, или два назад, послать разведчиков к своей матери, узнать, жива ли она? На какие шиши она существует? Может быть – всё хорошо, и она устроилась судомойкой в грязную придорожную харчевню, а сестра его неплохо зарабатывает проституцией. Но, вдруг – всё плохо? Вдруг они умирают с голоду? Ведь он был министром, купался в золоте, разводил шашни с наследной принцессой. Вот и послал бы в Дор Ломин команду «грибников». Пусть они побродят по Дор Ломину, разведают как да что, весточку матери притаранят. Так ведь нет! Всё недосуг было! Зато теперь желание проведать родственников обуяло его столь сильно, что он позволил оркам увести принцессу в Ангбанд.
Казалось бы, если за два десятилетия мать как-то выжила, то могла бы продержаться ещё несколько дней, пока Турин спасает свою цыпочку. Но гипотетические бедствия матери, вдруг взволновали его больше, чем явные и несомненные бедствия принцессы.
Вот и получается, что Турин вовсе не проиграл битву, он просто прекратил её, чтобы оказать помощь Гвиндору. А помощь Гвиндору он не оказал, чтобы выручить принцессу. А принцессу он не выручил, чтобы спасти мать и сестру, любовь к которым, вдруг прорезалась в его душе внезапно, словно чих. А мать он не спас, потому, что спасать её оказалось не от чего, ибо, во-первых, никто ей не угрожал, а во-вторых, она давно уже переехала на жительство в Дориат, под защиту короля Тингола.
Впрочем, последнюю идею насчёт того, чтобы навестить родственников, Турин родил не сам. Сильмариллион утверждает, что эту идею подкинул ему Глаурунг:
«И Турин поспешил в Нарготронд, по пути собирая уцелевших воинов: шли они, и сильный ветер срывал листву с деревьев, ибо осень сменялась суровой зимой. Но орды орков и дракон Глаурунг оказались там раньше их – явились внезапно, прежде чем стражи узнали о том, что случилось в долине Тумхалад. Страшную службу сослужил в тот день мост через Нарог, широкий и прочный, ибо защитники не успели его разрушить, враг перешёл по нему через глубокую реку. Огнедышащий Глаурунг пришёл к вратам Фелагунда, и разрушил их, и вошёл». (Сильмариллион, глава 21).
А Вы как думали? По мосту ведь можно не только выходить, но и входить! Если бы горе-полководец хотя бы догадался построить предмостное укрепление, то, возможно, пока орки штурмуют его, нолдоры и успели бы разрушить мост. Но предмостного укрепления не было! Так к чему готовился Турин? К обороне, или к наступлению?
Читаем дальше:
«Среди горя и разора явился Турин, и никто не мог и не хотел преградить ему путь, хоть он и убивал всех, кто ему ни попадался, и шёл к мосту, пробивая себе дорогу к пленникам.
Был он сейчас один, ибо те немногие, кто следовал за ним, бежали прочь. В тот миг из распахнутых врат выполз Глаурунг и лёг меж Турином и мостом. И молвил он, побуждаемый лиходейским духом: «Привет тебе, о сын Хурина! Что за радостная встреча!»
Турин шагнул к нему, и вспыхнуло пламенем остриё Гуртанга; но Глаурунг, упреждая удар, широко раскрыл свои немигающие глаза и воззрился на Турина. Бесстрашным взглядом ответил ему Турин, поднимая меч; но в тот же миг чары драконьих глаз сковали его, и он замер. Долго стоял он, словно высеченный из камня, и, кроме них двоих, безмолвных, не было ни души пред вратами Нарготронда. И вновь заговорил Глаурунг, насмехаясь над Турином: «Черны все твои пути, сын Хурина! Неблагодарный приёмыш, разбойник, убийца друга, похититель чужой любви, тиран Нарготронда, неразумный воитель, покинувший родичей на произвол судьбы. В нужде и нищете, рабынями живут в Дор-Ломине твои мать и сестра. Ты одет как принц, они же ходят в лохмотьях; они призывают тебя, но ты об этом не тревожишься. Счастлив будет отец твой узнать, каков у него сын: а узнает он непременно». И Турин, зачарованный Глаурунгом, внимал его речам и видел себя в кривом зеркале лиха, и ужасался тому, что видел.
И пока стоял он, погружённый в мучительные мысли, орки, гоня пленников, миновали Турина и перешли мост. Была там и Финдуилас, и она звала Турина, но Глаурунг не отпустил его, пока крик её и плач пленников не стихли на северном тракте; и долго ещё этот крик стоял в ушах Турина.
И вдруг Глаурунг отвёл взгляд и замер, выжидая, а Турин медленно шевельнулся, словно очнувшись от тяжкого сна. Прийдя в себя, он с криком бросился на дракона. Но лишь рассмеялся Глаурунг: «Если уж так хочется тебе умереть, так и быть, я тебе помогу! Но поможет ли это Морвен и Ниэнор? Ты не внял зову эльфийской девы. Отречёшься ли ты так же от кровных уз?»
Но Турин выхватил меч, целясь в глаза дракона, и тогда Глаурунг, изогнувшись, поднялся над ним и молвил так: «О нет! Ты ведь храбр, храбрее тебя я не встречал. Лгут бесстыдно те, кто говорит, что племя моё не почитает доблести врага. Внемли же! Я дарую тебе свободу. Ступай! И если уцелеет эльф или человек, дабы сложить повесть об этих днях, с презрением он помянет тебя, если ты понапрасну истратишь этот дар».
И Турин, всё ещё под властью драконовых чар, поверил речам Глаурунга о том, что якобы перед ним враг, способный к милосердию, и, повернув прочь, поспешил к мосту; Глаурунг же, в злобе своей, крикнул вслед ему; «Торопись в Дор-Ломин, сын Хурина! Не то тебя снова опередят орки. Если же пойдёшь ты за Финдуилас и хоть на миг промедлишь, никогда больше не увидишь ты Морвен и никогда в жизни не увидишь сестру свою Ниэнор – и они проклянут тебя!»» (Сильмариллион глава 21).
Прошу прощения за длинную цитату, но я был вынужден это сделать, чтобы меня не обвинили в вырывании слов из контекста.
Я предлагаю читателю обратить внимание не на слова, а на поступки героев нашего повествования. Любые, даже самые красивые слова могут оказаться ложью. А вот поступки не лгут. Всякого героя следует оценивать не по словам, а по поступкам.
Что же здесь произошло?
А произошло вот что: Глаурунг подарил Турину жизнь и свободу! Ведь Турин был парализован взглядом дракона. Защищаться он не мог. Фактически, он был уже в плену. Правда, ему ещё не успели обрить голову и выдать полосатую пижаму, но это ничего не меняет.
Стоило Глаурунгу один раз взмахнуть хвостом, и Турин с переломанными костями, полетел бы с моста в стремительную бурную реку. Вы не пробовали плавать в бурной реке, с переломанными костями, да ещё в тяжёлых доспехах?
Стоило дракону подать команду, и орки без труда связали бы этого горе-воителя и приковали его к той же цепи, на которой выла Финдуилас. То-то смеху было бы.
Одним словом, Глаурунг мог сделать с Турином всё, что угодно: приготовить из него сэндвич, ослепить, оскопить, ощипать, запрячь в повозку, разобрать на запчасти и снова собрать, но уже в другом порядке. А Глаурунг вместо этого его отпустил, причём без всякого выкупа!
Кто же после этого гуманнее, благороднее – Моргот, или его противники? Ещё один лютый враг Моргота отпущен! С него даже не взяли подписку о невыезде и не требовали клятвы не воевать против орков!
Разумеется, мои оппоненты станут утверждать, что это благородство было притворным. Дескать, Моргот только притворяется добрым и благородным, а на самом деле он – злой и коварный.
Но тогда почему нолдоры-то всё время прикидываются сволочами? Почему они ни разу не совершили какого-либо гуманного или благородного поступка, пусть даже в целях притворства?
А если совершили, тогда почему никому о том поступке ничего не известно?
Да, Глаурунг солгал, когда говорил, что Морвен и Ниэнор голодают и ходят в лохмотьях. Но зачем он так сказал? Ответ очевиден. Он хотел спасти жизнь Турину!
Подумайте сами. Турин ведёт себя крайне неосторожно и неразумно. Он буквально лезет на рожон. Его храбрость сильно смахивает на безумие.
Армия орков только что разбила его войско. Орки только что захватили Нарготронд. И вот Турин с обнажённым мечом в одиночку бросается на них, как полоумный. Долго ли он прожил бы, если бы орки, в самом деле, хотели его убить? Имелись ли у него шансы выжить?
Если Вы считаете, что имелись, тогда непонятно зачем Турин погубил войско Нарготронда? Ему следовало с самого начала выйти на поле сражения одному и перебить всю морготову рать. А войско? Войско? Ну, пусть пока строевой подготовкой позанимается, чтоли!
Вы не находите странным, что Турин «убивал всех, кто ему ни попадался…», а орки то «бежали пред ним…», то «никто не мог и не хотел преградить ему путь»? Почему вся рать Моргота, да ещё «большая, чем когда-либо», только что разбившая сильного противника, избегает сражаться с Турином и никак не хочет преградить ему путь? Неужели все силы Моргота не могут справиться с одним обнаглевшим психопатом?
Разве ответ не напрашивается сам собой? Глаурунг и вся армия имели приказ – не убивать Турина и не лишать его свободы. Именно потому орки и уклонялись от битвы с ним. В противном случае, он, врезавшись в гущу врагов, непременно бы погиб. Перед смертью он мог бы убить десяток орков, если уж он такой мастер рукопашного боя, но финал был неотвратим, ибо мечи у орков тоже не из соломы сделаны, и в фехтовальных залах их учили отнюдь не прясть, а убивать.
Вот и скажите мне: как сохранить жизнь этому безумцу? Если он вот так по-дурацки нападёт на конвой, ведущий пленных, чего он добьётся? А вдруг кто-то из конвоиров его не узнает и убьёт? Тогда приказ Моргота останется невыполненным.
Вот почему Глаурунг вынужден лгать, лишь бы отослать Турина куда-нибудь подальше. И ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы он напал на конвой. При свете дня его ещё могут узнать, ибо каждый воин был оповещён о его приметах и о его гномьей маске. Но что если он эту маску снимет? Что если он нападёт ночью?
На войне сначала бьют, потом шарят по карманам, а фамилию вообще не спрашивают! Хочешь жить – будь быстрым и беспощадным. В бою просто нет времени сортировать врагов на тех, кого следует убивать, и тех, кому следует читать нравоучительные лекции.
Если бы Турина не узнали, его убили бы, даже не поняв, что это был за идиот, кидающийся в одиночку на целую армию.
Но почему же Моргот дал своим воинам такой странный и трудновыполнимый приказ? Разве он не понимает, что этим приказом он обрёк на смерть тех своих воинов, которые не успеют увернуться от лезвия Гуртанга? Ведь убивать тех, кому запрещено сопротивляться, не так уж трудно. Разве он не понимает, что когда его войско уклоняется от Турина, со стороны это выглядит так, будто Турин – великий храбрец, а орки – великие трусы? Зачем он позорит себя и возвеличивает Турина? Может быть, от любви к Турину?
Увы, нет. Ибо любить Турина было не за что.
Всё дело в том, что Хурин, отец Турина, находился в то время в плену. Он был почётным пленником Ангбанда, ибо своей храбростью в топях Серех заслужил уважение Моргота. Моргот так же хотел заслужить симпатию пленника. Очень уж ему хотелось, чтобы хоть один древопоклонник понял, что орки – вовсе не демоны, а Моргот – не король зла. Но как внушить такую мысль отцу, если убиваешь его детей?
Война с Нарготрондом была неизбежна, ибо нападение готовил Турин, а не Моргот. Во всяком случае, именно Турин строил стратегический мост. Что оставалось делать Морготу? Если хочешь мира, надо делать к этому миру какие-то шаги.
Нет! Скажут «упёртые» древопоклонники. Моргот пощадил Турина из каких-то низменных побуждений. Уж нас-то не обманешь!
Ну и зачем тогда Моргот это сделал? Чтобы погубить принцессу? Но принцесса и так была в руках орков. И у Турина не было ни малейших шансов её освободить. Будь на месте Турина Белег, он бы осторожно крался за орками и выжидал удобного момента. Даже тогда, когда Белегу противостоял маленький разведывательный отряд, он не дерзал вступить с ним в открытый бой. А Турин, как полоумный, лез один в драку против целого войска. Как бы он ни был силён и ловок, такая тактика не сулила ему ничего кроме смерти. Так что о свободе Финдуилас могла бы даже не мечтать.
Может быть, Моргот хотел спровоцировать, таким образом, Турина на предательство и тем дискредитировать его. Но в чьих глазах? В глазах принцессы? А ей-то откуда знать, почему её не освобождают? Она должна была думать, что Турин погиб. Она видела его парализованным чарами дракона, беспомощным. Могла ли она сомневаться, что Турина вот-вот сожрут сырым, без соли и без лука?
Или, может быть, Турина хотели опорочить в глазах матери? Но тут – как раз наоборот. Пока Турин многие годы не вспоминал о ней, он сам себя порочил, без помощи Глаурунга. А теперь, поспешив к ней на помощь, он себя частично реабилитировал.
Мать и сожительница – вот две живые души, которые смотрели на Турина сквозь призму любви и не замечали его пороков. Любовь зла – полюбишь и Турина. Что же касается всех остальных, то в их глазах дискредитировать Турина – лишний труд.
Как можно дискредитировать бандита, руки которого по локоть измазаны невинной кровью? Он ведь долгие годы резал всех без разбора! Причём делал он это исключительно по собственной инициативе, не только без подстрекательств извне, но и вопреки стараниям Тингола и Белега, пытавшихся его образумить.
С моральной точки зрения Турин дискредитировал себя сам, и опозорить его больше этого было уже невозможно.
Свою верность друзьям Турин ярко продемонстрировал убийством Белега и тем как бросил раненого Гвиндора. То, что он бросил в беде ещё и Финдуилас, ничего в его моральном облике не меняет.
Да и что может быть наивнее, чем стыдить атамана шайки душегубов? И обещать наябедничать отцу! Чихал он на отца! Ему уже тридцать лет. Раньше его надо было пороть. А теперь уже поздно, да и не безопасно – у змеёныша прорезались зубки. Отцовского ремня он больше не боится.
Да и выгодно ли было оставлять на свободе и при оружии столь опасного, непримиримого врага, каким был Турин? Скольких храбрых воинов Моргот уже лишился от его рук? Разве Моргот не понимает, что пребывание Турина на свободе – позор для орков? Что это? Всё войско Моргота не в силах справиться с одним психопатом? Кто же будет Моргота уважать после этого?
Не лучше ли было бы повязать ему болезному белы рученьки, пока он стоял навытяжку перед Глаурунгом? Да повесить его горемышного на воротах Нарготронда, в назидание поучающимся? Или ослепить его и впрячь в повозку? Это было бы и престижнее для Моргота, и позорнее для Турина, а, кроме того, и проще, и безопаснее. Если бы Моргот хотел опозорить Турина, он так бы и поступил. Ибо только сила и храбрость были единственными достоинствами Турина. Силу надо было сломить силой, тогда храбрость Турина приняла бы обличие глупости. Но Моргот ничего подобного не сделал. Так что им двигало? Злоба? Эх, побольше бы в мире было такой «злобы». Притворство? Хотелось бы мне, чтобы наши враги почаще спасали нам жизнь, пусть даже из притворства.
Какой смысл дракону было отпускать опасного врага и ставить тем под сомнение умственные способности Моргота и доблесть его воинов?
Интересно, а как поступил бы Турин, если бы всё было наоборот. Если бы не Глаурунг пленил его, а он пленил Глаурунга. Отпустил бы Турин дракона на свободу?
Вопрос риторический. К ответу на него мы ещё вернёмся в следующей главе. А пока подумаем, отпускал ли Турин на свободу кого-либо из своих врагов? Известен ли хоть один случай, чтобы древопоклонники, не важно люди это были или эльфы, отпустили на волю кого-либо, пусть даже хромого или слепого, женщину или ребёнка?
Мои оппоненты могут обвинить меня в клевете. Они скажут: «Ладно, пусть Моргот гуманнее, чем Турин и нолдоры, но как смеешь ты – презренный орк, обвинять Турина в трусости!?».
А, что мне остаётся делать? – ответил бы я. Если бы на месте Турина был какой-нибудь трус, как бы он поступил?
Трус бежал бы с поля боя. Но разве Турин поступил иначе?
Трус бросил бы раненого друга в лесу истекать кровью. Но разве Турин поступил иначе?
Трус позволил бы увести в плен любимую женщину. Но разве Турин поступил иначе?
Трус бежал бы прочь быстрее лани. Но разве Турин поступил иначе? Редкая лань способна пробежать более сорока лиг за день, ни разу не остановившись для отдыха!
Что толку, что Турин – храбрец, если поступает он как трус? Я бы предпочёл иметь под своим командованием десяток трусов, поступающих как храбрецы, чем сотню храбрецов, поступающих, как трусы.
Некогда, в стародавние времена, наши предки, поучавшиеся у Моргота всяческим премудростям, спросили Чёрного Властелина: «Как отличить добро от зла? Как распознать, кто несёт нам добро, а кто несёт зло?» И Моргот ответил им: «Дабы не впасть в обман, обращайте своё внимание не на слова, а на дела. И по делам вы легко распознаете: кто несёт добро, а кто – худо». Эти слова Чёрного Властелина наши предки хорошо запомнили и передали из поколения в поколение. И вот я, следуя этому нехитрому правилу, сужу о характере Турина. Я не считаю его трусом. Просто я полагаю, что некоторые его поступки были продиктованы страхом.
Что надлежит делать полководцу, если его армия разбита?
Можно попытаться спасти хотя бы тех, кто остался в живых, и увести остатки войска в безопасное место. Так поступил Тургон.
Можно остаться с небольшим отрядом, и драться с врагом, отвлекая его на себя, давая тем самым возможность остальным воинам спастись от преследования. Так поступили Хурин и Хуор.
Можно броситься в гущу врагов и с честью погибнуть. Так поступил Фингон.
Можно бросить на произвол судьбы своих союзников, но вывести из битвы свою собственную дружину. Друзей предать, но спасти своих слуг. Так поступил Маэдрос.
А можно бросить всех: и гибнущее войско, и истекающего кровью друга, и любимую женщину.
Так поступил Турин.
Какой из этих поступков хуже?
Он проиграл битву. Но надо было что-то делать: Попытался бы задержать врага. Послал бы в Нарготронд гонца с сообщением о том, что битва проиграна, и что нужно как можно скорее разрушить мост через Нарог.
Шустрый гонец на хорошей лошади успел бы прискакать раньше Глаурунга. Ибо дракон-калека не мог тягаться в скорости с лошадью. Вспомните: конные лучники Фингона легко уходили от преследовавшего их Глаурунга, и с безопасного расстояния осыпали его стрелами. Если бы нолдоры получили такое сообщение, возможно, они успели бы разрушить хоть один пролёт.
Но Сильмариллион недвусмысленно констатирует:
«Но орды орков и дракон Глаурунг оказались там раньше их – явились внезапно, прежде чем стражи узнали о том, что случилось в долине Тумхалад». (Глава 21).
Забыв об обязанности полководца, Турин с удивительной скоростью бросился навещать своих горячо любимых родственников! На кой шут нарготрондцы столько лет его кормили изысканными яствами, одевали в шелка, прислуживали ему? Где благодарность?
http://www.proza.ru/2014/11/02/1351