Итак, Берен и Лютиэн вернули нолдорам Минас Тиррит. Казалось бы, теперь они вправе ожидать от нолдоров благодарности. Но тот, кто так думает, плохо знает нолдоров. Скорее Вы дождётесь от осы мёда, чем от нолдора благодарности. Король Ородрет, сменивший на престоле Нарготронда своего погибшего брата Финрода, и не думал никому помогать. Он получил всё, что хотел: власть над Нарготрондом, могучую крепость – Минас Тиррит, а проблемы Берена его не волновали. Дескать, это Финрод что-то там обещал Берену. Вот с Финрода и спрашивайте обещанное. Можете хоть из могилы его выкопать и за грудки трясти.
Но следовало ли ожидать от нолдоров чего-либо другого? Разве они когда-нибудь, кому-нибудь помогали? Во всяком случае, в Сильмариллионе об этом ничего не сказано. Они, как должное, принимают помощь от гномов и от людей.
Люди, словно живая буферная прослойка, живут между их королевствами и Ангбандом, участвуют в войнах на их стороне, спасают жизни их владыкам. Так, например, Барахир спасает Финрода, Турин и Туор в Пятой Великой Битве спасут Тургона и всё его войско, Берен и Лютиэн освобождают для них Минас Тиррит. Гномы будут класть свои жизни, сражаясь за них в той же Пятой Великой Битве. А кому помогли нолдоры? Они торговали с гномами, но торговля это предприятие взаимовыгодное и корыстное. В торговле ещё неизвестно кто кому помогал, нолдоры гномам, или наоборот. Нолдоры перебили орков, напавших на халадинов.
Но помощь должна быть своевременной. Ложка нужна к обеду. А если нолдоры сначала выждали семь дней, и только потом, когда последние люди отбивались от последних орков, оказали свою «помощь», то эта помощь больше походит на подлость.
«Тогда Халет возглавила соплеменников, хоть они и отчаялись, и многие бросались в реки и тонули. Однако семью днями позже, когда орки бросились на последний приступ и почти разрушили загородь, вдруг запели трубы, и с севера пришёл с войском Карантир и загнал орков в реку». (Сильмариллион глава 17).
В результате семидневного наблюдения со стороны, мало кто остался в живых. Спасены были груды человеческих трупов и горстка уцелевших воинов. После этого, добрый принц Карантир милостиво предложил халадинам переселиться севернее (поближе к Ангбанду) и стать живым буфером. Но люди от столь почётного предложения почему-то отказались. В общем, Вы скорее дождётесь шерсти от свиней, чем помощи от нолдоров. Не убили они сына спасителя своего короля, и на том спасибо.
Берен и Лютиэн остались наедине со своей бедой, но это их не смутило. Воодушевлённые первым успехом, они решили опробовать чары Лютиэн на самом Морготе.
Не теряя времени, Берен и Лютиэн перешли равнину и приблизились к воротам Ангбанда. Сильмариллион утверждает, будто они маскировались под чудовищ. Лютиэн, в частности, надела личину гигантской летучей мыши. Все эти россказни могут вызвать только сочувственную улыбку.
Во-первых, для того, чтобы убедительно замаскироваться под летучую мышь, надо научиться летать. Ибо идущая пешком летучая мышь, никого в заблуждение не введёт. И уж вовсе нелепо в обличии рукокрылого стучаться в ворота. Стража просто посоветует Вам не валять дурака, перелететь через стену и не отвлекать караульных от службы.
Во-вторых, весь этот неуклюжий маскарад был и не нужен. Разве не сказано в Сильмариллионе, что Моргот не мог создать не только ничего живого, но и даже подобия живого? Значит, никаких «лиходейских тварей» он не создавал. Он мог только привлекать к себе на службу тех тварей, которые уже были созданы Йованной. Он приручил дракона, одомашнил диких коз и волков, но никаких мышей на службе у него не было.
На самом деле, наша парочка авантюристов просто и без затей, назвалась бродячими артистами и, ни в кого не переодеваясь, попросила разрешения дать концерт Морготу и его приближённым.
Моргот, разумеется, принял их. Во-первых, он любил искусство, а во-вторых, почему бы не предоставить убогим возможность подзаработать? Чёрный Властелин попался на ту же удочку, что и Гортхаур. Лютиэн стала петь, и пением своим усыпила всех, кто присутствовал в зале, и, в том числе, самого Моргота. После этого, Берен, как утверждают нолдоры, похитил один из Сильмариллов. С желанной добычей сообщники смылись.
А теперь давайте задумаемся. Почему Берен не убил Моргота, когда все, кто присутствовал в зале, спали, очарованные колдовской песней? Чёрный Властелин был в этот момент совершенно беззащитен. Почему Берен не воспользовался благоприятным случаем и не отомстил за отца? Да и зачем нужно было выковыривать камни из короны прямо здесь в зале, рискуя шумом разбудить стражу? Не проще ли было взять с собой весь венец? Ведь три Сильмарилла не хуже чем один. Тройная добыча, при меньшем риске!
Если исходить из «логики» Сильмариллиона, то поведение Берена – абсолютно непостижимо. А если исходить из здравого смысла, то ничего странного в действиях Берена нет. Допустим, Берен убил бы Моргота, а заодно и всех спящих в зале. Он взял бы не один, а все три Сильмарилла. Но, что потом? Как ему с этой добычей смыться из Ангбанда?
Пропуска у Берена нет. Караул в Ангбанде налажен безукоризненно. А ведь нужно было провести с собой ещё и Лютиэн. Мне возразят, дескать, Берен был мастером партизанской войны, он бы мог совершить чудо. Но мастер тем и отличается от дилетанта, что понимает – чудеса бывают только в книжках про шпионов. Мастер знает, что возможно, а что нет, что реально, а что утопия. Берену потому и удалось продержаться четыре года, воюя в одиночку против целой армии, что он трезво оценивал ситуацию и не рисковал понапрасну. Партизан, прежде чем нападать, должен заранее подготовить пути отхода. А если он об этом не позаботится, то превосходящие силы противника его сомнут, и его первый бой станет последним.
Даже в одиночку, выбраться из Ангбанда было непростой задачей. Будь Берен один, да будь у него два-три дня времени, на то, чтоб осмотреться, изучить гоблинскую систему постов и караулов, нащупать слабое место; тогда у него ещё был бы шанс. Но уходить из вражеского логова нужно было немедленно, в тот же день, времени на подготовку и даже на простую разведку не было, а экспромты в подобных ситуациях заканчиваются печально. Что касается Лютиен, то она, не имеющая навыков тайной войны, стала бы непосильной обузой. Использовать её гипнотический дар было бы очень сложно, ибо как бы ни была могущественна Лютиэн, но и её чарам существовал предел. Не могла же она гипнотизировать всех, кто встречался ей на пути. Чтоб попасть под её чары, нужно было послушать её песню, проникнуться к ней симпатией, расслабиться. Но какой же часовой на посту станет слушать песни постороннего лица, к этому посту приближающегося? У часового один сказ: «Стой, кто идёт! Лечь на землю! Морду в грязь, и молчать»! Не думаете же Вы, в самом деле, что охрана ворот была поручена одному-единственному сторожевому волколаку, как уверяют нас нолдоры.
Будь Берен один, он, возможно и рискнул бы убить Чёрного Властелина, но с ним была та, кого он любил больше жизни. Мог ли он обречь её на верную гибель, а может быть и на пытки? Мы, орки утверждаем, что не мог. Ведь Сильмарилл был нужен ему только ради того, чтоб жениться на Лютиэн. А если Лютиэн погибнет, тогда зачем ему светоносный камень? Клопов при его свете по ночам давить, что ли?
Да и откуда нолдоры, сидящие в своём Нарготронде или в Химринге, могли знать, что происходило в Ангбанде? Единственным источником информации для них могли быть рассказы Берена или Лютиэн. Но существовали ли они, эти рассказы? Берен слишком мало прожил после того, как добыл Сильмарилл. Лютиэн провела остаток своих дней на острове Тол Гален, в глубоком горе, и поводов для особой откровенности у неё не было. А если рассказы и были, то были ли они правдивыми? И Берен, и Лютиэн не были настолько глупы, чтоб добровольно признаться в том, что пошли на сговор с Морготом и приняли от него подарок.
Что произошло на самом деле, знаем только мы – орки. Вот наша правда:
«И сам Моргот, и все его приближённые уснули, зачарованные коварной песней Лютиэн. А проснулись они от звона – Берен стоял посреди зала и бил мечом о щит. Теперь он единственный в зале был вооружён, а все остальные – безоружны. Оружие их было свалено в кучу посреди зала. И только один кинжал был всажен по самую рукоять в резную спинку дубового трона, рядом с головой Моргота. Вот как ловко Берен сумел разоружить ангбандскую стражу во сне. И начавшийся было ропот стих, и тяжкое молчание повисло в сумраке чертога.
- Кто ты, дерзкий гость? – вопросил Чёрный Властелин. – Ты говорил, будто ты певец, а, оказывается, ты – фокусник. И что означает кинжал, пронзивший дерево около главы моей?
- Я тот, кого ты лишил отца. Я тот, кого ты лишил наследного трона. Я тот, кто четыре года дурачил твоих следопытов и ускользал от твоих волколаков. Я тот, кто отбил у тебя Минас Тиррит. Я тот, кто сегодня держал кинжал у главы твоей и не отрезал её. Я Берен, сын Барахира, твой заклятый враг, – был ответ.
По устам Властелина скользнула улыбка.
- Если бы ты лишил меня жизни, ты бы стяжал немалую славу, хотя и посмертно. Ценой за мою голову стала бы твоя голова и голова этой милой девушки. Но я вижу, что ты не готов заплатить требуемую цену. И зачем же тогда ты пришёл ко мне, враг мой, если не за главой моей?
- Пришёл я сюда от безумия, ибо нет никого в этом мире, кто бы помог нам.
- Возможно, ты искал помощь там, где её не подают.
- Я просил помощи у владыки Дориата, а он потребовал от меня Сильмарилл, из тех, что светятся над челом твоим. Ещё я просил помощи у Финрода Фелагунда, но он погиб, не успев исполнить обещанного. Ныне, я – здесь, и вместо войны прошу мира. Возможно, моя просьба удивит тебя или разгневает, но будь, что будет. Дай мне светозарный камень из венца твоего, или убей. Ибо без Сильмарилла, не бывать нашему счастью. Я не могу взять твоё сокровище силой или хитростью, и потому прошу его добром. И хоть мала надежда, что ты согласишься, но я не верю, что ты убьёшь нас после того, как я держал кинжал у главы твоей и не отрезал её. А сверх того даю клятву, что впредь уж не стану воевать против тебя.
Призадумался Моргот.
-Твоя просьба не удивила и не разгневала меня, а скорее развеселила. Убить тебя было бы надёжней. Тогда, ты бы уж точно не стал воевать против меня. А дать тебе Сильмарилл, так ещё неизвестно, что из того выйдет. Но скажи мне, неужто ты и взаправду думаешь, что, отдав Тинголу Сильмарилл, получишь от него то, что он обещал?
-Но король дал мне Слово! Я знаю, что тебе – отцу лжи, трудно поверить в чьё-либо честное слово. Но, дав мне светоносный камень, ты убедишься в обратном, ибо помимо выгоды существует ещё и Честь!
-Честь? Каждый раз, когда я слышу это слово, я хватаюсь за карманы, чтобы проверить на месте ли кошелёк и ключ от сокровищницы. И тебе советую делать то же самое. Но знаешь ли ты, сын Барахира, что вашему счастью не бывать хоть с Сильмариллом, хоть без него? Ибо ясно вижу я холодные руки Мандоса, простёртые к вашим сердцам.
- Если бы я боялся смерти, то не пришёл бы в Ангбанд.
- А знаешь ли ты, что на этих камнях лежит проклятие Варды – Властительницы Мудрости?
- Знаю! Но, что тебе за печаль, если я возьму это проклятие на себя?
- А знаешь ли ты, что эти камни – страшный груз, и нести его нелегко, и что всякий, кто коснётся их, обречён гибели?
- Знаю, но мы, смертные, в любом случае обречены. Неизбежность смерти есть сущность нашего бытия.
- А знаешь ли ты, что камень – это вира, приняв которую, ты потеряешь право на месть за отца своего и за утерянный трон твой?
- Знаю! Месть сладка, но вира – тоже не плохо.
- А знаешь ли ты, что идёшь сейчас на сговор с врагом своим, что нарушаешь ты клятву, данную твоим отцом нолдорам? И если кто из них проведает о нашем договоре, твоё имя покроется позором.
- Знаю, но не понимаю, почему тебя это огорчает. Уж не ищешь ли ты повода, чтобы отказать мне?
Рассмеялся Моргот:
- Отказать я бы мог и без повода, ибо повод нужен только для выпивки в рабочий день. Но не безумие ли обуяло тебя? Ты готов лишиться права на трон, права на месть и даже самой жизни. Ради чего?
- Ради любви.
- Но любовь уже есть у тебя. И ничего большего, чем эта любовь, у тебя уже никогда не будет. Ибо столь прекрасные мгновения не повторяются. А вместе с жизнью лишишься ты и любви. Ибо, где нет жизни, там нет и любви. Я сам триста лет томился в угрюмых владениях Мандоса и могу тебе доподлинно сказать, что любви там нет.
Тогда Берен взглянул в глаза своей возлюбленной, безмолвно стоявшей подле него, и прочёл в них ответ. Затем он снова повернулся к Морготу и сказал ему дерзко и прямо:
- Пусть будет так. Ибо то, что было, у нас уже не отнять! Любовь наша уже вплетена в ткань мироздания искусницей Вайрэ. Её узоры никогда не повторяются, но они и неразрушимы. И даже сам Эру Единый не может сделать то, что было, тем чего не было. Дай же мне Сильмарилл, а там будь, что будет!
- Ну, чтож, будь по-твоему, раз ты столь упорен в своём безумии. Дарую тебе этот Свет, заточённый в камне. Пусть будет он вирой за кровь отца твоего. Отныне я ничего не должен тебе. Отныне у тебя нет ни отца, ни трона, ни жизни, ни любви, ни даже врага, которому можно было бы за всё это отомстить, а есть только свет, лучащийся сквозь камень и проклятие Варды, да и то ненадолго. Такой храбрый воин как ты, был достоин лучшей доли, но ты сам её выбрал.
И с этими словами, Моргот снял с головы своей железный венец и извлёк из него один из Сильмариллов и отдал его Берену. А после того, велел он страже своей проводить влюблённых до врат Ангбанда и отпустить их с миром.
Тут слуги и соратники Моргота возмутились и возроптали и стали вопрошать своего властелина:
- Как ты, о Владыка, внял столь дерзкой просьбе? Как мог ты дать этому смертному святыню, за которую сотни преданных тебе воинов легли в холодные пески Анфауглит? Этак каждый, кто потерял отца или брата в битвах с орками, станет требовать себе виры! Где же ты напасёшься на всех светозарных камней?
Но ответствовал им Моргот:
- Полно роптать! Ибо тем, кто проспал жизнь своего властелина, должно помолчать и подумать, как бы не опозориться в следующий раз. Свет же заключённый в камнях принадлежит не оркам и не мне. Он принадлежит Арде. В Арде он и остался. Так что я ничего не отдал. А Берена жаль. Он лишился всего, что имел. Я поделился с ним всего лишь проклятием, что ношу на челе своём, да грузом, который раздавит его и ещё многих. Только безумец или тот, кто очень любит свет, способен принять такой дар.
Таким был некогда и я – наивный младой айнур, моливший Единого о Пламени. Но, Всевышний любил меня, а потому не торопился дать мне Огонь, ибо, в отличие от меня, знал, что огонь несёт в себе боль. Так и Берен ныне ликует и не ведает, что уносит из Ангбанда не только свет, но и кое-что ещё. Нам же остаётся надеяться, что теперь нолдоры поймут, от чего я спасал их все эти годы. Если ребёнок не верит, что об огонь можно обжечься, то нам не остаётся ничего другого, кроме как позволить ему коснуться ярого пламени. Пусть будет так, как они хотят, а мы посмотрим, что из того выйдет.
И орки склонились перед мудростью его слов.
Железный же венец его был перекован. С тех пор, он принял вид двух переплетённых змей, каждая из которых держала в пасти Сильмарилл. И этот венец носил Чёрный Властелин до конца своих дней» (Деяния Моргота. Том 2).
Так гласит легенда. Каждый по-своему понимает её. Одни говорят, будто Моргот был пленён благородством Берена и сделал ему неслыханно щедрый дар. Другие считают, будто Моргот поступил коварно, поссорив этим подарком эльфов с гномами, а потомков Феанора с телери. На мой взгляд – ни то, ни другое.
Пленяться благородством было не от чего. Берен не убил Моргота не от благородства. Просто, сделав это, ни он, ни Лютиэн не ушли бы из Ангбанда живыми. Берен был мастером нетривиальных планов. Тот, кто действует по шаблону, не продержится в лесной войне четыре года. Его логика, рано или поздно, будет понята, дальнейшие шаги просчитаны, и он попадётся. Но Берен четыре года дурачил карателей. Это о чём-то, да говорит. И он создал нестандартный, простой до гениальности план. Сначала, он продемонстрировал Морготу свою ловкость, разоружив его стражу, и свои мирные намеренья, не убив Чёрного Властелина, хотя возможность для этого была. А потом, вместо того, чтоб обманывать, он сказал правду. Вместо того чтоб красть камень, он его попросил. И Моргот ответил на дружеский жест, добром, ибо понимал, что тот, кто воздаёт за добро – злом, очень скоро останется без доброжелателей, которых сам же и истребил.
Да и зачем Морготу убивать столь доблестного врага. Ведь с Сильмариллом в руках, он всё равно не жилец. Не лучше ли предоставить эту сомнительную славу Тинголу?
Да и поссорить гномов с эльфами не удалось. В Пятой Великой Битве, они плечом к плечу выступили на бранном поле.
Скорее всего, Моргот надеялся, что, вкусив проклятия камней, нолдоры поймут всю глубину своих заблуждений, пагубность вражды, тщету славы. Но, увы, чтоб понять собственную глупость, нужно обладать умом. А нолдоры неспособны были ничего понять. Они могли только упрямо повторять: Моргот – враг! Сильмариллы – наши, по праву! Орки должны быть уничтожены! Кто посмеет усомниться в этом, тот – изменник!
И Морготу не было нужды нападать на них. Они сами себя погубили. Об этом пойдёт речь в следующих главах.
http://www.proza.ru/2014/11/02/1288