Правду говорят: человек жив, пока жива память о нем.
Однажды, когда я была сильно влюблена, а мой объект страсти находился далеко-далеко, ноги понесли меня гулять. Сначала по берегу моря, потом по грунтовой дороге к дачам. День был осенний, теплый и солнечный. Обойдя дачный поселок, надышавшись вкусными ароматами – диких яблок, мелисы, дикой сирени, начала спускаться к трассе. Путь лежал мимо кладбища.
В северной части Лазаревского района между поселками Нижнее Макопсе и просто Макопсе есть поселок Калиновка. А он известен не только своими огромными в прошлом сливовыми и алычовыми садами и виноградниками, но и двумя кладбищами – русским и армянским. Почему их так назвали, думаю, понятно. Но уже давно и на том, и на другом хоронят людей разных национальностей, то есть теперь это одно большое интернациональное кладбище. В конце двадцатых годов прошлого века на этих землях располагался большой греческий поселок. В поселке была церковь и родник. И все его жители были турецкоподданными. Когда советская власть потребовала от греков стать советскими гражданами и вступить в колхозы, большинство почему-то отказалось. И поселок в одночасье был стерт с лица земли, большинство жителей сослано, лишь единицы вступили в колхоз и остались жить в этих местах. А места эти волшебные – воздух чистейший, лес богат полезными плодами и травами, почва хоть и каменистая, но плодородная, вода целебная. За десятилетия все заросло колючкой и бурьяном, и в какой-то год людям отдали эти места под захоронения…
Так вот, проходя мимо, решила отдохнуть. Сначала остановилась у дедушки, у бабушек, у прабабушки, сходила к другим прадедушке и прабабушке. А потом присела на лавочку под навесом. Было очень тепло, и от чистого воздуха и быстрой ходьбы кружилась голова. Легла на спину, посмотрела в синее небо, стала думать, вспоминать. Жужжание шмелей (теплая осень) умиротворяло.
С детства мне почему-то нравилось приезжать или приходить с папой или мамой на кладбище. Я тогда не воспринимала это место, как скопление костей, погребенных под землей. Я это спокойно осознавала, но мысль на этом не фиксировалась. В любое время года мы брали с собой цветы. Ставили в вазы самым близким родственникам, у кого-то подолгу стояли. Самое интересное, что и папа, и мама всегда разговаривали с теми, к чьим плитам мы подходили. Они обращались к этим людям обычно по имени, имени - отчеству или так, как их шуточно называли при жизни. Я интуитивно настраивалась на эту волну воспоминаний – разговоров.
- Ну, что, Грануш, как вы тут? – спрашивал мягким голосом папа, когда мы подходили к белому мраморному надгробию моей бабушки, его маме. – Он клал руку на верхушку плиты, смотрел куда-то вдаль.
Потом он мог рассказать ей, куда мы ездили, кого видели из родственников, кто женился, у кого кто родился. Он вспоминал что-то из детства, связанное с братьями и сестрами, грустно улыбался, потом долго молчал.
Все эти истории питали мою душу и воображение. Я чувствовала, как любит папа свою маму и всех нас.
Он с огромным уважением рассказывал о жизни тех, кто был старше него, чью жизнь он наблюдал, с кем взаимодействовал когда-то.
Все было по-другому, если мы с папой проходили могилы тех, кто ушел из жизни непростительно рано. Это могли быть его ровесники, дети наших знакомых или просто незнакомые люди. Тогда папа был строг и угрюм. Он вздыхал и говорил: «Ну, что же ты, ну как же…». У всех были свои трагические истории. Это меня пугало, но в то же время убеждало любить жизнь и никогда не опускать руки.
Моя мама всегда отличалась большой социальной активностью. Она обожает общаться, всегда в курсе всех новостей. Ее знают далеко за пределами наших поселков именно благодаря ее природному обаянию и искреннему интересу к каждому человеку. Ей звонят десятки людей, когда с просьбами, когда со словами благодарности, по-всякому бывает. И такой она была с раннего детства, поэтому в течение жизни, как вы понимаете, у нее появилось много знакомых. Когда мы гуляли по кладбищу с мамой, я узнавала за один раз множество интересных историй. Сначала, разумеется, мы ходили к самым близким, потом отправлялись к ее учителям, рано ушедшим одноклассникам, еще к кому-то. И о каждом я узнавала что-то увлекательное. У каждого был какой-то талант, дар, которым он делился с другими. Часто мы смеялись, потому что мама рассказывала какие-то курьезные моменты из жизни… того человека, который давно был в мире ином. И я все это запоминала, все они были для меня живыми, где-то в другом измерении. Если мы подходили к близким нашей семье людям, которые трагически погибли, она напряженно молчала, в глазах стояли слезы.
Когда мы уходили, мама на прощание подходила к плите дедушки, ее папы, и напутственно произносила: «Мартиросович, смотри тут за всеми…». И сейчас она так говорит.
Есть на Пасху на кладбище я не любила, и праздничный шум мне был не близок. А вот тишина и воспоминания что-то проделывали в душе и наполняли новыми смыслами.
Сейчас, когда я приезжаю к маме, мы идем на кладбище… к папе. И с ним ей трудно говорить, слезы мешают. Но это «хорошие» слезы – в них так много тепла и грусти, что оставил ее одну – смотреть за нами, оберегать.
Благодаря родителям кладбище у меня никогда не ассоциировалось с темной стороной реальности, скорее, оно напоминало библиотеку, где за каждой книгой – увлекательная история… жизни!
Кстати, в 2006 году на самом верху, там, где заканчиваются дачи, лазаревскими греками был восстановлен святой источник. Его огородили, чтобы не заходили звери, поставили приличный навес, сделали купель. Любой человек может зайти и набрать воды, оставить пожертвования на восстановление храма, который тут когда-то был.