Это было до того, как Ваню Накацуку посадили за двойное убийство. Темная история. Про любовь. Мне Морис Папанов рассказывал, а ему Прохоров. А я ни кому. Но вам расскажу.
Была одна банда щипачей – виртуозы Москвы – неуловимая и дерзкая. Среди других Верка Ляхина. Дальше по тексту: взяли Маню на кармане – фраернулася. То есть сначала не так. Сначала-то все шло как по писанному. Эти щипали, а те стояли на продоле. Ударение на последнюю букву «е», если кто не знает. Принимали шмеля. А Ваня Накацука как раз на ту пору, поехал по делам в столицу. И, значит, в троллейбусе номер семь случилась у них любовь с первого взгляда, с Веркой. Через преступление. Точнее, попытку оного.
Главным в банде был Буркин, оказывающий Верке знаки особого внимания. Поэтому Ванины чувства его насторожили и заставили действовать жестко. Но сначала он, конечно, всех предупредил. Веерку, Ваню и пацанов своих. Сказал, что если что, то согласно понятиям он Накацуку зарежет. Ножом. По другому убивать блатному просто западло. Или денег давай. Выкуп.
А у Вани Накацуки отец японский военнопленный (или дед?), и он к такому обращению не привык. Сразу расставил всех по местам. Тут Верка, тут сам Ваня, а вон там, ближе к углу – Буркин. Ваня спросил – это Буркина фасоль? Буркина – ответили ему члены банды. А сам он где? Сейчас будет, просил подождать.
Стали ждать.
А Буркин не идет.
Тогда Ваня говорит – ну вас вдоль по окантовке, мы сваливаем. И они с Веркой Ляхиной ушли. И нарвались на засаду. И вот там-то, Ваня и убил двоих. Зарезал ножом, которым его хотели зарезать. Замочил Буркина и его приспешника Александра Потапкина-среднего.
На суде Ваню спросили, зачем он это сделал. А Ваня ответил – мама велела, а я в том возрасте, когда маму надо слушаться беспрекословно. Ване тридцать три года, и он имеет в виду, что в юности все думают, что умнее мам, а в тридцать три понимают, что нет. А судья удивляется – мама велела людей резать? Нет – уточняет Накацука – женщин защищать. Судья аж прослезилась, и дала Ване четырнадцать с половиной лет, вместо высшей меры – расстрела гнилыми яблоками у стены плача.
На зоне Ваню не трогали, потому что зона такая была – не разрешали счеты сводить. Говорили, мол, откинетесь и режьте друг друга сколько хотите, а здесь ни-ни. Тут-то Вера и фраернулась – погорела. И уехала варежки шить, но на женскую зону, естественно. И стали они письма писать. Ваня Вере, а Вера Ване. Потом Верка освободилась, в смысле откинулась по звонку, и поселилась в деревне Упсуй-улог – Ваню ждать.
С тех пор так там и живет.
Ждет.
Работает по специальности. То есть не на продоле стоит, конечно, а в коровнике батрачит.
А Ваня Накацука сидит. Осталось еще лет пять. Или семь… или девять… я не помню точно.
Давно это было.
Иллюстрация Евгений Родионов.