(Сатирическая мистерия)
Замышлялось великое турне по многим городам и весям, когда интерес к настоящей поэзии упал до нуля. И надо было поднимать упавшее во что бы-то ни стало. Бросили клич, и набралась группа из СТА ЧЕТЫРЁХ человек – от графоманов, которых было большинство, до Маститых, давно известных в родной стране и за её пределами. Поговаривали, что последние почти все замкнулись на самих себе и не желают никому открывать свои закрома, где они ревниво оберегают свою поэзию. А оберегают они её от расплодившихся компиляторщиков, использующих их строки и строфы для своих целей, никогда не ссылаясь на авторов, которых они без зазрения совести укладывают в «свою поэзию». Такого стихоложества стали уже опасаться и менее маститые. Интернет позволяет из легиона помещённых там произведений поэтов брать удачные строки и ткать из них собственные полотна поэзии. Беда ещё в том, что среди компиляторщиков, занимающихся стихоложеством, попадаются иногда очень талантливые. Им просто не хватает вдохновения. И они пользуются чужим, даже не пытаясь замаскировать чужое. В одном стихотворении у них «ночуют» Лермонтов и Левитанский, Пушкин и Рубцов, Иванов и Сидоров…
Так что наступило время, когда Большие Поэты стали читать свои стихи в узком кругу своих Почитателей со строгим предупреждением никогда не выносить услышанное в народ. И Почитатели свято хранят заветы своих кумиров и наслаждаются их поэзией как спиритическим сеансом.
Устроителей турне такое положение дела очень огорчало. Графоманы всё равно не пользовались спросом. А вот компиляторщиков появлялось всё больше и больше. Их творчество очень отдалённо стало напоминать Игру в бисер в провинции Касталия, которую более полувека назад «создал» и пламенно воспел Герман Гессе.
Все, занимающиеся компиляцией, начали открыто и напористо создавать свою АНТИ-Касталию, не изолированную от родной страны, где они жили, а наоборот, насаждаемую жителям своей страны, в надежде, что их «игра в бисер» затмит всё, что накопило человечество. И в этом была логика: зачем читать книги Пушкина и Лермонтова, Левитанского и Рубцова, если в одном стихотворении вы можете встретить всех четверых и при этом самые лучшие их строки, которые выжили как будто для того, чтобы компиляторщики ими воспользовались. А кто отроду не читал этих четверых, тот припишет использованный гениальный материал автору компиляции. Последняя выгода тайно подразумевалась любителями стихоложества. Весомым оправданием они считали то, что их поэзия – поэзия для знающих. Ну хорошо, сказали устроители будущего турне, тогда не издавайте книги, а читайте «свои» стихи в узком кругу знающих, как это делают вышеназванные Маститые Поэты. На такое предложение компиляторщики ответили молчанием. Круг замкнулся. И нужно было спасать поэзию.
Итак, цифра СТО ЧЕТЫРЕ включала в себя: 75 графоманов, 20 – начинающих, но подающих надежды; 5 – совсем старых поэтов и может забывших даже как писать и читать, но пока что пользовавшихся своей прежней славой; и четверо настоящих, которые свои стихи подавали так, что, казалось, ещё секунда и слушатели вынесут их на руках с криками: «Виват, Имярек!». Вот на этих-то четверых (среди них была одна женщина) и надеялись устроители турне.
Посадили всех в автобус и поехали по городам и весям. Турне закончилось в первом же весьма отдалённом населённом пункте. И эту историю следует рассказывать с грустью, хотя и отдавая дань устроителям.
*
Высадились в городе со стотысячным населением и отправились в местный отдел культуры напомнить о договорённости. В отделе культуры явно были не готовы к такому наплыву поэтов. Решили разбить всех на пять групп и отправить в пять залов города.
Устроители организовали вечер по старинке: сначала выпустили графоманов, а сильнейшего – в конце. Но никто из слушателей не дождался его выступления. 15 графоманов исчерпали не только лимит времени, но и терпение малочисленных любителей поэзии. Они покидали помещения на десятом графомане. В пятом зале публика была покрепче. Там слушатели ушли после 12-го графомана. И четверых настоящих поэтов никто здесь так и не услышал.
Устроителям турне в панике от позора быстренько отправились восвояси, забыв прихватить с собой 104-х поэтов. Поэты остались одни. Они не заработали ни копейки и поначалу сложились продуктами, которые взяли в дорогу. Съев продукты, стали думать, как добраться до своего родного города.
В первые дни местные горожане оказывали им поддержку в виде милостыни. Делали это тактично и ненавязчиво. Но по прошествии нескольких дней тактичность исчезла и появилось равнодушие. Графоманы легче всех нашли себе работу: стали сочинять однотипные поздравления к свадьбам, дням рождения и поминкам. Им за это неплохо платили. Насобирав денег, графоманы уехали, милосердно прихватив с собой пятерых совсем старых едва живых Классиков вместе с их бывшей славой. В 100-тысячном городе осталось 24 поэта (20 начинающих и четверо настоящих). Трое настоящих мужчин решили посчитать процентное соотношение поэтов и горожан. Поэтесса в подсчётах не участвовала, потому что ей незнакомо было словосочетание «процентное соотношение». Она кокетливо объяснила это тем, что в своей поэзии никогда таких слов не употребляет. Получилось по одному поэту на 4 тысячи 166 горожан. «Если бы все они были любителями поэзии, и заплатили хотя бы по рублю…», - мечтательно подвела итог поэтесса.
Настоящие поэты взяли инициативу в свои руки и привлекли остальных для поиска выхода из катастрофического положения. А когда кто-то осмелился сказать, что хочет послать телеграмму домой, чтобы жена выслала ему денег, остальные активно и даже агрессивно запротестовали, вспомнив про литературное братство, взаимопомощь и «нельзя бросать друзей в беде». Но протестовали они напрасно, потому что денег у названного поэта не оказалось и телеграмму он не отправил.
У поэтессы появилась идея. Она предложила всем вместе отправиться на базу и заняться там разгрузкой грязных овощей и утоптанных фруктов. Кто-то предложил стать дворниками. А кому-то пришла мысль помогать на стройке… Но куда бы они ни обращались, им почти везде говорили: «Ваша работа – писать и читать свои стихи».
Но кое-кому повезло... На первых порах неплохо заработали четверо настоящих поэтов, но денег на дорогу домой всё равно не хватало. Начинающим поэтам заплатили по чуть-чуть, потому что они быстро иссякли. У начинающих всегда мало стихов, но много амбиций. А амбиции не любят ни на стройке, ни в гаражах, ни на базах. И тогда поэтессе пришла на ум ещё одна идея, которой она первая и воспользовалась. Помогла ей в этом прекрасная память. Слушая стихи остальных двадцати трёх поэтов, она стала составлять из них поэтические тексты. Стихи начинающих приводила в божеский вид, а стихи своих собратьев – Значительных Поэтов - брала, что называется, не глядя. И, читая повсюду эти компилятивные стихи, получила столько денег, что их хватило на дорогу для половины застрявших поэтов. Когда об этом узнала вторая половина, опять едва не случилась драка. Но всех объединило любопытство: каким образом поэтесса смогла так разбогатеть? Они её даже немножко пытали. Но она призналась только одному из Значительных Поэтов. И этот один, будучи невоздержанным на язык, а ещё более обуреваемый лёгкой возможностью заработать, проболтался. И тогда все 24 поэта взяли на вооружение этот благодатный метод, и – «пошла писать губерния»… Раскусив поэтов, компиляцией заинтересовались и горожане. Город вместе с поэтами заболел стихоложеством. Поначалу ещё пытались использовать Пушкина, Лермонтова, Некрасова, то есть то, что помнилось из школьной программы. А потом в ход пошёл фольклор в виде частушек. Надо отдать должное поэтам - они пытались «облагородить» частушки. Например, такую:
Милый мой, милый мой,.................. Милый мой, милый мой,
несознательный такой,.....................несознательный такой.
ты ушёл, а я упала............................Ты ушёл, а я страдаю,
и задрыгала ногой. ......................и поэта обнимаю.
А сами городские любители иногда подставляли в частушки обидные для поэтов слова:
........ Побежишь, поэт, топиться,
........ ты зайди ко мне проститься.
........ Я до речки провожу,
........ глубже место укажу.
Особое внимание горожане уделяли поэтессе. Один из них, вспомнив школьный программный стих Маяковского, сработал компиляцию, имея в виду эту поэтессу:
........ Я волком бы выгрыз дилетантизм!
........ К поэтам почтения нету.
........ К любым чертям с матерями катись
........ любые поэты!
........ Для этой
........ достану легко из широких штанин
........ дубликат бесценного груза.
........ СМОТРИТЕ, завидуйте, я - гражданин
........ бывшего Советского Союза.
Поэтесса не преминула ему указать на сбой ритма в последней строке. На что он мужественно ответил:
- Не бойся, на деле сбоя не будет!
За поэтессу никто не заступился, кроме ухаживавшего за ней в корыстных целях молоденького начинающего. Но компиляторщик, он же новый русский, отвёл его в сторонку и показал «пушку», пригрозив расправой. Молоденький начинающий не испугался и попросил поближе показать оружие, которое «живьём» ни разу не держал в руках. Новый русский умилился и положил ему на ладонь увесистую железяку непонятно какой системы.
Вечером затерянные поэты собрались в классическом месте – на свалке. Поделили заработанную еду и стали рассуждать над строкой Маяковского: «дубликатОМ бесценного груза». И Настоящие решили, что городской компиляторщик-самоучка написал правильно: «дубликат бесценного груза». А Маяковский написал «дубликатОМ» ради ритма. Потом стали думать над словом ДУБЛИКАТ. И пришли к выводу: Владимир Владимирович полагал, что паспорт является дубликатом человека.
- А что Маяковский имел в виду под «бесценным грузом»? - не унимался молоденький начинающий – ухажёр поэтессы.
Настоящие деликатно объяснили ему, что Маяковский бесценным грузом считал самого себя. И со знанием дела добавили, что самомнение иногда очень помогает славе.
…Лето катилось к осени. И поэты ещё острее задумались, как выйти из создавшегося положения. Приняли решение выпросить, а если не даст, то отобрать у какого-нибудь горожанина мобильный телефон и позвонить Главному, который бросил их на произвол судьбы.
Наутро им повезло. Дала попользоваться телефоном дама, рядом с которой стоял охранник. Через трое суток приехал заместитель Главного и собрал всех несчастных поэтов в редакции городской газеты. В другие места их просто не пустили из-за неопрятной одежды.
*
По приезду домой всех посадили под домашний арест с конфискацией изданных раньше произведений за моральный ущерб, нанесённый мировой поэзии.
Заместитель привёз с собой здоровенный том Пушкина 1946 года издания и потребовал у сочинителей клятвы на этой книге. Текст клятвы гласил, что ни один из 24-х поэтов никогда не будет заниматься компиляцией. А в случае выявления стихоложества, книги поэта и сам поэт будут отправлены на свалку истории Поэзии. В дальнейшем уличённые в стихоложестве будут обязаны погасить материальный ущерб переводчикам в разных странах, которые не смогут понять, почему у неизвестного поэта появляются строки великого Пушкина? Иностранцы начнут устанавливать, кто раньше сочинил гениальную строку – сам Пушкин или неизвестный поэт начала ХХI века?
Отбыв домашний арест, поэты втихую меняли квартиры, и теперь их найти очень трудно.
А начинающий молоденький поэт на днях опубликовал с помощью поэтессы, за которую он хотя бы попытался заступиться, толстенькую книгу своих стихов. Стихоложества в ней не обнаружено.
Теперь, встречаясь друг с другом, поэты конфузливо опускают глаза. И, с недобрым чувством вспоминая графоманов-приспособленцев, стараются вытравить новыми достойными стихами свой позорный плен. И когда кто-нибудь намекает на пережитое ими, они с достоинством отвечают, что делали это ради куска хлеба, что менее постыдно, нежели заниматься стихоложеством, имея кусок хлеба и к нему ещё и кусок масла.
Понятно, что должно пройти время, чтобы все забыли, как низко им довелось пасть когда-то.
Правда, один из 24-х поэтов (женщина) настаивает, что весь этот кошмар им коллективно приснился.
___________
Жаль, что нет опций на этом сайте, которые бы позволили не так неряшливо расположить в тексте стихи.
Простите, читатели :-))