Магомед лежал на диване и не двигался. Все его внимание поглотил скучавший в тени занавесок декабрист . Магомед, коренастый, каштановолосый и зачастую хмурый парень, был равнодушен к цветам, но своего комнатного декабриста он обожал донельзя, и в редкие моменты ностальгии по родному краю, цветок становился единственно стоящим причалом для глаз в этой старой московской квартире.
В полуденной духоте Магомед забывал о декабристе и несколько раз мысленно вставал и раскрывал все окна настежь, удивляясь тому, что до сих пор они были закрыты. И тогда он начинал вспоминать тот жгучий, спёртый махачкалинский воздух, в угнетающей затхлости которого прошло его детство. Теперь, будучи студентом московского вуза, Магомед чуждался всего того, что напоминало ему о летах юношества, полного пыли, разборок и велосипедных травм. Ему безумно нравилось это ощущение новой жизни: теперь не обязательно было отплясывать лезгинку на соседской свадьбе и набивать рот халвой, чтобы чувствовать себя приспособленным к красивой жизни, - сейчас можно просто находиться в столичной съемной квартире и наслаждаться потоком времени.
От невыносимого трезвона в дверь Магомед скатился с дивана и поволокся в прихожую. Пришел его старший брат Алим.
- Ты чего такой долгий? – пробурчал Алим, проходя внутрь. - На, неси это на кухню, - он передал брату набитые продуктами пакеты, а сам скинул туфли, зашёл в ванную и закрылся.
Магомед с трудом затащил пакеты на кухню и в растерянной медлительности стал выкладывать содержимое на стол. Впервые за два года он видел дома столько еды. Где-то на третьем килограмме яблок он остановился и, прислушавшись к тиканью стрелок настенных часов, сделал усилие, чтобы расстаться с праздной расхлябанностью. И это у него получилось, потому как еды было слишком много, а вид фаршированного мяса подействовал как отрезвляющая пощечина.
- Алим! - позвал Магомед, - я не понял, это кто-то прислал что ли? И зачем нам столько яблок? Эй! - он направился к ванной и постучал в дверь, за которой вода из-под крана вовсю билась о дно раковины.
Алим в это время смотрел в зеркало и видел в отражении настоящего патриарха печали, толстого, как бурдюк. Лицо его было покрыто потом, но брови обмякли, подобно угрям без воды. Так он стал еще больше походить на трагикомичного кавказца из советского кино. Зазывания Магомеда побудили его, наконец, окунуться в раковину. Больше всего ему сейчас не хотелось объяснять брату, в чем дело. Из жалости и усталости.
Магомед дымил в окно и уже почти расстался с третьей сигаретой, когда Алим вышел из ванной и присел рядом, на табуретку. На полу лежало три пакета, с оставшимися внутри продуктами. Зато весь кухонный стол превратился в мини-версию рыночного прилавка с широким ассортиментом.
- Почему не всё выложил? - спросил Алим,- молоко, мясо, яйца — надо в холодильник положить... И не кури в Рамадан.
Магомед развернулся и пустил дым прямо в сторону Алима.
- Ты нарушил Рамадан сто раз уже тем, что притащил сюда всё это, - сказал Магомед, - на твоем месте, я бы вообще не упоминал...
- Ты молился сегодня? - перебил Алим.
Магомед прижал нижнюю губу к зубам и ухмыльнулся, стряхивая пепелок на улицу. Он стоял с оголенным торсом, босиком, широко расставив ноги, - несмотря на волнение, ему доставляло некоторое удовольствие допрашивать старшего брата, видя, как тот не хочет, но обязан сообщать что-то важное.
- Зачем ты спрашиваешь это? Лучше расскажи, откуда и зачем ты столько продуктов принес?
Алим сидел, уткнувшись руками в колени, и теребил указательными пальцами жирные веки. Немного помолчав, он произнес:
В супермаркете купил, чтоб нам с голоду не подохнуть... Так почему ты сегодня на работу не пошёл? – он спросил это таким голосом, каким школьные учителя спрашивают учеников о прогуле урока.
- Эй-эй, ты тему не меняй! – вспылил Магомед, - я тебя конкретно спрашиваю, - зачем так много еды? Зачем мясо, молоко? Да еще и в пост! - Он вышвырнул окурок в окно и стал важно прохаживаться от стены к стене.
- Чего разорался? – возмутился Алим. – Тебе ли про пост говорить? Папа с мамой думают, что ты здесь и в мечеть ходишь, и Рамадан соблюдаешь, и Коран читаешь, и молишься… Побойся Аллаха, ты даже на работу перестал ходить!
Магомед остановился и застыл на несколько мгновений посередине кухни. Затем рысью подскочил к столу и уставился брату в глаза. Алим лишь томно глянул в его сторону и отвернулся.
- Сядь, - сказал Алим и кивнул на застольную табуретку. Он тяжко вздохнул и провел ладонью по лбу.
Магомед расторопно отодвинул табуретку и сел, готовый принять истину. Но Алим не торопился. Он смотрел то на пакеты, то на еду, то на дверь в прихожей, то просто в пол... И он готов был смотреть куда угодно и сколько угодно, лишь бы не говорить брату о том, что так недавно для него самого стало новостью номер раз. Уже в ванне Алим успел пожалеть, что из всех дел, которые нужно было, по его мнению, сделать, он первым выбрал именно крупномасштабную закупку продуктов.
- Ну? Ты и дальше будешь тянуть? - спросил Магомед.
- Молиться... Нам нужно было молиться, Мага, - почти шепотом проговорил Алим.
- Что?
- Нас выселяют, - сказал Алим.
Магомед нахмурился и потупился, почувствовав, как в кровь попала суета.
- Кто? - спросил Магомед.
- Хозяйка, - ответил Алим, вставая из-за стола. Отхлебнув минералки, он подошел к окну, где минутами ранее курил его брат. Там на него подул суховатый ветер. - Эта хозяйка, - продолжил Алим, - сестра жены нашего дяди Юсупа, который живет в Подмосковье и которого там овощебаза. Четыре года назад мама попросила дядю, дядя попросил свою жену, чтобы та поговорила со своей сестрой...И так нам сдали эту квартиру, всего за 20000 в месяц, плюс коммуналки. На днях позвонила мама и сказала, - он вздохнул, и сказала, что Юсуп и Лейла разводятся. В общем, Лейла ушла от дяди, и теперь её сестра говорит, чтобы мы до понедельника освободили квартиру.
И не глядя в сторону потонувшего в глубине непонимания брата, он направился в комнату, где раздвинул занавески и раскрыл окно, в которое заструилось и разлилось по всей квартире июльское солнце. Алим тихо расплылся в своем кресле, верно служащим ему все четыре года.
- Почему вы раньше мне обо всем этом не говорили? - спросил Магомед, входя в комнату. Голос у него стал резкий, обрывистый.
- Если не говорили – значит, так надо было, - ответил Алим. Он сидел спиной к Магомеду, и так ему было намного легче объясняться. - К тому же я до тебя здесь уже 2 года жил и учился...да и сам не сразу узнал, кто эта хозяйка.
- И как же ты узнал?
- Тебя это не касается, - отрезал Алим.
Магомед совсем растерялся. Так невыносимо было ему испытывать ощущение холода в горле, груди и животе, при охватившем квартиру зное, что он развернулся, выбежал из комнаты и закрылся в ванной.
Минут через пять, Магомед снова был в комнате и говорил с братом, сидя на диване, так, что мог видеть только его профиль.
- Понедельник уже завтра, - сказал Магомед.
Алим запрокинул голову и уставился в потолок.
- Ну да, собирай вещи, - сказал он, - завтра мы едем к Юсупу.
- Я к нему не поеду, - заявил Магомед.
Алим оторвал глаза от потолка и перевел их на Магомеда. Он не замечал, что выглядел высокомерным, как магараджа.
- Почему это? – спросил он.
- Потому что он избивал эту свою Лейлу! - Когда мы были в прошлый раз у них, я видел на ней синяки, и я тебе о них говорил.
- Какая тебе вообще разница? Может они не из-за этого разводятся? Не забывай, что мы здесь благодаря ему живем, да ещё считай, что бесплатно!
Где-то в углу комнаты, рядом с полкой для книг, зазвонил мобильник. Братья переглянулись. Алим с непривычной быстротою поднялся с кресла, взял телефон, сказал трафаретное "алло" и вышел из комнаты, накрепко закрыв за собою дверь.
Магомеду и в голову не пришло подслушивать. Он еще не верил, что от него могут что-либо скрывать. Как не верил и в свою готовность сменить быт. Он достал из своего шкафа большую спортивную сумку и кинул её на середину комнаты. Потом он заметил, что штаны на нем давно не стиранные, и уже собирался снять их, как вдруг глаза опять нашли его любимое, внутригоршковое растение, чахнувшее и расцветающее вместе с его настроением. Точно такой же декабрист стоял у него дома в Махачкале, и он тоже чахнул и расцветал вместе с его настроением.
Магомед подошел к широкой тумбе, на которой декабрист соседствовал с маленьким, квадратным телевизором; впервые за все время их совместного проживания, декабрист и Магомед рассматривали друг друга вплотную. "Ты знал, что у тебя есть брат? - шептал Магомед, крутя в руках цветок, - да...он старше тебя и живёт в другом городе. Думаю, вы скоро встретитесь". Он закрыл глаза, глубоко вдохнул, и, казалось, проникся тем самым ненавязчивым ароматом, какой бывает только у лучших представителей это вида растений. "Твой брат пахнет также", - прошептал Магомед, словно на ухо.
В этот момент дверь в комнату растворилась с ужасным треском, ударом ручки едва не проломив стену. Алим влетел, как могло влететь лишь легкоатлетическое ядро. Ничего особенного - это была его типичная манера входить в закрытые двери. Магомед от неожиданности дернулся и выронил цветок из рук. Керамический горшок стукнулся о край тумбы, и вся его внутренность, включая сам цветок, оказались на полу в виде неприглядной кучки.
Алим остановился и, ухмыльнувшись, произнес:
- Что, уже начинаешь мстить хозяйке?
Не успел Магомед пожалеть о разбитом горшке, как его осенило: цветок-то не его, а хозяйки!
- Ну, ты тогда уж не мелочись, брат, - прибавил Алим, открывая свой шкаф, - разбей здесь телевизор, сломай люстру, сожги ковёр...
Магомед запыхался, но тут же воскликнул:
- Теперь это мой цветок! Он не нужен ни ей, ни её сестре. - Он наклонился, собрал осколки с горшка и понес выбрасывать в мусоропровод.
На лестничной площадке он столкнулся с длиннокудрой девушкой, которая его беспричинно побаивалась и никогда не отвечала на его приветствия. Она несла пакет с мусором. Магомед отчасти от нервозности, отчасти назло ей, поздоровался так громко, что его, наверняка, услышали бабушки в соседних квартирах.
Девушка от страха застыла, поэтому Магомед со своими осколками дошел до мусоропровода первым. И даже после того, как он выкинул осколки и закрыл за собой входную дверь квартиры, девушка продолжала стоять на месте.
Алим невозмутимо складывал свои вещи на диване, когда Магомед добрался до пострадавшего декабриста.
- Позаботься лучше о себе, - сказал Алим.
Магомед нашёл другой, уже пластиковый горшок с фиалками внутри. Он вырвал их с корнями, высыпал почву и засыпал туда другую, которая была в сломанном горшке. Туда же он посадил декабриста.
Алим, смотря на деловую суету брата, на секунду улыбнулся. Улыбнулся той самой улыбкой, которую от него с нетерпением ждали окружающие, и которую он так редко дарил близким. Чаще на нем видели пот, не сходящий с лица 24 часа в сутки. Но никого это особо не смущало.
- Так кто это звонил? - неожиданно спросил Магомед.
- Мама, - ответил Алим. - Она говорила с Юсупом. Завтра мы должны быть у него. Потом пойдем в свои универы и попросим место в общежитии. Да, еще мама сказала, чтобы ты не переживал и не расстраивался, хотя...
- Что?
- Кажется, она сама плакала.
К вечеру братья упаковали все свои вещи в громоздкие сумки и набрали пакетов с самыми необходимыми продуктами. К девяти часам они сидели за кухонным столом и пили чай. Наволновавшись вдоволь, теперь они были крайне спокойны, хотя по-прежнему недовольны: Магомед тем, что надо было ехать к дяде-тирану Юсупу, Алим - тем, что всё самоё худшее ещё впереди. Впрочем, какие кавказцы живут будущим?
- Еще не стемнело, а я уже ненавижу этот город, - сказал Магомед.
- Знаешь, Мага, - сказал Алим, - два года назад, когда ты еще учился в школе, мама звонила мне из Дагестана, мы говорили с ней, и она рассказывала, как ты рвёшься в Москву, как ты день и ночь убиваешься над учебниками, как ты с этим ЕГЭ спишь и даже на улицу выходишь, - он улыбнулся, - и как ты говорил, что поступишь в самый лучший вуз Москвы...
Магомед изобразил смущение.
- Я поступил в хороший вуз, - сказал он и добавил, - даже общежитие есть...
- Да уж... Нормальное хоть?
Магомед отхлебнул чаю и состроил задумчивое лицо.
- Ну... - протянул он, - помнишь хлев Инала в Агачауле? Обстановка похожая.
- Правда? - серьезно спросил Алим.
- Да... - ответил Магомед. – Разница лишь в том, что в хлеву Инала все одинаковые и ненависти там нет. - Немного помолчав, и недопив чай, он сказал:
- Слушай, пойдем на улицу!
- На улицу? - спросил Алим?
- Да, чего здесь сидеть?
На улице уже не было душно. Многочисленные березы отдыхали от дневного зноя. Недалеко от многоэтажки, в которой жили Магомед и Алим, узбеки всё еще выкрашивали в зеленый цвет, построенную на днях букмекерскую контору. И по узкой дорожке, ведшей от воскресенской ярмарки во двор, шли изнуренные днем люди. Они выходили во двор и вмиг расформировывались по подъездам, забывая говорить престарелым вахтершам "добрый вечер". Одна из таких вахтерш сидела тогда не на своем привычном месте, а на лавочке у дома.
- А вот и братья! - радостно произнесла она, когда Алим и Магомед вышли из-за тяжелой красной двери подъезда.
- Добрый вечер, Лидия Сергеевна, - одновременно сказали братья.
- Решили под вечерок прогуляться, да?
- Да-да, мы же сегодня здесь, считайте, последний день, - сказал Алим.
- Ааа.., - Лидия Серегевна покачала головой. - Вы на лето домой едете? - спросила она, по-прежнему широко улыбаясь.
- Нет, просто мы нашли другую квартиру, - ответил Алим, подмигнув брату.
- Да, хорошая квартира, - добавил Магомед.
Дальше шли сожаления и пожелания всех благ друг другу. В высокой и даже восторженной ноте, Алим и Магомед расстались с вахтершей, и пошли в сторону ярмарки. Там уже никого и ничего не было. Братья купли в киоске семечек и свернули на длинную аллею, ведущую куда-то в глубину района.
Город гаснул. Два брата, вступившие в прямое соприкосновение с действительностью, шли, щелкали семечками и думали о насущном.
- А ведь в Махачкале такого бы не произошло, - заметил Магомед.
- В Махачкале еще много б чего не произошло, - сказал Алим.
- Мы ж теперь вообще видеться не будем... Не, тебе-то еще ничего, - у тебя в общаге дружбаны. А меня там никто не ждет. Отсыпь мне, - он протянул руку и получил горочку семечек.
- Что теперь, не жить что ль? - сказал Алим. - Сейчас все молодые так живут, в общагах. Зато денег меньше будем тратить, больше родителям с братиками отсылать. А со временем и квартиру найдем. Я за другое переживаю.
- За что?
- Как бы ты там не связался с кем-нибудь и не бросил учебу.
- Что ты имеешь в виду? - удивился Магомед.
- Просто и у меня, и у тебя в универе есть группировки ребят из Дагестана, Чечни... Боюсь, как бы они тебя не подсадили на свой образ жизни. Помни, что семья важнее всяких там группировок из побратимов. И хотя они постоянно, где ни попадя говорят об Аллахе, они ведомы шайтаном. Уже много наших ребят попало в их сети. Вот один из них, - Алим указал на высокого, коренастого парня в спортивных штанах и белой футболке, который стоял под навесом по ту сторону от аллеи. - Это Карим. Приехал из Дербента и поначалу бегал тут по утрам, с турника его было не снять... Теперь он продает насвай и спайс.
Магомед засмеялся. Он добродушно не понимал, зачем брат об этом вообще думает.
- Что смешного, балбес? – Алим улыбнулся и слегка хлопнул брата по шее.
Они дошли до спортплощадки и остановились. На мини-футбольном поле с искусственным газоном играли в футбол, восемь человек. Братья подошли поближе, но их никто не заметил – в игре был напряженный момент, и все старались уследить за мячом.
- Смотри-смотри, - сказал, Магомед, - это ж Джамал, вон в красных шортах!
Джамал заметил явившихся, только когда потерял мяч. Он был смуглый, худощавый, но очень легкий и подвижный. Он вышел за пределы площадки и трусцой подбежал к братьям.
- Салам Алейкум, пацаны, - поприветствовал Джамал, на тяжелом выдохе. И тут же предложил им присоединиться к игре.
- Да нет, брат, соперников ваших жалко, - сказал Алим.
- Кто сказал-то! - Магомед залился смехом. - Ха-ха-ха, возьмите его в качестве мяча, он точно никогда не сдуется!
Смеялись уже все, кто был на газоне. Алим покачал головой, но вскоре сам стал смеяться. И так они проводили вечер, весь уплывающий в звездную темнотень. Ближе к полуночи Магомед, Алим и Джамал сидели на железобетонных блоках, недалеко от парка. К ним подошёл какой-то подросток в капюшоне, поздоровался со всеми за руку и начала рассказывать Джамалу историю про какого-то кофемана, которого очень часто показывают по телевизору, но никтоо не может понять, кто он и зачем его показывают. Он просто сидит, пьет кофе и говорит о своем последнем дне Рождения.
- И это всё? - спросил Джамал, когда подросток кончил свой рассказ.
- Ну да, - сказал тот.
Джамал отвернулся и достал из кармана новую порцию семечек.
- Ну ладно, я пошёл, - сказал подросток, - Давайте! - Он развернулся и направился в ту сторону, с которой пришёл.
- Стой! - окликнул его Алим.
Подросток остановился, и Алим сделал жест пальцем, чтоб он подошёл.
- Сколько тебе надо было? - спросил Алим, с мрачным лицом.
- Стольник, - пробормотал мальчик.
- Мага, у тебя есть стольник? Дай ему.
Магомед достал из кармана мастерки сто рублей и протянул купюру подростку. Но тот посмотрел на деньги и произнес:
- Брат сказал, чтобы мне дал Джамал.
- Бери и убирайся, - сказал Алим. – Скажи, что это Джамал дал
И подросток исчез, как Мефистофель в трюме.
- Что за тип? – спросил Магомед, всё еще держа купюру в руке.
- Это брат Карима, - ответил Алим. – И кое-кто кому-то должен.
Джамал опустил голову и проглотил семечку вместе с кожурой, от чего его лицо на мгновение стало кислым. Алим посмотрел на Магомеда и сказал:
- Теперь ты понимаешь, почему нам нужно было молиться?