Чернильный ноябрьский вечер холодил коленки, я отмечала, как чеканно и торопливо стучат мои каблуки по граниту ступеней. На тёмном фоне расцветал огнями Проспект: кометы автомобильных фар, нарядная подсветка строгих зданий.
Я невольно подняла голову, выходя из метро: освещение лишь кажется бесхитростно-демонстративным, в нём немало таинственного, и скульптуры на фронтоне Дворца культуры профсоюзов кажутся ожившими, как горгульи Нотр-Дама. Только здесь перед зрителем предстаёт не собор, а греческий храм, не средневековые чудища, а мифические сущности советского пантеона – а кстати, почему бы им не быть местными духами, вроде нимф конкретного источника? Сидящая девушка со скрипкой, с одухотворённым взором и порывистым поворотом корпуса – кажется, она вспрыгнет на ноги от переполняющих её эмоций; мальчик с глобусом – его взгляд тоже устремлён куда-то вдаль и полон смелых мечтаний, быть может, об исследованиях неведомых земель; рабочий – он решителен, суров и мужествен, и уж точно настроен выполнить и перевыполнить план; крестьянка – степенная, уверенная в себе, обличьем напоминающая богиню Деметру; спортсменка же более дерзка, напориста, победительна в своей наготе, которой небожители вроде Артемиды не должны стесняться, хотя «в СССР секса нет» - но есть ли вообще секс в этой обнажённости? Наконец, учёный, в руках которого то ли карта, то ли чертёж – мечта любой девушки вроде меня, для которой ум и воля – самое привлекательное в мужчине.
Всё, хватит пялиться – закоченею.
Уже почти полдевятого – как обычно, выйти нужно было раньше. Но ничего: там как раз начинается самое интересное, уж без пары я точно не останусь.
Я толкаю тяжёлую дверь, краем глаза замечая на лестнице ещё двоих, парня и девушку. Сердце легонько замирает: радость узнавания, чувство общности – мы члены одного ордена: служители солнца, веселья, красоты.
Мы танцуем сальсу.
Мне всегда нравилось принадлежать к общности, к братству сальсерос, а не к бесформенной дрыгающейся массе в модных клубах. У нас есть то, что там отсутствует: этикет, правила игры, круг общения и, пожалуй, исключительность. Вместе с тем мы свободны и динамичны. У нас отличное равновесие между демократизмом и аристократизмом.
Здание темно и дремотно, лишь отблески фонарей проникают в холл, а я сбегаю вниз, туда, где всё кипит и играет красками. Нетерпеливо скидываю пальто, пихая шарф и шапку в рукав, как школьник, переобуваюсь, затем скрываюсь в уборной, чтобы сбросить неуклюжий кокон тёплой одежды, скрутить, засунуть куда подальше и забыть о нём.
В зале почти жарко, гремит музыка - прямой рейс на Кубу из белорусского холода, – на полу мелькает калейдоскоп световых узоров, и, как обычно, яблоку негде упасть.
Великолепно.
Я бываю здесь не каждую неделю, но тем сильнее чувство праздника. «Танец – это волшебство» - мне всегда казалось, что это расхожая фраза, рекламный слоган. Но так может говорить лишь человек, не прочувствовавший магии.
Я встаю у стены и жду приглашения. На лице у всех, кто ещё не танцует, одно неуловимое выражение: предвкушение удовольствия.
Мелодия звучит медленная, пары кружатся, мягко закругляя движения, и партнёрши заглядывают партнёрам в глаза, сияя нежными улыбками: голос певицы выводит мягко, проникновенно слова о любви – конечно же, о самой красивой, самой возвышенной, романтичной. Ноты песни обволакивают всех сиреневым сиянием и словно овевают ароматами тропических цветов. И все понимают, что это песня-фантазия, но ведь так хочется помечтать. Воображение опирается на опыт – зачем отвергать возможность исполнения желаний? Всем хочется радости и счастья... Так давайте музыкой и движением впишем наши грёзы в ткань реальности.
А я знаю одно: любой волшебник должен уметь танцевать. Танец – это одна из самых действенных ритуально-магических практик: пробуждение тонких энергий, раскрепощение и свобода.
Я помню, что всегда стеснялась танцевать и считала себя неспособной. Уроки ритмики в саду и школе были для меня настоящей пыткой. Я вечно отставала, сбивалась, делала всё невпопад и сжималась от учительских окриков – вечно неуклюжая, большая, тяжёлая девочка с красным, зверски сосредоточенным лицом, вечно запыхавшаяся и раздосадованная. Не то, чтобы меня специально третировали, я сама всегда расстраивалась: почему все девочки лёгкие и ловкие, а я – вот такая?.. У учительницы явно проскакивало отношение: «с неё ничего не будет» - муштровать меня бесполезно. Когда мы разучивали танец к какому-то празднику и я чудом попадала в состав кордебалета за свою «представительность» и гренадерский рост, за два дня до выступления меня снимали и заменяли. Конечно, я сама тряслась от страха и втайне желала так и не выйти на сцену. Но всё равно чувствовала себя униженной. И даже не самим фактом бесцеремонной замены – а тем, что новая девочка разучивала за два дня то, над чем я пыхтела две недели.
Меня преследовало чувство обделённости. Разумеется, до определённого момента.
Сальсе я начала учиться на втором курсе. Роль сыграло удачное стечение обстоятельств, но главной была моя собственная смелость и страстное желание преодолеть саму себя. А потом – упорство, труд и ещё раз труд. И вот сейчас...
Сейчас напротив остановился симпатичный парень и молча протянул мне руку. Я не сдержала торжествующей улыбки и юркнула за ним в гущу народу на танцпол, с замиранием ожидая первых тактов. Мелодия оказалась классическая – быстрая и зажигательная, то, чего я и желала.
Ритм клаве и конги отдавался в ушах чётко, будоражащей командой двигаться, а звонкий мужской голос, этот неподражаемый латиноамериканский тембр, был полон ликования. Звуки труб создавали ощущение ослепительной яркости – музыка размётывала вокруг сверкающие брызги солнца, я черпала из этой музыки Силу – я наполнялась сиянием, жаром, всё моё напряжение сметало победительной светлой волной. Изящная проводка, летучий бег, крутой изгиб, атака и дерзкий выпад ногой, снова стремительность, поворот, двойной, боже, тройной! Какое упоение! Этот юноша определённо мастер. Я так и не стала блестящей танцовщицей, но с нужным партнёром могла показать класс – особенно когда прекращала думанье и снимала контроль. Сегодня я расслабилась быстрее, чем обычно, мой партнёр ощутил это и пустился во все тяжкие – меня подхватило и закрутило, я едва успевала касаться пола, и сколько восторга было в этом безумстве!..
Сальса – это экзальтация и мистика. Сосредоточение и управление сознанием, избавление от зажатости и мелкой, тёмной человеческой тревожности. Это прыжок к звёздам, невиданно ярким звёздам южного неба. Говорят об одержимости ритмом, но здесь её нет и в помине – прыжок происходит в результате высочайшей духовной концентрации. Цель её – гармония, и достигается она в том числе через красоту движений.
Сальса в какой-то мере напоминает суфийский танец своим кружением и стремительностью – я не просто верчусь, а повторяю ход планет и вращение галактик.
Бурный поток отнёс нас к зеркалам у противоположной стены, и мне понравилось отражение. На мне было короткое чёрное платье с обнажённой спиной и подолом из лоскутов – во время поворотов они взлетают на рискованную высоту и захлёстывают бёдра. Есть пуритане, считающие латиноамериканские танцы «грязными», но для меня они священны. Многие девчонки приходят сюда в довольно непритязательных нарядах, я же выбираю платье как облачение, скрупулёзно и тщательно: каков цвет и фактура ткани, как развевается подол – важно всё. Латину порой называют чувственной, иногда разнузданной – но я почему-то всего этого не испытываю. Я ощущаю страсть как уничтожение блоков, стресса, высвобождение вдохновения и эмоциональности, как душевный порыв и наполнение ярким светом. А в моей «обнажённости» - сакральная отстранённость Артемиды-спортсменки, парящей над площадью на фронтоне здания.
Хотя бы так. Хотя бы настолько – растопить мой лёд.
Белорусы всё равно никогда не смогут танцевать сальсу, как кубинцы или пуэрториканцы. Но какой-то огонёк, вспышка радости – почему бы нам не научиться этому – нам, серьёзным, задумчивым, невесёлым, сереющим от недостатка солнца?
Я выходила из Дворца усталая и счастливая и знала, что лягу спать с лёгким гулом в ушах, как после концерта или парада. А сейчас я несла в себе целое скопление разноцветных огоньков, они грели меня, заставляя забыть о погоде, мерцали, как светлячки в банке. И простым глазом никто бы не смог разглядеть – но я была ещё одним огнём ночной столицы.