мои демоны. последнее письмо

Виктор Пайнер
0.0
Китайская шариковая ручка, переплавленная из отходов легкой промышленности, норовит испачкать бумагу очередным прочерком, вместо того, чтобы обратить мысли, переплавленные из отходов легкой паранойи, в строчки. Часть вины лежит на дрожащих руках, часть -  на фонаре, что упорно не желает делиться светом в достаточном количестве. Еще одной из причин, несомненно, являлась шероховатая, грязная и побитая временем скамейка, на которой приходилось писать, одна из немногих уцелевших скамеек в этом парке. В лицо прилетали листья, отслужившие свое в качестве украшения деревьев, и колкие капли-снежинки. Редко, но регулярно. Давно не смазывавшиеся шестеренки мыслительных процессов противно лязгают в унисон со скрипом шатающихся от ветра деревьев и карканьем суетливой стаи ворон. Собираю в кулак остатки воли, чтобы вспомнить, о чем же я хотел тебе написать? О чем я думал, когда уходил, ускоряясь с каждым шагом?

0.1
Слишком сложно голыми руками пытаться поймать скользкое время, когда оно постоянно роняет твои мысли на пол.

1
""Ты ведь знаешь: я никогда не верил в случайность совпадений. И в то же время, мысли о предрешенности судьбы также меня не посещали. Просто плыл по течению, принимая все происходящее как данность. Но верил во взаимосвязь  хаотичных событий. Верил, что каждый мой поступок меняет линии не только на моих ладонях. Парадокс, да? А ведь вся наша жизнь ими пропитана. А еще воспоминаниями. Они - единственная возможность продержаться на плаву хотя бы до тех пор, пока не поставлю последнюю точку в этом письме. Я все еще не могу собраться с мыслями, поэтому просто напишу тебе о всем, что не успел, не захотел тебе высказать и показать, когда это было еще возможно сделать вербально, а не с помощью мертвой древесины и чернил.

Напишу тебе обо всем том, что мне нужно было для зарисовок каждой мечты. Моими красками были идеи и мысли; кисточками - действия и поступки; холстом - вся жизнь. А в качестве палитры я использовал разноцветные таблетки и твои чувства.

Катастрофически желаю написать тебе все то, что я понял. Озарение - процесс сродни катарсису:  болезненный, обжигающий. Все внутри тщательно пытается как можно дольше прикрываться бездумным отрицанием очевидных фактов, избегая подобной экзекуции. Как только начинаешь сосредотачиваться, нейроны разбегаются в стороны, словно тараканы по кухне, когда включаешь там свет около четырех утра.

Необходимость смириться с самим собой всегда была трудной задачей.
Сколько же лет я провел в поисках белого флага, который не вызвал бы подозрений.
Только был ли в этом хоть какой-то смысл? Ведь та война закончилась еще до того как началась первая битва. Каждый мой выстрел был потрачен впустую, в воздух - я с завидным упорством старался расстрелять небеса, чтобы сбить для тебя  все звезды. Еще одна иллюзия, что бережно и кропотливо создавалась мной для нас обоих."

1.2
Задержавшийся в пути приступ аритмии  и красноватая темнота в глазах заставили вспомнить еще и о тех вещах, что жесткими ударами выбивали воздух из моих легких.
И оставляли меня лежащим на грязном асфальте без малейших признаков жизнедеятельности.

2
"Эта часть я посвящаю всему тому, по чему я скучаю.

Эта часть о тебе. И о той самой любви, что пулей девятого калибра застряла в моем, еле бьющемся, сердце. Хотя, если по правде: эта любовь - очередная иголка, которой я сам, без опаски, раз за разом тревожу и усугубляю старые, воспаленные раны.
Главное в этом деле - не думать о последствиях. И пока что с этим у меня все получается отлично: мысли заняты воспоминаниями о ночах, лучше которых уже ничего не будет.

Что там  было еще?

Голливудские широкие улыбки и еле слышное "всё чудесно". Крепкий утренний кофе после секса и терпкий вечерний чай до скандала. Один сон на двоих и две реальности в которых тесно. И то благословенное время, когда ты еще не знала, какой Джокер прячется у меня в рукаве, крепко вцепившись в меня гнилыми, от того ядовитыми, зубами.

Удивительно, но я могу скучать даже по всему тому, что не успел разделить с тобой. Даже не сделанное и не сказанное прибито к тебе крепче, чем Иисус к своему кресту.

Скучаю по каждой тени, что до полусмерти пугала меня по ночам в моей, как всегда не убранной, комнате. Просто потому, что достаточно было вспомнить о тебе - и все злые образы разбегались по углам, вжимаясь в стены, сливаясь с рисунком плесени и обоев.
Скучаю по каждой ветке, что до жути громко царапала моё окно каждой бессонной ночью. Просто потому, что это всегда было хорошим поводом позвонить тебе - и твой голос заглушал все посторонние звуки настолько, что я слышал как внутри меня галактики движутся от центра внутренней вселенной к внешнему слою моей кожи, покрывая её приятными мурашками.
Скучаю по каждому мгновению холодного безмолвия в моем доме, что иногда походил на пещеру аскета. Просто потому, что тогда развеять удручающую атмосферу было просто - пригласить тебя. И все кусочки пазла под названием "душа" становились на место.
Сейчас в моем доме нет ни одного темного или тихого угла. Ни одной комнаты без званных гостей или случайных посетителей.
Но в каждом кубическом сантиметре пространства и людей пустота.

Я скучаю по каждому вдоху и выдоху с тобой под общим одеялом, покрытым узором из бамбука и иероглифов. Они были настолько тихими, что, казалось, жизни в них словно на донышке небольшого стакана. Но нам этого хватало на две вечности, как минимум.

Я скучаю по каждой нашей ошибке, что мы наспех хоронили под росчерками разноцветных маркеров. Помнишь, как ты их притащила в мой дом вместе со своей чашкой и зубной щеткой? Ты же их и унесла вместе со всеми красками этой реальности.

Скучаю даже по тем моментам, когда я, поддавшись очередному порыву подорвать рельсы перед экспрессом собственного здравомыслия, терял себя, казалось, окончательно. Ты звала меня, громко, срываясь, хрипела, пока не теряла голос и дальше выстукивала мое имя азбукой Морзе своими маленькими кулаками на моей грудной клетке. Сердце заводилось с жесткого пинка и я приходил в  себя на полу пыльного чулана, в море твоих слез и в луже собственной блевоты. Лампочка под потолком шаталась, как в фильмах ужасов. Только  реальность была куда страшней продукта киноиндустрии.

Скучаю по тому, каким быстрым бывал. Тогда никто не мог меня догнать, иногда даже я сам. Главное, что меня с трудом настигали в честной гонке все мои демоны.
Но, к сожалению, они хорошие стратеги и бесчестные игроки, которые умеют выслеживать цели, идти на перехват и никогда не играют по правилам."

2.2
Острая потребность организма и сознания в очередной, медленно убивающей меня, дозе никотина заставила руки пройтись по беспорядку карманов  в поисках зажигалки. И пока рукотворный осколок первобытных костров поджигал табак в помятой сигарете, я вспомнил, что должен еще написать о шести пачках крепких сигарет; о шести дешевых шлюхах; о шести бутылках дорогого алкоголя; о шести необходимых дозах за ночь. Каждую ночь на протяжении недели, честно говоря.
Но в конце концов, спасение утопающего - дело рук самого утопающего и у каждого из нас свои методы и порочный круг я превратил в спасательный.

3
"Возможно это прозвучит очень неправдоподобно и надуманно. Но предавался я всем этим порокам только для того, чтобы почувствовать, будто мы снова вместе. Даже если это будет моя галлюцинация, возникшая на грани сознания, что предпочитает отключаться от переизбытка алкоголя, никотина, лиц, рук, событий. Я действительно хотел прекратить заниматься обманом окружающих и единственным выходом было начать обманывать себя. С помощью воспоминаний и галлюциногенов я воскрешал в памяти твой образ, собирая его из самых ярких осколков тебя, словно Франкенштейн своего монстра. Несколько разрядов концентрированного статического электричества между трущимися телами заряжали эту конструкцию и ты приходила.
Правда за всеми этими видениями была абсолютная пустота, на грани с полным ментальным вакуумом. Они лопались, словно мыльные пузыри, стоило мне только прикоснуться к "твоей" руке. И снова приходилось применять к себе общую анестезию в виде секса и кайфа, чтобы вызвать очередное повреждение мозга и твой фантом.

В моей душе пробита огромная дыра, которую необходимо было заполнять хоть чем-то. Все больше и больше. Опять и опять. И я заполнял как умел."

3.2
От избытка сосредоточенности, старания удержать ручку в руках и мысли в рамках, не заметил как прикусил губу: капля крови на бумаге, словно знак "стоп". Действительно, хватит врать и себе тоже. Снова сам себя наёбываю. Это все ведь началось задолго до того, как мы расстались. И даже до того, как встретились.

4
"Ты ведь помнишь какой бывала наша любовь? Чистой, невинной и страстной, жаркой, одновременно. Мы идеально умели сочетать то, что сочетать невозможно. Были словно два зеркала, отражающие друг друга до бесконечности. Словно море и небо перетекающие друг в друга через, настолько тонкую линию горизонта, что могло показаться будто границы между нами и вовсе не существует. Все было словно оживший слайд из иллюстраций к "Американской мечте".

До тех пор, пока  ты, в поисках очередного, неудачно мной зарытого, топора войны, не начала копать глубже. Конечно я сам виноват в своих слабостях и, рано или поздно, это бы произошло. Не тот случай, когда "лучше позже, чем никогда".

Ты наткнулась на реактивы и приспособления. Все было максимально не двусмысленно. Катализатором послужили мои пустые, в тот момент, глаза и бессвязная речь. Произошла химическая реакция - любовь окислилась и сгорела в остатках лжи.

А вместо извинений я просто послал тебя к черту."

4.2
Ударил давно разбитым и покалеченным кулаком в холодный, но ни в чем не виноватый фонарный столб. Тот тихо отозвался нотой Си с легкой примесью дисгармонии.
Всегда я агрессию направляю наружу. Особенно на  своих близких.
Особенно, когда в моей  голове звучат несносные голоса моих химических "друзей".
Мне нечем их заткнуть.

5
"Что мне всегда в тебе нравилось и одновременно раздражало - твоя бескомпромиссность и принципиальность.
Помнишь, как ты спросила того бродягу на что он просит милостыню? Спросила, глядя в глаза. Я смотрел тогда на тебя в профиль. Но даже так заметил, что в твоем взгляде было такое огромное желание знать правду, что, вырвись оно наружу, каждый житель этой планеты не смог бы сказать и слова лжи в ближайшие тысячелетия. Старик стыдливо спрятал картонку на которой неразборчиво было написано что-то, что могло бы разжалобить более невнимательных людей. И сказал тебе, что просто хочет выпить. Удивительно было то, с какой гордостью он произнес эти слова, словно открывал правду, в первую очередь не тебе, а себе самому. И ты, разумеется, дала ему пару купюр.
Ты всегда поощряла за правду. Какой бы горькой пилюлей она не была, ты принимала её как необходимое лекарство от излишней наивности.
Ты всегда наказывала за ложь. Какой бы сладкой ни была патока, которой она растекалась, ничто не могло отменить её липко-грязную суть.
Ты никогда никого не прощала.
Ты никогда не звала за собой дважды.

А я всегда врал, даже убеждая себя, что это во благо, и никогда не стал бы умолять о прощении, даже когда от этого зависит жизнь наших будущих, еще не зачатых детей.
Хотя тогда хотелось упасть на колени перед тобой.
Но нельзя.
Мы оба невыносимо гордые и до невозможного сильные.
Что еще нам было нужно, чтобы выжить в этом мире?"

5.2
В морозной тишине заговорил сам с собой.
Но обращаясь к тебе.
Ты ведь помнишь как я умел быть твоим бредовым поэтом?
Как старательно рифмовал твои волосы и осенний ветер; твои глаза и жженный карамельный сахар; твои губы с моими; твои пальцы с моими пуговицами; твою горящую кожу и мою холодную; твое тело и стоны; твое дыхание и счастье.
Что еще мне было нужно, чтобы выжить в этом мире?

6
"Небольшой экскурс в совсем недавнее прошлое.
Но все же уже прошлое.
Мысли путешественника во времени. Вот я стою здесь, по щиколотки в грязной луже, и  продолжаю мокнуть под дождём у твоей двери. Эту дверь я знаю лучше чем свое лицо. Вот этот скол мы оставили во время первой ссоры; эта царапина от когтей соседского ротвейлера; в нижнем левом углу зеленое пятнышко: мы, отвлекаясь на поцелуи во время покраски двери и фасада, случайно смешали желтую и синюю краску; петли раньше скрипели в той же тональности, что и моя кровать под нашим общим весом. Но я больше не услышу этого звука: моя кровать не дождется тебя, твоя дверь для меня не откроется. Даже ключ, что лежит у меня в кармане уже как полгода, не поможет и только оттягивает карман вниз тяжестью сожалений.

Поднимаю глаза на твои окна - не зашторено, как обычно.
Взглянув на восток, вспоминаю: в ясную погоду в это время там видна луна.
И я видел как её лучи проникают в твою спальню, скользят по твоим простыням, по тебе.
Как бы я хотел быть луной в ясный день.
Конец мыслей."

6.2
Беглый взгляд на руки, что показались из под рукавов, породил интересную догадку.
Сейчас я  выгляжу так же, как и луна - кожа у меня такая же бледно-серая и покрыта кратерами от игл.
Я и есть твоя луна, что сейчас затянута тучами своих привычек и обманов. И ты меня не видишь за всем этим дерьмом.


7
"Воздух пропитан влажностью.
Я пропитан тоской и вином, токсинами и виной
Погода просто убивающая. Меня пробивает озноб. Температура наверняка зашкаливает, но я обязан дописать.

До утра осталось пара оборотов самой короткой стрелки на моих часах. Город начинает просыпаться. Подымается туман.
Возможно мне стоит пойти за ним. Чтобы потерять в нём себя нынешнего.
И найти себя прежнего. С тобой.

Прости, что тебе слишком долго пришлось ждать. Ждать, когда же я вернусь из окопов войны с самим собой. Вернусь без медалей и парада. Но со шрамами и победой.

Я спланировал все битвы, нарисовал красивые планы наступлений по всем фронтам.
Но всё пошло совсем не так, как я хотел.
Кто-то сдал меня самому себе, раскрыл мне все мои карты.
И вот я оказался военнопленным у самого себя.
А ты теперь оплакиваешь меня, как и подобает вдове офицера, не смотря на то, что не служил.
Оплакиваешь нас, как и подобает все еще влюбленной, не смотря на то, что не заслуживаю."

7.2
Рядом с лавкой крепко вцепился в серую землю жилистыми корнями старый орех, на, бывшей гладкой, коре чье-то острое лезвие оставило две надписи.
"ты только мой.я только твоя".  В нашем случае, одна из этих двух фраз оказалась наглой ложью.
Ты не могла делить меня с моими демонами.


8
"Знаешь, я бы тоже не смог добровольно делить свое сознание и тело с этими голосами, образами, аддикциями.
Вот только мне повезло меньше: в отличии от тебя, я не могу сам себя бросить.

А ты сумела найти в себе силы, чтобы сделать это.
Хотя, возможно, ты не бросила меня. А просто потеряла?

Как я потерял твои объятия?
Такие теплые в холод, и приятно прохладные в адскую жару. Домашние, родные объятия.
Я бы хотел встретить в этих объятиях старуху с косой, что сейчас подглядывает за мной из-за угла. Было бы не так страшно."

8.2
Почерк становится все менее разборчивым - кисть ослабевает.
Я бы не смог достаточно крепко обнимать тебя одной рукой
А второй, тем временем, готовить очередную дозу.

9
"Ты ведь знаешь, что в жизни всегда приходиться выбирать?

И я, сложив всё, что имел на чаши весов, выбрал тебя. Без тени сомнений.
Но мои демоны решили иначе.

А ты просто оказалась не готова бороться с ними за меня.
Порой я тебя за это ненавижу.

Хотя, кого я обманываю?

Единственный, кого мне хватает сил ненавидеть - я сам..."

9.2
А тебя я люблю.
Наркотики я люблю.

И сейчас они отвечают мне взаимностью.
В отличии от тебя.