Краткое содержание: жизнь одного из самых жестоких стрелков Дикого Запада глазами его любящей и богобоязненной жены
* * *
Джейн Уэсли Хардин была женой чудовища.
Все твердили ей об этом. Помилуй Бог, её муж убивал людей, как куропаток, и даже того хуже — потому что птица хотя бы успевает понять, что на неё охотятся, и стремится спрятаться, вспорхнуть, улететь. И иногда ей удаётся спастись от пуль охотника.
От пуль Джона Уэсли Хардина не удавалось спастись никому.
Однажды он убил мирно спящего соседа в смежном номере гостиницы. Взял и дважды выстрелил в стену, за которой тот безмятежно храпел. Храп оборвался предсмертными хрипами, всполошившиеся постояльцы и хозяин примчались на грохот пальбы… Но её мужу, её Уэсу удалось бежать, выпрыгнув в окно.
Люди могли сколь угодно ненавидеть его, но Джейн точно знала, что Господь — на его стороне. Уэс Хардин не был чудовищем, он был Божьей дланью, и Господь оберегал его с самого детства, помогая уничтожать врагов. Кто знает, может, тот человек в номере гостиницы был великим грешником и поплатился за свои грехи!
И это Господь послал Уэса ей — ещё в ту пору, когда они оба были почти детьми.
Дети в приграничье взрослеют быстро. Мальчишки в Техасе играют со старыми отцовскими револьверами без патронов, бегая босиком по ржавой пыли. «Паф! Паф! Ты убит!» — и противник, хохоча взахлёб, валится в ту же пыль и дёргает грязными пятками, изображая предсмертную агонию. Но её Уэс даже семилетним сорванцом не желал падать навзничь, не желал быть убитым, а если другой мальчишка не покорялся ему, бил его рукояткой револьвера. И в конце концов все поняли, что Уэсу нужно подчиниться.
Поняла это и она, Джейн.
Но с ней он был ласков. Он был нежен, — он, пятнадцатилетний, с ней, четырнадцатилетней, — и даже робок поначалу, когда они встречались в укромном местечке возле излучины пересыхавшего летом ручья. Джейн знала, что другие боятся и сторонятся Уэса из-за его бешеного нрава, но она не боялась. Он был так красив, её Уэс, белокурый и светлоглазый, с пробивавшимся пушком над верхней губой. Внутри у неё всё сладко задрожало и сжалось, когда его шершавые, загрубевшие пальцы неумело задрали ей юбку и дотронулись до покрывшегося ознобными мурашками бедра. Вся кровь её тела запульсировала в том месте, которого коснулись его руки.
Эти руки потом отняли жизнь у стольких людей… Говорили, что на револьвере Уэса было сорок четыре насечки, которыми он отмечал каждое совершённое им убийство. Джейн не знала, так ли это. Она никогда не касалась его револьвера, Господь свидетель, и не желала ничего об этом знать. Люди могли говорить всё, что им угодно. Для неё Уэс оставался всё тем же белокурым мальчиком, пылко шептавшим ей на ухо нежные словечки там, у ручья, и неловко ласкавшим её тело.
В пятнадцать лет Уэс впервые убил. Негра. Чернокожего громилу, возомнившего, что после окончания войны с конфедератами он имеет право на равных драться с белыми. Конечно, Уэс вынужден был защищаться! А то, что он трижды выстрелил негру в грудь — так это просто потому, что он испугался этого великана, который был вдвое старше и вдвое тяжелее него!
Уэс был наказан уже тем, что после этого ему пришлось покинуть родной дом и её, Джейн. Он скрылся от того правосудия, которое навязали Техасу янки. Подумаешь, застрелил чернокожего! Негры, индейцы и мексиканцы должны знать своё место и не перечить белым, вот и всё.
Но солдаты-янки втроём пришли схватить Уэса, найдя его убежище. Он мог бы снова бежать, но он застрелил всех троих из своего дробовика и сам был ранен в руку. Да простит его Господь, этим Уэс поставил себя вне закона.
Тогда Джейн исполнилось шестнадцать и она знала, что хороша собой — голубоглазая, с пшеничной короной пышных кудрей. Но её красота предназначалась беглецу от правосудия Уэсли Хардину, и Джейн спокойно раз за разом отказывала всем, кто сватался к ней. Она ждала Уэса.
Хотя до неё доходили слухи, что Уэс убил ещё несколько человек, в том числе каких-то мексиканцев, перекупщиков скота. Но коль скоро он стал ковбоем в своих вынужденных скитаниях, он же должен был защищать вверенное ему стадо! Господь, пастырь своих стад, тоже не щадит разбойников.
Болтали ещё, что Уэс хладнокровно расправляется с собутыльниками и картёжниками в салунах, если те, проиграв ему в карты, начинали напрашиваться на ссору. Что ж, азартные игры и выпивка — большой грех, и этим людям самим следовало бы поостеречься, памятуя о том, что Господь может покарать их руками Уэса Хардина.
Но вот наконец Уэсли вернулся к ней! Уэс не забыл её, Джейн, он к ней вернулся! Джейн узнала его сразу, хотя он уже не был мальчиком. Бродячая, полная опасностей скитальческая жизнь закалила его, он загорел и развернулся в плечах. Его одежда пахла порохом, дождём и дымом костра, когда Джейн прижималась к нему, всхлипывая от счастья. Он пришёл! И он хотел жениться на ней!
Конечно же, она сказала ему: «Да», хотя и мать, и отец её были не в восторге от такого зятя. Но Джейн это не волновало. В Священном Писании говорится: да оставит человек отца своего и матерь свою и прилепится к жене своей, а жена да прилепится к мужу своему. Джейн понесла с первой же их пылкой, горячей ночи и была счастлива, как никогда в жизни.
Частичка Уэса осталась с нею и в ней, хотя сам Уэс снова вынужден был скрываться. Он едва не погиб, её супруг, её возлюбленный! Рейнджеры искали его повсюду, как и жестокая толпа, намеревавшаяся линчевать его. А ведь он никогда никого не задевал первым! Он всегда только защищался, её Уэс.
В одном из салунов его тяжело ранил какой-то проходимец, которого даже не арестовали за это. А бедный Уэс потом так долго был прикован к постели, находясь между жизнью и смертью! Его рана воспалилась, и все толковали о том, что он вот-вот умрёт — толковали со злорадством и облегчением! О, если б только Джейн родилась мужчиной! Тогда бы она обошлась с обидчиками Уэса так, как они того заслужили!
Когда она говорила ему об этом, сверкая глазами, он только смеялся и целовал её, приговаривая, как прекрасно, мол, что она — женщина. И Джейн гордилась тем, что вскоре вновь понесла, а потом родила Уэсу второго сына — Джона.
Уэс поправился — воистину Господь хотел, чтобы он жил. Но люди не хотели этого. Двадцать первый день своего рождения он праздновал не с Джейн. Он собрал своих друзей на вечеринку в салуне, а помощник шерифа Чарли Уэбб собрался арестовать Уэса прямо на этой вечеринке, будто другого места и времени не нашлось бы! Уэбб прикинулся, что пришёл поздравить Уэса, а сам выхватил револьвер. Уэс только оборонялся, помоги ему Бог, он спасал свою жизнь. Но Чарли Уэбб погиб, и толпа линчевателей явилась за родными Уэса, ибо сам он немедля скрылся в горах.
Они повесили их всех. Всех — и любимого брата Уэса Джо, который столько раз его выручал, и семерых его двоюродных братьев… О Иисусе сладчайший, эти жестокие изверги специально сделали верёвки на виселице длиннее, чем следовало, чтобы смерть бедняг была медленнее и мучительнее. Чтобы они задыхались, пытаясь вобрать в себя хотя бы глоток живительного воздуха, становились на цыпочки, извивались и вытягивались в последней страшной судороге. Когда жёны и матери получили тела этих несчастных, чтобы обмыть их и похоронить, они нашли траву, застрявшую между пальцами их босых ног, — так отчаянно бедняги цеплялись за жизнь в своих предсмертных корчах! Джейн от всей души надеялась, что их палачи будут вечно кипеть в адской смоле, а все, кто погиб мученической смертью, обретут блаженство в райских кущах!
Так она и сказала Уэсу, который горько рыдал у неё в коленях, придя за нею и за мальчиками.
Палачи не смогли добраться до Уэса, но тот понял, что должен спасать свою семью. И они сбежали из Техаса все вместе. Ах, какой долгой была дорога до Флориды, какой тяжёлой! Нелёгкой была и жизнь в самой Флориде, где после сухих прерий Техаса нечем было дышать из-за ядовитых болотных испарений. Но Уэс не мог вернуться на родину — за его голову назначили награду в четыре тысячи долларов, и все проходимцы в Техасе наперегонки кинулись ловить её Уэса.
Негодяи-рейнджеры заявились даже во Флориду — так им не терпелось получить свои иудины сребреники. Они перехватили письмо, которое её брат Джош написал отцу, — воистину, у этих людей не было ничего святого за душой! А ведь Джош всего-навсего хотел сообщить папе, что Джейн и дети в безопасности.
Рейнджеры догнали Уэса в поезде, идущем в Пенсаколу. Уэас не успел даже выхватить револьвер, и эти негодяи избили его до полусмерти, застрелив одного из его друзей.
Джейн молилась о том, чтобы Господь снова помог Уэсу бежать, но Господь рассудил по-иному. Уэса повезли в Техас, где его так ненавидели, и Джейн с детьми тоже вернулась домой. Озверевшая толпа требовала немедленной казни для Уэса! Мерзавцы даже написали губернатору прошение об этом. Но суд приговорил Уэса к двадцати пяти годам тюрьмы. Он ведь был ещё так молод — ему едва сравнялось двадцать четыре.
Джейн разрыдалась прямо в зале суда — от облегчения и отчаяния. Боже, она думала, что не сможет дождаться его! Состарится и умрёт! Её красота увянет, щёки покроются морщинами, грудь, с которой так любил играть Уэс, обвиснет, пшеничные волосы поседеют… Ей исполнится сорок восемь лет! Уэс даже не взглянет на такую отвратительную старуху!
Но прошло уже пятнадцать лет из этих двадцати пяти, и в Техасе стали поговаривать о возможном губернаторском помиловании для Джона Уэсли Хардина. Каждую ночь Джейн молила об этом Господа и каждое воскресенье навещала Уэса в тюрьме. Он был всё так же красив, привлекателен и умён. Он выучил законы и мечтал, выйдя на свободу, открыть адвокатскую практику. Он даже начал писать книгу — настоящую книгу, назвав её «автобиографией»! Как же Джейн им гордилась!
Счастливо вздохнув, она в последний раз заглянула в зеркало и взяла сумочку. Ей предстояло очередное свидание с Уэсом. Слава Богу, её красота не увяла, волосы не поседели, а глаза сияли, как в юности. И, слава Богу, Уэс всё ещё твердил, что любит её.
Теперь Джейн знала, что непременно его дождётся.
* * *
Джон Уэсли Хардин получил помилование от губернатора штата Техас спустя семнадцать лет после ареста. Его жена дождалась его. Она умерла спустя год после его освобождения, а ещё через год Хардин снова женился. Он стал адвокатом, но не избавился от привычки играть в карты и кости, напиваться допьяна, задирать других и, чуть что, хвататься за револьвер.
19 августа 1895 года в салуне городка Эль-Пасо полицейский Джон Селман убил его выстрелом в спину — как сам Хардин не раз убивал других людей, не давая им опомниться.
Так погиб один из самых жестоких стрелков Дикого Запада.