ПРИВЕТ ВАМ, ЖУКИ-МОГИЛЬЩИКИ, ПАДАЛЬНЫЕ МУХИ И ВСЕ ДРУГИЕ
ГРОБОКОПАТЕЛИ-МЕРТВОЕДЫ!
У меня под рукой книга известного ученого-биолога Жана-Анри Фабра «Жизнь насекомых», которого ценили не только Чарльз Дарвин, но даже такие писатели, как Метерлинк и Ромен Роллан. Я буду подкреплять свои слова цитатами из этой книжки, ибо мудрость есть мудрость, к какому живому существу она бы ни относилась. Вот, на мой взгляд, подтверждение вышесказанному: «Сверчок не умер: он только парализован. Сфекс не убийца – он искусный оператор, парализатор, хирург своего дела.
...Они проделывают то же самое, что сделал бы ученый-физиолог, руководясь данными науки: повреждают нервные центры, управляющие движением».
И растущая инертность всех нас – это следствие искусно проведенной операции. Но нет худа без добра. Полуживые долго живут, заметил еще Эмиль Золя. И вот наш народ, привыкнув к холоду, темноте и «здоровой» диете, упорно не хочет покидать сей мир. И если все это сопровождается некоторой потерей активности – тем лучше, меньше будут дебоширить, пытаясь удержать в себе слабеющую нить жизни, предотвратить грозящий организму энергетический кризис. Даже, по-моему, говорить стали меньше. А то уж слишком всех несло.
«Совсем иначе вели себя эфиппигеры, парализованные сфексом. Одна из них тоже содержалась в темноте и без пищи. В течение семнадцати дней я наблюдал у нее колебания усиков. На восемнадцатый день она погибла. Серьезно поврежденное животное прожило в тех же новых условиях вчетверо дольше вполне здорового. Каким бы странным ни казался этот факт, но объяснить его легко. Здоровое насекомое движется и тратит силы; парализованное делает только слабые движения, и его жизненные силы сохраняются дольше».
И еще одно положительное явление: мои соотечественники, на мой взгляд, стали отходить от политики. Каждый занят своим делом, и только. А то сколько было вражды между, казалось бы, близкими людьми, какая нетерпимость. Теперь вроде бы все умиротворились. Стараются сохранить видимость непримиримости женщины.
«Тогда между самками возникает вражда. Вот две соседки без всякой видимой причины принимают вдруг воинственные позы и поворачивают головы то вправо, то влево, как бы вызывая и оскорбляя друг друга взглядами. Крылья распускаются, брюшко трется о них, раздается «пуф-пуф!»
Очень на меня подействовала одна недавняя смерть. Умер человек слегка за 60, неутомимость и трудолюбие его не знали предела. И то: семья большая, проблем великое множество. И трудился он не покладая рук, всегда бодрый, подтянутый, моложавый. И вот – всегда безвременная смерть. А ведь все держалось на нем! Но сердце не выдержало.
«Получается, что для постройки всего гнезда пчела должна пролететь расстояние около трехсот - трехсот пятидесяти километров. Что будет с пчелкой после такой тяжелой работы? Она так истощится, что ей остается только умереть, и она умирает».
Мне кажется, мы заблудились среди океана мнений и предложений, каждое из которых кажется разумным и близким к вожделенной истине, но на поверку оказывается новым заблуждением. А ведь у нас нет такого безошибочного инстинкта, как в животном царстве. Но некоторых инстинкт все же не подводит, и они безошибочно устремляются прочь из страны, взрастившей и воспитавшей их.
«Я придумал тогда особый вид чувствительности – чувство направления... Это не значит, что я настаиваю именно на таком слове – неизвестное не может иметь названия. Мои слова «чувство направления» показывают, что насекомое умеет найти кратчайший путь из мрака к свету».
Приспособление к новым условиям не может бесследно пройти для бессмертной души человека. Как сказала моя приятельница: «Поймите, я приехала из мира бизнеса». Она не стала терять время на сентиментальные встречи с недавними друзьями, многие из которых считали ее чуть ли не членом своей семьи, так она умела дружить. А ведь прошло всего несколько лет. Что было ее настоящей личиной – прошлое или настоящее?
«Такой способ развития, где есть особые изменения личинок, заслуживает особого названия. Я предлагаю для этого слово г и п е р м е т а м о р ф о з, что означает – сверхпревращение».
Мы оказались в открытом пространстве «без руля и без ветрил», и если нас не выведет на правильный путь инстинкт самосохранения – помощи ждать неоткуда.
«Инстинкт все знает в той неизменной области действий, которая ему отведена. Инстинкт ничего не знает вне этой области. Его участь – одновременно быть и высочайшим знанием, и удивительной глупостью. Это зависит только от того, действует ли насекомое в условиях нормальных или же в условиях случайных».
Сегодня мы теряемся в догадках, кого назвать палачом, а кого жертвой. Впрочем, кто мы такие, чтобы быть арбитром в чем бы то ни было. И как предотвратить человеческое самоуничтожение?
«Теперь мне понятно поведение филанта. Я называл его убийцей, бандитом, пиратом, грабителем мертвых. Невежество всегда дерзко на язык: тот, кто не знает, утверждает грубо и резко, возражает со злостью. Теперь я публично каюсь: филант заслуживает уважения...
...Противники стоят друг против друга. Кто кого съест? Они одинаково сильны, и дело решает случай. После ряда угроз они начинают схватку. Борьба коротка: одна схватывает другую за затылок. Теперь сопротивление невозможно. Когда судороги убитой прекращаются, победительница съедает ее всю, оставив только твердую кожу. Вызваны ли такие убийства себе подобных голодом? Думаю, что нет. Наевшись доотвала, снабженные самой роскошной пищей, которую я им доставляю, личинки все же поедают своих сестер».
Невеселая, я вижу, получилась постновогодняя статья. И я вновь обращаюсь за мудростью к Фабру. За мудростью и утешением. Итак: «Но не будем углубляться еще более в бездну смерти. Все должно вновь переработаться и обновиться в той плавильне, куда смерть постоянно доставляет материал для непрерывного процветания жизни. Без смерти была бы невозможна и сама жизнь.
Привет вам, жуки-могильщики, падальные мухи и все другие гробокопатели-мертвоеды! Вы не только санитары наших полей и лесов. Уничтожая мертвое, вы творите новую жизнь».
1996г.