ЛИМБУС ПРЕСС СПб 2000
Прежде всего надо четко разграничить понятия русская и русскоязычная литература, поскольку считать Алана Черчесова русским писателем столь же нелепо, как Владимира Набокова – американским автором лишь на основе того, что поздние книги написаны им на английском. Осетин Алан Черчесов горец по сути своей и не только со дна описанной им символической реки, но и собственной души добывает те откровения и соблазны, коими держит нас в напряжении в процессе долгого и не столь уж легкого чтения. Это второй роман писателя на русском языке (первый – «Реквием по живущему» - вышел в свет и на немецком), и он не стремится поразить необычностью героев и их судеб: это извечное «бремя страстей человеческих», требующее кары, расплаты, и мудрость природы, лишь частично, по крупицам отдающая героям понимание бытия. Говорить о фабуле романа не так-то просто. Композиционно произведение состоит из трех частей. Первая – наиболее цельная – повествует о похищении девушки мужчиной и его другом, который к тому же почти нечаянно убил по дороге человека, об их жизни возле «проклятой» реки. К ним приходит и еще один – очень одинокий человек, которого впоследствии унесет река. Затем следует целое созвездие персонажей – со своими проблемами, нелегкой судьбой и едва ли не вынужденным приездом к первым героям. И третья часть – их совместная, но четко разделенная жизнь на этом клочке земли, продолжающаяся до того момента, когда все, кроме вдовца с ребенком (от первых поселенцев) и 13-летней девочки (от вторых), покидают это место. Следить за перипетиями взаимоотношений нелегко, как и в «Сто лет одиночества» Маркеса, сравнение с которым невольно напрашивается в ходе чтения. Именно сравнение, не более. Там Макондо, здесь аул. И там, и здесь расплата за безудержность страсти. Даже «перепутывание» близнецов – Хосе Аркадио и Аурелино (у Маркеса), Марии и Софии (у Черчесова). Психологизация образов начисто отсутствует у того и другого, художники живописуют только труд, любовь, рождение и смерть. При том Черчесову удается поддерживать и высокую планку современной прозы и интерес читателя стилевыми находками и стихийностью происходящего, даже, казалось бы, не зависящего от воли автора. Жанр саги позволяет очертить тот круг, в котором пребывают герои – тесный, ограненный горами и воистину библейской рекой, и бесконечный, как вселенная. По существу, ничего нового и необычного в романе не происходит. Женщина приходит в этот мир, чтобы смущать красотой и неприступностью, мужчина – завоевывать эту крепость на время или навсегда. Затем природа берет свое не только в смысле продолжения рода, но и служения женщины – мужчине, мужчины - им возводимому дому, очагу, городу. «Полная, как луна» бесприютность не мешает первым поселенцам и немногим поздним пришельцам ощущать свое право строить и наслаждаться самим процессом работы, чувствовать, что это и есть их настоящее рождение, и что жизнь – чудо. «И тогда оно, время, распахивается перед тобой, и ты видишь длинный-предлинный след, похожий на отражение /…/ И отныне ты знаешь, что такое дорога и как к ней идти.» (с.86) Привычка видеть в беззащитном рефлексирующем герое нечто хрупкое, что нуждается в понимании и защите, здесь не срабатывает. Даже женщины, смущающие вначале своей красотой и толкающие мужчин на безрассудства, со временем не только сживаются со своей извечной покорностью, но напротив, ее, эту покорность, рабское служение дому и мужчине возводят в абсолют, гордясь своим предназначением. И философию свою герои постигли не из книг и даже не столько из своего не всегда богатого опыта, но в результате чуткого прислушивания к тем процессам, которые в них происходят, и вместе с горами, ветром, рекой, освоенными ими потайными тропами постигают и принимают мироздание, царят в нем, свободные от навязанных им догм., но свято блюдущие принятые на себя обязательства – нравственные, трудовые, родительские. Это не маргинальные персонажи, напротив, это люди, умеющие вызвать к жизни полифонию чувств и не заблудиться в дебрях мыслей. Их ведет по жизни мудрость Востока, древнего, загадочного, со своей непостижимостью и затаенностью. Тем не менее читателя, уже испытавшего потрясения прозы XX века - Хемингуэя, Фолкнера, Маркеса, Борхеса, Алан Черчесов покоряет и своим стилем, уникальным и возвышенно-органичным одновременно. Назвать это сплавом Востока и Запада было бы упрощением. Это стиль Мастера (именно под этой шапкой и издан роман), это россыпь метафор, это и те шесть склепов, которые за 200 лет рассыпала в прах река – все сродни тем мифам, испокон веков живущим в горах, и каждый из героев творит новую мифологему, четко сознавая, что легче всего отобрать жизнь, поэтому он призван созидать. Понятия зла и добра, греховности и святости, муки совести здесь изначально неприемлемы; не только герои, но и вся окружающая их природа живет в другом измерении, по законам вечности. Разумеется, люди терпят горечь потерь и предательства, одиночество, болезнь, но источник жизни, могучей, перехлестывающей через край, превозмогает все. Поэтому в финале саги 13-летняя девочка, потерявшая свою семью, готова без колебаний стать опорой немолодому вдовцу и его ребенку, «заплести огромный, как память, венок и найти ту могилу, где прячется ветер… /…/ Он ведь так одинок.» (с.50) Потому неудивительно, что река проносит мимо них не мертвое тело, как им показалось, а корявое бревно. «И если это начало, то в начале был смех», - подытоживает автор. И ветер, и звезды, и солнце «ладное, молодое, босое». И все это – в дар людям.