Писать о Нобелевском лауреате нелегко. Тем более, если он из Турции и годы назад высказался за признание геноцида армян своей страной. За что и пострадал: и в тюрьме побывал, и мать с братом от него отвернулись, и вынужден был в Нью-Йорк отбыть. Обо всем этом просто, со строго дозированной чувствительностью Орхан Памук, ныне мировая знаменитость, написал в книге «Другие цвета». (С-Пбг, «Амфора», 2008) И признаться, именно эта книга побудила меня обратиться к другим его произведениям. Однако роман «Музей невинности» (С-Пбг, «Амфора», 2009) сильно поубавил восторгов. Умение писать налицо, европеизированная форма романа – тоже; выдержано и основное требование к классическому роману – в центре обязательная «великая несчастная любовь». Но по мере чтения создавалось впечатление, что автор топчется на месте и весь сюжет можно было сжать до размеров новеллы. О чем роман? У влюбленной эмансипированной пары – вполне преуспевающего молодого человека и достойной разумной девицы не за горами свадьба, но вот у героя начинается параллельный роман с юной девушкой, который им завладевает не на шутку. Фетишизм героя проявляется уже вначале, когда он начинает сбор принадлежащих девушке вещей. Но отказаться от невесты он тоже не может. В итоге – весьма пышное обручение, совместная, но безрадостная жизнь с невестой, с которой, несмотря на ее женский такт и долготерпение, никак не строятся отношения. В итоге он уходит от нее, узнает, что юная возлюбленная вышла замуж, и, несмотря на это, начинает посещать ее семью. Посещает долго и нудно, и всякий раз уносит что-нибудь из ее вещей, пополняя свой музей. Ему-то ладно, пристало терпеть, он фетишист, ну а читателю – за что? Тем более, что ни он, ни девушка почему-то не вызывают сочувствия. И хотя в итоге девушка, так и не простившая ему того, что он отнял у нее самое дорогое – честь (хотя, помнится, она это поначалу воспринимала с пылким восторгом), погибает, а герой катится по наклонной плоскости (его единственное утешение, да и интерес в жизни – музей), пока тоже не умирает, сочувствия к ним не было и нет. Можно откупиться универсальной фразой «чего только в жизни не бывает», и только.
Между тем, можно муссировать без конца сходные ситуации и не наскучить читателю. Блистательное тому подтверждение – романы Франсуазы Саган. Но более для меня близкая ассоциация – роман Джонатана Эймса «Дополнительный человек» (М. «Центрполиграф» 2007). Здесь тоже фигурирует фетишист, фетишист поневоле, ибо женщина вызывает в нем такие сильные эмоции, что он теряется и в итоге довольствуется похищенными предметами дамского белья и посещением клубов трансвеститов. Об этих модных ныне отклонениях мое (старшее) поколение предпочло бы не знать ничего вовсе, но художник проник в тонкие тайники человеческой души, создал образ настолько трогательного и ранимого человека, что в конце романа испытываешь облегчение, когда герой отправляется в путешествие с 70-летним джентльменом, искренне полюбив его. Образ последнего тоже далеко не однозначен: он не гнушается ничем, лишь бы не только держаться на плаву, но и вращаться в высшем обществе. И когда у престарелых богачек нет сопровождающего, нет достойного общества, он умело выдвигает свою кандидатуру. Трудно сказать, насколько безгрешно сложатся отношения этих двух людей, но удушье одиночества герою больше не грозит. Более того, возможно, «дополнительный человек», чьи сентенции отсылают нас к парадоксам Оскара Уайльда, сделает молодого человека более раскованным и пригодным для жизни.
… Затем была «Черная книга» О.Памука, написанная в жанре полудетективного романа, обильно уснащенная мифами, преданиями – свидетельство поразительной эрудиции автора. И именно это произведение побудило меня обязательно достать и прочитать роман «Снег» (С-Пбг, «Амфора», 2009), о котором была наслышана.
«Я не умею обходиться без книг, но они не так щедры, как цветы. Ведь книгам не дано умирать, возрождаться и умирать вновь, навсегда. Врачует только преходящее. В том, что притязает на бессмертие, утешения не найти», - подписываюсь под словами французского писателя Кристиана Бобена, ровесника Памука (оба родились в начале 50-х годов XX века).
И вот долгожданный роман «Снег». Показательно, что если автобиографическая книга вышла в свет (на русском) в 2008 году, то названные следующие три романа – в 2009-м. В «Снеге» размах значительно шире: тут не только «великая несчастная любовь», не только поэт, вынужденный уехать в Германию, затем вернуться в Карс на время, но и события государственного масштаба – новая установка на европеизацию со стороны властей и борьба с традиционными исламистами. И на протяжении всего повествования – снег, засыпающий прошлое и будущее, не дающий состояться герою ни как поэту, ни как счастливому любовнику. После чтения пространной рецензии Г. Тер-Габриэляна, проникающей в такие философские глубины (одни только имена Бахтина и Достоевского в данном контексте заставляют содрогаться) и выстраивающей крепкий теоретический каркас, высказываться страшновато. Но попробуем. Во-первых, многозначительный символ «Снег» (дождь у Маркеса, ветер у Блока и Чаренца) сам по себе немногого стоит и по существу ничего не добавляет к повествованию. Во-вторых, образы очерчены таким образом, что ни один из них не то чтобы симпатии, но и особого интереса не вызывает. Поэт Ка (вспомним вспомним землемера К. Кафки), создается впечатление, не состоялся, ибо просто не мог состояться. Это же чистой воды графоманство, когда приходят строки и исчезают, если ты не успел их записать. Хотел быть вне политики (это понятно), но купил свободу как будто предательством. Хотел любви, но отступился, узнав о двуличии женщины. Да и убили его уже в Германии вовсе не потому, что он представлял какую-то опасность для кого бы то ни было, а так, на всякий случай, чтобы не возникал. И слезливая любовь его оставляет равнодушным читателя, тогда как красавица Ипек должна быть именно такой – статичной, бесстрастной, даже не вне греховности, а над нею. Интересны образы супружеской четы лицедеев, пожалуй, самые удавшиеся в романе. Теперь об «армянском следе» в романе. Г.Тер-Габриэляну это представляется таким образом, что Памук обиняками, дипломатично, но все же затрагивает эту тему. Мне же кажется это перечеркиванием былых неосторожных высказываний. И если в романе на собрании кто-то задает вопрос «а куда исчезли полтора миллиона проживающих здесь армян», то это несомненно провокаторы. Хотя Памук вскользь признает, что армяне и русские кое-что привнесли в культуру Турции. И опять-таки при всем обилии сцен и персонажей, роман постоянно повторяет себя в основополагающем тезисе о невозможности политической альтернативы в создавшихся условиях.
Памуку, разумеется, не страшны крошечные островки критики в свой адрес. И, возможно, все дело в том, что мы привыкли к европейскому и русскому роману, в отношении же остальных неминуемо наступает отчуждение. И прочтение четырех книг Памука мы не склонны считать напрасной потерей времени: панорама современной Турции красочна, четко очерчена и убедительна. А познавательная составляющая – один из компонентов процесса чтения, к какому бы итоговому результату это ни привело. И не стоит особо переживать, что Нобелевские лауреаты нынче не Сартр и Камю, Пастернак и Солженицын, а Памук, Флеминг, Еллинек, Кутзее, Леклезио.
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо! (С.Есенин)