ЮЗы21. Эпистолярная лирика и утрата невинности

 

              ЮЗы21. Эпистолярная лирика и утрата невинности.

     В главе "Общага"(рассказ "Контрацепция, как наука") я писал, что наши взаимоотношения с девочками в училище были лиричными и невинными, по многим причинам: первое, контакты с ними были довольно - таки редкими (танцы раз - два в месяц в фойе первого этажа на улице Мира, дом 15 под духовой оркестр.

      В батарее выдавались пропуска - пригласительные для девушек, естественно раздавались командирами  тем, кто постарше, на наш школьно - суворовский взвод вообще ничего не выдавалось. Пригласивший, свою девушку без внимания не оставлял (даже курить не ходил, мерзавец), "подклеиться"  было практически невозможно.
   
      Выскакивали на улицу и уговаривали дежурного по КПП пропустить для себя приглянувшуюся безбилетную даму, жаждущую потанцевать; иногда прокатывало. Именно так Толик Клементьев  (герой рассказа:  ЮЗы 15 "Умирающий лебедь Сен - Санса ...")  и приобрёл даму сердца, после чего стал получать билет - приглашение и общаться с ней на более или менее постоянной основе.

      Второе, отсутствие "хаты" и, третье, фатальное отсутствие материальной основы для ухаживания, то - бишь "мани - мани" (денег).

      Но вернёмся к Клешке, весь взвод следил за развитием событий, сопереживал и донимал его безграмотными советами. Однажды у Клешки началась полоса учебной невезухи (двойки, тройки), быть может, причиной стали именно его цветущие чувства, в результате он не только не ходил в увольнение, но и "гремел" по субботне - воскресным нарядам.  Наступала угроза "ухода любви и увядания помидоров" .
   
     И тут на помощь пришли верные друзья, заставившие Толика сесть за письмо любимой. Он честно "потел" часа полтора, но т.к. весь его опыт в эпистолярном жанре ограничивался письмами маме с постоянно - неизменным текстом: "Жив - здоров, чего и тебе желаю", а далее приветы соседям по селу, то громкая читка его опуса была безоговорочно отвергнута всеми.

     Мы с Виталием Соколовским взялись сочинять стихи, хотя до того этим не занимались. Остальные погрязли в споре можно ли использовать, застрявшую  в мозгах каждого, классику, предлагая весьма затёртые образцы из школьной программы. Через час мы с Виталием выдали на обсуждение свой опус.
  Тебя любить, - большая честь.
    Скажи: "Умри!"
                Отвечу: "Есть".
  Спроси : "Любим ли без тебя мне свет?"
                Отвечу чётко: "Никак нет!"
  "Так точно!",- я отвечу на вопрос:
                "Приятен ли мне твой холодный нос?"
  Проси исчезнуть или снова показаться,
    Я сгину, объявлюсь и рявкну:
                " Рад стараться!"
 
     Напомню, что дело было под окончание первого курса, в связи с этим "стихи" были приняты на "УРА", как лиричные, патриотичные и в военную тематику.

      Так как Клешкин почерк был сродни медицинскому (кура лапой), письмо поручили писать  Жене Трефилову, ошибки за ним исправлял я, а уже чистовик вложили в конверт, каковой и дали лизнуть Клешке при заклеивании. До почтового ящика его сопровождали всем взводом, дабы он не скинул его в урну.

      Ответ ждали всем взводом "как соловей лета", кстати эта фраза была в конце отправленного письма. Кой - какая проза там всё - таки обозначилась, я за её составлением не проследил, отдыхая после творческого напряжения, а оспаривать уже согласованное всеми не стал. Потому и улетел тот "соловей".

    Ответное письмо читали всем взводом вслух. Дама сердца  была обрадована его появлением, т.к. посчитала, что он "слинял" из её жизни, как, наверное, поступали многие другие (она была старше нас лет на пять ). В конце письма она задала вопрос: "Есть ли у него другие, более любовные стихи?"

     Над вторым стихотворным опусом мы с Виталием под зорким оком всего взвода просидели две самоподготовки  (более шести часов), результат потряс самую изысканную часть нашего взвода, а для себя переписали все для дальнейшего использования в завоевании женских сердец. Дай, Бог, им удачи! Вот, что получилось:

  Не посвятить тебе стихов не мог,
  считаю это просто невозможным,
  прочти в душе, пойми дыханье строк
  и не сочти всё это ложным.
     Простор души моей стеснён ужасно,
     очерчен кругом милых глаз твоих,
     я в них тону, желая страстно,
     лишь вынырнув, вновь погрузиться в них.
  Не знаю как и объяснить всё это,
  в глазах твоих сияет дивный свет,
  ты по стихам могла бы полюбить поэта,
  но ты не знаешь ведь, что я давно поэт.
     Но не случайно в сердце грусть запала,
     надолго погасив страстей накал,
     ты обо мне конечно не мечтала,
     а я в тебе нашёл свой идеал.

     Встревоженный  за свой "талантливый"  стих, я проследил за прозой:  убрал "соловьёв" , "люби меня, как я тебя" и прочую муть, подпустил тоски и желания "встретить вдруг,  к груди прижать". На этот раз Клешка отправлял письмо самостоятельно.

     В ответ она пригласила его в гости, в какое - то , не помню, фабричное общежитие  на ужин, девочки - соседки пойдут в кино. Командиры, стоявшие у колыбели рождения великих чувств, увольнению не препятствовали.

      Собирали его всем взводом, старшина Покутний выдал ему новые носовые платки по одному в каждый карман, я учил пользоваться  "ножом  правой, вилкой левой", стыренными для этой миссии в столовой. Шипчик (Ваня Шаповалов) подарил ему неношеные носки, портянки у него с трудом отобрали. Галямин, наш комод, сунул ему под мышку, завёрнутые  в газетку, новые тапочки армейского образца.

      Инструктаж был скрупулёзным  до мелочей.  Главный  лейтмотив звучал так: "Не щёлкай пастью, почуешь слабину, бери инициативу, то - есть даму, в свои руки."

     Клешку ждали не только наши , но и ребята из соседних взводов, глянув на его морду при входе в казарму, все поняли: "Свершилось!" и грянуло громкое : "Ура!!!"

      От подробностей он сразу и бесповоротно отказался, ограничившись коротким: "Засадил." В главе "Общага" я пытался осуществить подборку синонимов этого действия и вспомнил, что этот образец не указал.
 
     Как лучшему другу мне он признался, что удовольствия не получил и встречаться с ней он больше не будет. К этому остаётся добавить , что и у меня, уже позже,  история повторилась один в один.

     Анекдот от Тиля: "Из дневника одного школьника: "Сегодня впервые имел женщину; жалкая пародия на онанизм!"

     Женя Трефилов через некоторое время  использовал последнее стихотворение в общении со своей девушкой, на её просьбы написать ей ещё свои стихи, бросился к нам с Виталиком. Но, видимо, Муза к нам вообще не приходила, а, может быть, постояла рядом и, убедившись в нашей бестолковости, упорхнула раз и навсегда. Это не помешало Жене жениться на Наде ещё до окончания нами училища (он был старше нас года на три - четыре).

     Правда, позже Ваш покорный слуга грешил рифмой, особенно, когда рядом оказывался объект достойный покорения, но это будет много позже описываемого эпизода.

P.S. Да, простят меня читатели "Проза. ру", я не изменщик, такова "правда - матка".