Я не решил что делать с Человеком… (экстравагантный роман)
Главка 6
Абама смотрел на звёзды. Он тихонько, пока сонные охранники дремали, выбрался на крышу Желтого дома. Бриллиантовая небесная россыпь чуть колыхалась. Наедине с мирозданием Барак себя чувствовал возвышенно и одиноко. Трепетной рукой он развязал узел галстука. Взглянул на часы – было 2 пополуночи. Через секунду из механизма времени полилась любимая полумелодия – кремлёвских курантов. Ему говорили и не раз – что это непатриотично и т.д. Но тяга к вечной музыке перевешивала все резоны. Он не мог, увы, жить без мелодичного боя курантов.
«Власть отвратительна, как руки брадобрея», - откуда-то сверху пришла правдивая строчка. Последние года два много роилось мыслей у нашего бедолаги в голове. Но он их все скрывал. Ведь мысли к нему поступали в частном порядке, а был-то он лицом общественным!
Поэтому и приходилось полутайком выходить на крышу – и шептать там свои оригинальные и умные думы созвездиям и планетам. И это не было причудой гения. Это была потребность усталого политика в отдохновении и релаксации.
Итак, он стоял перед безмолвной Вселенной, задрав подбородок вверх, и что-то шептал неисповедимое.
Вдруг, словно дуновение ветерка – или легкая полутень шевельнулась у него за правым плечом.
«Наверное – вездесущая охрана!» – подумал он.
И опять сделалось ему неодиноко и зябко. Он скосил глаза в сторону и увидел… Джен Псоу. Она, словно сомнамбула, словно полная луна, осторожно двигалась по крыше. И не замечала Барака. Она была тиха и вдохновенна. И как-то по-новому увидел её Абама в роскошном тихом ночном свете. Её рыжие волосы золотились спелой полуночной рожью. Лицо было нежным и по-детски удивленным. Она остановилась в трех шагах от него. И, запрокинув голову, что-то зашептала горячо.
Вся эта сцена была очень таинственной и странной. Таинственной и странной. Теплые флюиды ночи словно вплетались в едва слышимый лунный джаз. Ночь воистину была колдовской.
Поневоле Барака потянуло на стихи. И он непроизвольно сочинил несколько строчек.
Колдовство подлунной ночи,
обнажённый белый свет.
Но тебя любить не проще,
ничего не ждя в ответ.
Танго нежности морозной,
танго призрачной Луны…
Наши встречи, наши розы,
наши души сочтены.
И Джен как бы услышала эти стихи, и повернула свое вдохновенно-мистическое лицо в Абаме! Их взгляды встретились! Дружественные и исполненные невыразимой капитолийской нежности.
- Простите,- смущённо произнёс Абама, - я, кажется, помешал вам. Это непреднамеренно. Я просто уже стоял здесь, когда вы пришли.
- Да, - сказала Джен, - странное место встречи… Но я рада Вам! Впервые вижу вас без галстука. И… мне почудилось – или вправду… вы читали стихи?!
- Был грех, - светло усмехнулся Барак, - никогда, в общем-то, не сочинял. А тем более в рифму…
-Да, в Америке у нас не принято рифмовать. Только белые стихи сочиняют профессора и студенты. Но вот чтобы президент, да ещё и в рифму – чудеса да и только!
- Я и сам себе удивляюсь. Всё же влияние славянских цивилизаций огромно. Кажется, в основном, рифмуют в России?!
- Или в Сибири! – секунду подумав, выдала многознающая Псоу.
Им было радостно и хорошо вдвоём. Болтать вот так обо всём и ни о чём. Нежный лунный свет бродил по их просветлённым ликам. И, словно не было тяжести ежедневных мучительных будней, – они улетели куда-то.
Над Джен смеялся весь мир – за ее милую некомпетентность. Да и Бараку приходилось постоянно выслушивать критические мнения демоса (толпы) – и слева, и справа.
- Знаете, - вдруг решилась на ночные признания Джен. – Недавно со мной приключилась престранная история. Или, может быть, это было видение?! Во всяком случае, никогда со мной ещё не было ничего подобного! Только вы не смейтесь, хорошо?!
Абама и не смеялся, а внимал. И она всё выдала ему – первому встречному президенту. Рассказала историю, которая мучила ее последние дни: своей дикой несуразностью, нелепостью, но и манкой притягательностью – о своей встрече с поэтом-дантистом Башаром в Багдаде.
Странно, странно все это, - мыслил Абама. – Или это провокация спецслужб, или… Но ведь и мне звонит иногда Михайла из России! Тоже, согласитесь, та еще история!
У каждого из нас есть своя «та еще история!». Тайная, постыдная, неудобоваримая, безумная. И мы таим её в глубинах – и ни гу-гу. Глухое ухо собеседника – страшная вещь.
Но здесь! На крыше Капитолия! Они открылись друг другу – два чиновника высшего ранга. Это было прекрасно до невероятия! И тёплый ночной воздух ласково и нежно слал им свои пряные ароматы.
Они перешли на «ты».
– Не знаю, Барак, что со мной?! Стыдно признаться, но я снова хочу… в Дамаск! Абсолютно голой… в чужой аромат кофе! Я знаю умом, что этого не надо делать, но очень хочу, понимаешь?!
- Женщины, женщины, - с философским великолепием изрёк Абама. – Конечно, понимаю… С этим феноменом я сталкивался не раз. И не два. И не три. В общем – всё время сталкиваюсь в свободное от работы время…
И они еще долго шептались в ночи. И шёпот их – искренний и густой – долетал до самых отдалённых и удалённых окраин Вселенной. И в ответ, из глубин, донеслось, словно с тихим вздохом: я не решил - что делать с Человеком…