АНТИ-МАЯТНИК-1
Книга пародий
на стихи Владимира Зюськина
ЗА ЧТО?
Один из интернетских читателей спросил: “За что вы так на Зюськина напали? Разве мало других поэтов?..” Сейчас я бы ответил так. Поэтов, на стихи которых можно писать пародии, действительно, много (из их числа я не исключаю и себя). Но Зюськин – это явление уникальнейшее. В нём одном соединились черты современной русской поэзии, и, если бы пропали вдруг сочинения всех других поэтов, а зюськинские остались, то этого вполне хватило бы, чтобы в полном объёме представить поэтическую разнокалиберность нынешней России.
Почти все сегодняшние поэты, а точнее – пииты, страдают никудышным знанием русского языка, удивительным отсутствием стилистического чутья. И Зюськин здесь такая глыбина, которую не то что не заметить, обойти не представляется возможным. У него что ни строчка, то повод для пародии. То неблагозвучие высовывает уши; то словечко употребляется такое, которое и новатор Маяковский постеснялся бы поставить в строку; то тему поднимает автор настолько неблаговидную, что сомневаться начинаешь о наличии в его духовном архиве элементарной человеческой совести; то мысли высказывает настолько несуразные, что диву даёшься – а закончил ли человек хоть среднее-то, школьное, минимально необходимое образование; то проявляет такое дремучее непонимание православных истин, что любой ярый атеист может показаться вполне лояльным к известным всему миру высказываниям Христа.
Наверно, и этого уже в избытке для ответа интернетскому читателю. Но у меня есть еще более веские причины, побудившие дерзнуть на целую книгу пародий.
После поверхностных встреч в екатеринбургской, тогда свердловской, молодёжной газете “На смену!”, случившихся почти сорок лет назад, мы с Зюськиным почти не встречались, а тут судьба свела лицом к лицу. Разговорились. Я рассказал, что нашёл-таки истину, надёжную опору в жизни, и недавно крестился. Казалось, и Володя обрадовался этому.
– Знаешь, и я ведь крестился; правда, исповедаться пока не исповедался. Что-то не насмелюсь никак.
Зная, как трудно по первости открывать душу перед Богом и священником, предложил ему вместе пойти на исповедь и причащение. Думал, это поддержит его, ободрит. Но заметил, как тяготила моего знакомца литургия, как сумрачно ждал он начала таинства. Потом признался:
– Еще раз убедился в ненужности церкви. Прав был Толстой. Напрямую надо общаться с Богом.
С этих пор начались у нас долгие перепалки и при встречах, и по телефону, и по Интернету. Я пытался растолковать горячему оппоненту те истины, которых он не знал (а не знал он их почти все), Владимир же старался разбить мои убеждения и неколебимо отстаивал свои светско-языческие взгляды. Уже тогда мне стало ясно, что Христовы откровения – единственно убедительная истина, единственно верный путь и единственно радостная жизнь, если, поняв и приняв их сердцем, стараться ни на шаг не отходить от них. И на творчество я учился смотреть с этой точки зрения.
Понятно, по электронке мы обменивались подборками стихов, и чем больше мы спорили о Христовых откровениях, тем больше я находил в трудах моего идейного отрицателя несоответствий евангельским заповедям, богословским положениям, единственно верной и неоспоримой истине. По мере того, как я сам убеждался, что жизнь человеческая полностью зависит от веры или неверия в Бога, в равной степени стал убеждаться, что и творчество зависит от близости или удалённости человека от Творца. Верующие писатели, поэты ли, получая от Духа Святого небесную силу благодати, достигают таких высот, которые неверующим сроду не снились. Мои попытки укоренить эти мысли в моём сопротивнике, цели не достигали, и тут еще раз, уже на мне самом, подтвердилась библейская мудрость: “Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых”. Споры и частые общения с Зюськиным я решил прекратить, ограничившись пародиями.
Написал с десяток и сообщил Володе. Он ответил:
– Пиши. На пародии я не обижаюсь.
Не учёл, что пародии пародиям рознь. В моих иронизируются не столько неловкие строчки, сколько духовные причины, благодаря которым строчки эти на свет появляются. После первой же электронной пересылки мой ниспровергатель настолько возмутился, что назвал их мерзкими пасквилями. Словом, в пародиях он себя не узнал. И я пошутил:
– Наверно, придётся книжку пародий написать, может, тогда узнаешь.
И сам не заметил, как книжку написал. Всё как-то само собой поделилось на главки. Пожалуй, было бы совсем неблагодарным делом разъяснять каждую из них, но одну всё же прокомментировать придётся. Наши споры носили столь острый характер, что многое из того, что говорил Владимир, осталось в памяти неприятным грузом. Не на всё я успел и сумел ответить. Появилась необходимость на отдельные реплики откликнуться не короткими пародиями, а стихами.
Володя (да простит он меня за то, что я его так называю – несмотря на жестокие распри наши и на острую критику его, по моему определению, светско-языческого миропонимания, я его по-православному люблю) и устно, и письменно укорял меня: дескать, пародиями своими я пытаюсь смешать его с грязью. Но не такой уж я простак, чтобы не знать, что любая критика вызывает только повышенный интерес к автору критикуемому; и моя книжка пародий, думаю, сослужит этому делу. Но да будет на то Божья воля, поскольку всё, что против Христовых истин, в конце концов только служит их укреплению, проверкой читателя на высокую духовность, подталкивает его к ней.
Но тогда зачем же эта книга? Надеюсь, затем, чтобы читатель знал, что есть пишущая братия, для которой хуже горькой редьки бездуховные, почти без всякого прикосновения к высокой нравственности, широко разлившиеся по стране нашей, конечно же, не стихи, а вирши.
А потом есть у меня маленькая надежда (очень маленькая), что Владимир Зюськин, Володя, Влад, как он себя теперь любит называть, всё-таки уйдёт от своего языческого, толстовского божка и придёт к Богу настоящему, истинному. Ведь как легко с Ним и радостно!
Среди многих моих молитв эта – на одном из первых мест.
Борис Ефремов,
октябрь 2014 года
ЧЕТЫРЕ ЦИКЛА ПАРОДИЙ
ЗЮСЬКИН И АННА-БУ
1.
РЯДОМ НЕТ
Целовали руки, ноги и волосы…
Анна-Бу
Целовали руки, ноги и волосы.
Ну а дальше? Или это секрет?
Ты признайся, хотя бы вполголоса.
Не таись. Рядом Зюськина нет.
2.
ПОНАПРАСНУ
Здесь безлунной ночью никогда не спится
И рождаются строки на сырой бумаге.
Анна-Бу
Вот и ещё одна воду лить мастерица.
Так что, Зюськин, понапрасну судьбу не крой.
У Анюты-Бу что ни строчка – мокрица,
Да еще и на бумаге сырой.
3.
НЕ БУДИ
Еле слышно скрипит половица.
Слишком рано меня не буди…
Анна-Бу
Как назло, заскрипит половица.
Не рискуй, Анну-Бу не буди.
Тут такая польётся водица!
Лучше посуху, друг, уходи.
4.
ОТКУДА ВОДУ БЕРЁШЬ?
Здесь не скрипнет дверь, не заплачет птица.
Здесь на дне колодца не осталось влаги…
Анна-Бу
Ох, Володька, и у тебя из стихов водища льётся.
Эти уж пииты! Водянистый народец!
Ты откуда воду берешь? Откуда придётся?
А у Анны-Бу один источник – колодец!
5.
ПРИМЕР
Я убила в себе поэта.
Это было не просто так.
За зимою приходит лето,
а за летом – опять зима...
Анна-Бу
Бу убила в себе поэта.
Без подсказок чьих-то. Сама.
И проходит без виршей лето.
И проходит без виршей зима.
Ну, а ты свою воду в ступе
Всё толчёшь без границ и мер.
Анны-Бу волевой поступок
Неужели тебе не пример?
ЗЮСЬКИН И КЕЙНН
1.
СЕРЕБРЯНЫЙ ВЗГЛЯД
Я нашёл твой серебряный взгляд,
В хрустале голубых незабудок.
Кейнн
Ты ответь, мой лирический брат,
Сколько, что и когда нужно выпить,
Чтобы девы серебряный взгляд
В голубой незабудке увидеть?
2.
РОМАШКА ОГНЯ
Мы гадали с тобой на ромашке огня,
Опять в пустоту, оправдать предрассудок.
Кейнн
И ещё подскажи – не дойдёт до меня,
Может, лишнюю выпил рюмашу, –
Как костёр разложить, чтобы пламя огня
Хоть на миг превратилось в ромашку?
3.
В ДЕТАЛЯХ
И сухим невозможно пройти,
Между струй седого дождя.
Кейнн
А ведь ты и сухим под дождём проходил,
Затерявшись в захлюпанных далях.
Ты поэму о сексе тогда сочинил…
Или строчку… не помню в деталях.
4.
СО СЛОВАРЁМ В РУКЕ
Соберу на углях креатив,
Улыбнусь, обнимая тебя.
Кейнн
Какое неземное наслажденье
Читать стихи со словарём в руке!
О, напиши, мой друг, стихотворенье
На вознесенско-кейннском языке!
5.
НЕ ПОЙМУ
Жестокая в любви свобода,
Ты посмотри украдкой на меня с экрана.
Но ангелы ушли, концептуальности природа,
Упрёком в никуда застыла икебана.
Кейнн
Ну, а тут не ребус, тут засада,
И словарь тут, право, ни к чему.
Растолкуй мне, Зюськин, всё, как надо.
Ни хрена я что-то не пойму.
ЗЮСЬКИН И ДРУГИЕ
(Пародии на пародии)
1.
ХОЧУ В КАНАВУ!
Меняю славу на бесславье,
Ну, а в президиуме стул
На место теплое в канаве.
Евгений ЕВТУШЕНКО
И понесли меня из зала.
И стало холодно душе.
Сопротивлялся – не спасало.
И вот в канаве я уже.
Владимир ЗЮСЬКИН
Придёт же блажь такая, право:
Президиум какой-то… зал…
Зачем тебя нести в канаву?
Ты из неё не вылезал.
2.
БУФЕТ, ТАМАРА И КРОВАТЬ
Полюби меня, буфетчица Тамара,
Выдай койку мне, товарищ комендант.
Борис МАРЬЕВ
Без буфета, скажем прямо, нет поэта.
Без Тамар случайных слаб любой талант.
Ну, а если нам присуще то и это,
Выдай койку мне, товарищ комендант.
Владимир ЗЮСЬКИН
Напросился? Он тебе и выдал.
Да не койку, а двуспальную кровать.
Секс и секс – во всевозможных видах.
И в стихах просвету не видать.
3.
ТЕМЯ
Цветения немыслимая власть
Лишает слов и жаром сушит темя.
Платок на тыне указует время
И место. Чтоб душа не сорвалась.
Мая НИКУЛИНА
Я ехала, мечтала о хорошем,
И вдруг душа чуть-чуть не сорвалась.
Какой-то бес, подлец, подлез под лошадь.
Я шмякнулась на темя – прямо в грязь.
Немыслимый пассаж! Утешусь тем я,
Что с полпути не повернула вспять.
…Порою, правда, жаром сушит темя,
Но это не мешает мне писать.
Владимир ЗЮСЬКИН
Но в ту же грязь тебе пора настала
Упасть, с одною разницею лишь:
Она-то шмякнулась, да тут же встала,
А ты с тех пор на темени стоишь.
И я ни капли правду не нарушу,
Сказав, что Майя, не тревожа тишь,
Стихи писала теменем наружу,
А ты их вверх тормашками строчишь.
* Только стояние вверх тормашками
заставило нашего пиита написать имя
«Майя» наподобие 1 Мая.
4.
ЗА ВОДКОЙ И ЗА ЧАЕМ
И тело не мое, увы, другое
Прикрыло амбразуру решетом…
Ярослав САФОНОВ
Я мучаюсь за водкой и за чаем,
Не зная, как мне искупить грехи.
Вдруг слышу голос павших: «Мы прощаем.
Лишь только не пиши о нас стихи!»
Владимир ЗЮСЬКИН
И мы тебя за водкой и за чаем
Прощаем за сплошной поток грехов.
За всё, за всё, за всё тебя прощаем,
Но только больше не пиши стихов!
5.
ПРИСЕСТЬ, ПРИЛЕЧЬ…
Влюбиться в нежность с карими глазами…
Петр РОДИМОВ
Влюбиться в нежность с карими глазами,
Ногами, бедрами, губами и т. п.
На травку с ней присесть… Прикиньте сами,
Куда занятнее (никто ж не враг себе!)...
Владимир ЗЮСЬКИН
Ах, Зюськин! Уж себе-то ты не враг!
Присесть, прилечь… Тут выданной кровати
Давнишним комендантом опыт, кстати.
Тут всё не просто так, не просто так.
6.
РИФМОЗВОНКИЙ ТРУД
(Из предыдущей пародии)
Ну, а комар… Так он поэту близкий:
Крылаты оба, оба что-то пьют.
Я кровь отдам, и в комарином писке
Пускай звучит мой рифмозвонкий труд.
Владимир ЗЮСЬКИН
Считай, полвека ты исходишь паром,
Сойти на нет давно пришла пора.
Свой рифмозвонкий труд, видать, не даром
Ты уподобил писку комара.
7.
ГОЛЫШОМ
Я ночью пил вино – и медленно светало.
Гуляло голышом по комнатам окно.
Юрий КАЗАРИН
Всю ночь я пил вино и до того набрался,
Что голышом по комнате пошло гулять окно.
Владимир ЗЮСЬКИН
Тебе, мой друг, Казарин не соперник.
В стихах твоих, когда ты пьёшь, крюшон,
(Пускай в раю завидует Коперник!)
Весь мир подлунный ходит голышом.
Но, правда, если выйдешь на вино,
Всё, как у негра в заднице, темно.
8.
ВПОТЬМАХ
Проворнее дождя
Бегут на свет из мрака
Собака и дитя,
Особенно – собака.
Юрий КАЗАРИН
Курить – здоровью вред,
А пить – себе дороже.
Собака прет на свет.
Соображает все же!
Владимир ЗЮСЬКИН
А ты, на печаль и на страх,
Чтоб помнили дольше потомки,
Трусишь по России впотьмах
С рифмованным бредом в котомке.
9.
КРЫША
Не уповай на спасение свыше,
Не предавайся мольбе никакой,
Сам, как умеешь, держи свою крышу
Мокрой усталой повинной рукой.
Алексей КУЗИН
Кто-то мне строчки нашептывал свыше,
Но шепелявил. Я слух свой напряг.
Вдруг ощущаю: поехала крыша,
Медленно тронувшись, как товарняк.
Владимир ЗЮСЬКИН
Поехала крыша, ну что же,
Счастливого, братец, пути!
И ты до хорошего дожил,
Сиди да баранку крути.
10.
НЕЗЕМНОЕ
С дымом ходынок нагорных
свыклись мундштук и десна.
В маковых пепельных зернах
нету молочного сна.
Евгения ИЗВАРИНА
Ходынкой накрылся молочный матрас,
А в маковом зернышке – челядь.
Такое я выдам, что сразу у вас
Вставная отвалится челюсть.
Владимир ЗЮСЬКИН
Ну Зюськин!
Ну Вовка!
Поддаст, так поддаст!
Шальное, почти неземное.
Не только отвалится челюсть у нас –
Отвалится всё остальное.
11.
ВЕНЕРИН ДЕНЬ
Венерин день. Венерин башмачок
примерить. Станет впору — так молчок.
Евгения ИЗВАРИНА
Свидание. Касание. Молчок.
И острый кайф, который был недолог.
Венерин день. Венерин башмачок.
Венерин стон. В финале – венеролог!..
Владимир ЗЮСЬКИН
Как будто кто его науськал
Ломать классический запрет.
Где секс случится, там и Зюськин,
И даже там, где секса нет.
Но лишь нагрянет, сивый мерин,
Там страсти всполох и расцвет.
Видать родился в день Венерин
Многострадальный наш поэт.
ЗЮСЬКИН БЕЗ ВСЯКИХ ЯКИХ
1.
ХРЕНОВЫЙ КОЧЕГАР
Мой мозг раскочегарен так...
В. ЗЮСЬКИН.
Мой мозг раскочегарен так,
Что вот над ним сорвётся крышка.
Пишу – от пота весь размяк,
А стих холодный, как ледышка.
2.
НАПАСТЫРНАЧИЛ!
Я прошёл немалый круг.
И пушкарил, и есенил,
Но напастырначил вдруг...
В. ЗЮСЬКИН.
Ну, кудесник ты, однако,
А точней – словесный маг!
Что же, кроме Пастернака,
Есть еще и Пастырнак?!
3.
ЖДЁТ ВЕНОК
Представив груди, лоно,
Он на неё запал...
И страсти взрыв сорвал
В момент одежду с девы.
И выдал повод вам,
Ханжи, визжать от гнева.
В. ЗЮСЬКИН.
Ну да, конечно, мы ханжи.
Мы против лон, грудей и холок,
Они для нас вреднее лжи.
А ты, певец, давай спеши,
Бесстыдно нравственность круши,
И сквозь неё – за рубежи,
Где ждёт венок «Поэт – сексолог».
4.
ГОЛОВОСЕРДЫЙ
Всё, что есть у меня – голова
Да еще безрассудное сердце.
В. ЗЮСЬКИН.
Всё, что есть у меня – голова
Да еще безрассудное сердце.
От всего-то, друзья, естества
Вот такое наследство мне с детства.
Заиметь бы живот да уста,
Жизнь – она ведь не шибко богата.
Да еще голова-то пуста,
Да и сердце, увы, глуповато.
5.
В ЛАПЫ САТАНЕ
Всесильной похоти оскал
Назвал улыбкою небесной.
Чужую женщину ласкал –
Как будто бы парил над бездной.
Но выплеснулась страсть – пришло
Иное: словно бы руками
Своими выбросил весло,
И лодку понесло на камни.
В. ЗЮСЬКИН.
Весло ты выбросил руками
Своими, но сдаётся мне:
Не лодку понесло на камни,
А душу – в лапы сатане.
6.
КЛЕЙМО УКУСА
Но знай: в любовной схватке муза
Пометит так клеймом укуса,
Что выжженной пустыней дней
Пойдёшь сомнамбулом за ней.
В. ЗЮСЬКИН.
Не знал я почему стихи
Твои беспомощно-плохи.
Но спала тайна, словно блуза.
Всё оказалось просто – Муза
Так тяпнула клеймом укуса,
Что ты пустой дорогой дней
Идёшь сомнамбулом за ней.
7.
ДАЙ!
Дай, —
Всевышний, и корабликам моим
Увидеть Твой благословенный рай!
Желаньем этим с детства я томим.
В. ЗЮСЬКИН.
Стихи – кораблики, попав в струю
Греховно-мутную, плывут убого.
И уж какое место им в раю,
Когда они так далеки от Бога!
8.
ОТ ДОНЦА ДО БАЛКОНЦА
Смотрит девушка с балконца,
А улыбка – как подарок.
В. ЗЮСЬКИН.
Ты говоришь, что Маяковский – немец,
Каких в стихах не выкинет коленец,
Да только «смотрит девушка с балконца»
Намного хуже «дней последних донца».
9.
ПРОДАЛ ДУШУ ЧЁРТУ...
Фауст продал душу черту,
Я – газете. На три года...
Будто торт жую в клозете...
Я увидел, в какую дыру
Дурно пахнущую провалился...
В. ЗЮСЬКИН.
Когда работал я в газете,
Весь день просиживал в клозете.
Теперь ни торта, ни газет,
Лишь дурно пахнущий клозет.
10.
ПУСТЫШКИ
Мозг выдаёт стихи...
В. ЗЮСЬКИН.
Мозг выдаёт стихи, как автомат –
Без трепета и без сердечной боли.
И вот они пустышками лежат,
И нету у стихов печальней доли.
7.10.14 г., день
(Продолжение следует)