Ленок, пресноводная рыба сем. лососей.
Длиной до 70 см, весит до 8 кг.
Обитает в реках Зап. Кореи, в России
в озерах и реках Сибири (от Оби до
Колымы) и Д. Востока. Объект промысла.
Советский Энциклопедический словарь.
Студена мартовская ночь. Черное бездонное небо опрокинулось чашей усыпанной мириадами золотых искр-созвездий. Мир спит, только изредка морозно потрескивают во сне деревья. Разорвав тишину громом артиллерийского раската, пролегла по плесу, подобно молнии острая, граненая трещина. Тяжелый, почти двухметровый лёд, под собственным весом опускаясь, ломается, заполняет пустоты после ушедшей воды, и вновь давит на нее всей своей массой. Родники угасли. Перекаты промерзли до самого дна. Засыпает вода, становится тягучей, тяжелой. Трудно в это время рыбешке, и даже ненормальный налим, играющий свои свадьбы в крещенские морозы, потерял аппетит.
Тугой волной эхо раската прошлось по галечному дну. Толкнуло в бок полусонного тайменя, который, приоткрыв зубастую пасть, словно зевнув, сдвинулся в глубину омута, где ил толстым одеялом укрывал ротанов-головешек. Испуганно метнулся ленок, испугав стайку дремлющих гольянов. А над миром тишина бескрайней зимней ночи…
Алым пламенем полыхнуло облачко и исчезло в лучах восходящего солнца. Брея сосенки на вершинах сопок, светило заиграло алмазами закуржавевшего инея и вмиг потемнели листвянки, зарозовел краснотал, легким золотом зашумел под проснувшимся ветерком прошлогодний травостой. Кап. Щелк. Цзинь. Тук-стук-тук… Синица. Капель. Желна. Просыпается мир. А светило-ярило все яростнее. И вот уже первый робкий ручеек с высокого яра соскользнул, дотянулся до трещины, нырнул, спрятался, как ребенок, прижавшись к матери. Чуток материнский сон, шевельнулось, вздохнуло дитё – мать погладит, ласково успокоит; - Спи, еще рано. Да только не унять егозу, комкает белоснежное одеяло, рвется на волю. Рады кутерьме вездесущие гольяны, робко подплывают к свежей струе остробрюшки с чернобрюшками, ловят песчинки, жадно хватают омытый солнцем кислород. Опьянела, увлеклась мелкота. Серебряной стрелой рассек хоровод ленок, ухватил зазевавшегося чебачка, а праздник продолжается. С каждым днем все шаловливее дети, со всех сторон напоминают матери-речке о заботах-хлопотах. А забот море разливанное. Весна! Каждая рыбешка о потомстве думает и каждой свой роддом подавай. Сазану с чебаком – залив прогретый, пескарю с конем – мелководье с проточной водой и золотистым песочком, горчаку еще и ракушек подай, он икру в них откладывает.
Благородные лососи спешат по высокой воде в самые верховья. Десятки, сотни километров преодолевают они против течения, через пороги и заломы, сквозь рыбачьи сети, что бы напиться живой воды истока давшего когда-то им жизнь и подарить ее новому поколению. Ломая сопротивление струй, в самые верховья горных речек стремится ленок. По пути вбирает в себя серебро заснеженных гольцов, алые маки закатов, рассветов, темный жемчуг перекатов – сверкает в хрустале перекатов всеми красками первых весенних радуг. Прекрасен ленок в своем брачном наряде. Мощный, словно налитой яростной силой стремится он к родному нерестилищу. Весна! Зеленоватым дымком окутались лиственницы, сопки заполыхали нежным пожаром багульника. Утиные стаи, долетев до гнездовий, разбиваются на пары, ищут укромные, спокойные озера. Отыграны рыбьи свадьбы. Ленок доверил икру (довольно таки крупную – 3-4 мм) матери-речке, отметав ее на галечных перекатах, бывших когда-то и его колыбелью. А теперь на плесы. Много сил потрачено на дальнюю дорогу и во время икромета не до еды было. ЖОР – это слово ласкает слух рыболова. Ловится ленок в это время практически на все приманки и насадки, исключая, конечно растительные. Сказки о его хищности сильно преувеличены. Зимой, когда не живет рыба, а прозябает, промышляет он только рыбой, но маловат рот, хоть и усеян острыми зубами. Мелкота рыбья; чебачки, гольяны да молоденькие налимчики основная его зимняя пища. Летом же переходит он на всяких водных беспозвоночных; ручейников, поденок, лихо снимает с поверхности мошкару да комаров, за стрекозой до полуметра из воды может выскочить. Мелочь, скажете, для килограммовой рыбки, а кит на планктоне тонны тянет. Не пропустит он мимо себя ни лягушонка, ни мышонка, но уж больно редко они попадаются.
На малых речках, где в поисках рыбы пройдешь по заросшим берегам не один километр, лучше всего обычная удочка, не китайская длинная и хлипкая, а наша российская пятиметровая, с более жестким хлыстиком, дающим уверенную подсечку. Ёще лучше двуручный металлический спиннинг, выпускались такие в советские времена, оснащенный легкой проводочной катушкой. Клюет ленок и на червя и на мушку обманку, сложнее его найти. Еще не сошел брачный наряд, которым не возможно не любоваться, когда он отчаянно бьется на берегу, не понимая, что случилось, не желая смириться с потерей свободы, делает его не видимым на фоне галечного дна. С обрыва видны только легкие полупрозрачные тени, вот одна заскользила к струе впадающей с переката, сверкнула радужной вспышкой в солнечном луче, ухватила паута и снова то ли травы шевелятся на дне улова, то ли солнышко играет бликами волн.
Лето. Отцвела медовым пьянящим ароматом черемуха и вот уже на пригорках, по солнцепекам появилась первая земляника, осыпается с неосторожно затронутого куста жимолость. Межень. Забился в глубокие норы под обрывистыми берегами налим. Дополз и он в горные реки, не захотел оставаться в низовьях. Нет у него харьюзовой прыти, ленковой силы, за то на хитрости горазд. Потрошил их на уху и часто находил в чреве приличного размера голыши. Вроде не курица, да и желудок такой, что миллиметровой толщины крючки переваривает, зачем ему камень? Однажды на перекате увидел; извивается змеей вдоль берега, течение плоскую морду прижимает вниз, не плывет – ползет между камнями, а камушек брюху не дает оторваться от дна. То-то оно у него белое – вышаркалось. Межень. В летние жары только короткой ночью, да на утренней зорьке соблазнится рыба приманкой. Стоит ленок за камнем в глубокой яме, где родник омывает его кристальной холодной водой, а на перекате она как парное молоко – цветет. Тонкая нитевидная зелень покрывает камни, делает их скользкими, ненадежными. И ничем не заинтересовать в это время ленка. Ни вертким червячком, моренном во мхах, ни крупным желто полосатым оводом, про искусственные приманки и говорить не приходится. Легкая блесенка, крутящийся лепесток, стукнула его в бок, едва морду не оцарапала, а он отодвинулся чуть в сторону и стоит прекрасной, недосягаемой мечтой.
Горит на берегу костер. Месяц запутался в темной кроне листвиницы. Упала гуттаперчевая мышь в воду. Вначале видно как она кувыркается на волнах, потом сплавясь ниже теряется из виду на глади плеса. Медленно подтягиваю ее вдоль струи. Всплеск. По лесе передается мягкий дар, это ленок играет – топит мыша. Мгновение и леса рванула удилище из рук, загудела туго натянутой струной. Отчаянно борется ленок, тянет в глубь и вдруг, выскочил на поверхность, прошелся колесом по лунной дорожке, пытаясь вытряхнуть из пасти острые жала тройника и снова в глубину. Устал, спокойно дает подвести себя к отмели и только на берегу, в руках яростно забился живым серебром лунного света.
Быстротечно забайкальское лето. Мари усыпаны сизой голубикой, купает моховка гроздья ягод в ключах. Какой аромат, а вкус – желтовато розовеющую, полной горстью в рот и не надо ни какого винограда. Подходит пора брусники. Изукрасилась тайга осенним золотом, только сосны наливаются тяжелой зеленью. В сосняках рыжики – кружки солнца под бурой хвоей. Чисто промытые в ключе от песка, порезанные соломкой, посоленные в солдатском котелке-матерке через полчаса рыжики готовы. Налимья уха, на рожне шкварчат, подрумяниваются ленок, хариусы. Закипел чай, с брусничником, веточками листьями моховки. Осень!
Чует рыба, что не за горами и зима. Не торопясь, скатывается ленок, с остановками на глубоких плесах, что бы напоследок полакомиться подросшими за лето мальками. Жируя, не разбирает где свой, где чужой, может и мелкого леночка проглотить. Не зевай. Полетела хвоя листвянок. Побыстрей покатилась рыба. Да вот только дорога в низ бывает намного труднее, чем в верховья. А все жадность людская. Перегородили реки заездками.
Глухая стена, одна щель из которой водопадом вырывается вода, а внизу сеть. Глупые гольяны, харьюзки да налимы прут без разбору, набиваются в сеть. Молотит их поток, выбеливает в заездках во время непроверенных, а порой и брошенных пьяными от водки и большого улова хапугами. Ленок, таймень похитрее – крутятся по улову образованному заездкой, в щель не лезут. Шуга пошла, перехватило перекаты. Осталась рыба зимовать, табунится, ищет место поглубже, с родниками. Жмут морозы. Все толще лед, все сильнее давит, то там, то здесь вырвется вода из плена, разольется парящей наледью. Уходит из ямы вода, промерзает речка к середине зимы до самого дна. Белый снег засыпает русло, сравнивает его с берегами. На мари другой раз и не догадаешься, пока не провалишься по пояс, что летом здесь журчали, перевивались, сверкая на солнце живительные струи.
Довелось по весне, когда растопило вешнее солнышко льды, встретить такое плесо, внизу которого была полуразвалившаяся заездка. Все дно было устлано дохлой рыбой. А все жадность людская. Не пустили рыбу сетями на нерест. Заездками не дали ей по осени скатиться. Пару лет повторили. И все – вымер ключ. Ведь на нерест каждая рыба в свой ключ идет, к роднику, где родилась. Идет, чтобы дать жизнь новому поколению, продлить свой род. Врут ихтиологи, что у рыбы холодная кровь. Это у человека нет сердца, а вместо крови марганцовка пополам с китайским спиртом. Это человек не думает о своих потомках, не задумывается о том, что он оставит своим детям, внукам. А ленок недаром относится к красной рыбе. Красное. Красен. Прекрасная, благородная рыба, украшение рек Сибири, Забайкалья – вот только как сохранить эту красоту для наших правнуков?