Целебная сила тайги

Георгий Баль
     Достал. До печенок, до почечной колики достал меня сосед.  А кому понравится?  Возвращаюсь с работы,  на площадке перед дверью лежит труп со спущенными штанами.  В полумраке подъезда зловеще чернеет лужа крови вокруг седой головы, которой он уперся в соседнюю дверь, спутанные гачами ноги зависли на последних ступеньках лестницы. Ни пройти, ни проехать. Хладнокровно перепрыгивать через еще неостывшего покойника вроде не привычно, а домой надо. Перевернул тело на спину. Ба! Славка Синицын с пятого этажа.  «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил». Неожиданно еще тепленький труп стал подавать легкие признаки жизни в виде булькающих звуков дыхания с тяжелым мертвящим духом перегара. Открылась дверь, и голова Славика с  пустотелым звуком перевалилась через соседский порог. Минут пять препирались с Валеркой то ли добить Славика, чтобы не мучился, то ли тащить его на пятый этаж. Жара тем летом стояла невероятная, в тени столбик термометра поднялся и замер на отметке сорок без малого градусов.  Истома  обуяла всех и вся. С трудом преодолев свою лень, все же сжалились. Со второй или с третьей попытки удалось нам придать телу вертикальное положение и, поддерживая его сваливающиеся штаны с оборванными пуговицами, обливаясь потом, поволокли мы Славика вверх по лестнице.

  -Оовв  ууу…. – Вырывалось из его запекшихся уст, и далее следовало, что-то неразборчивое и неудобоваримое в наш адрес и адрес демократов с либералами.

Ступенька за ступенькой, (на три ступеньки – один  забористый трехэтажный) но все же довели, дотащили мы Славика до его дверей. Нашарили ключи в кармане и уложили в коридоре у порога, но вряд ли и   жена в таком виде пустила бы Славика в супружескую постель.

Прошло несколько дней. Запои в летние жары быстро заканчиваются; порой исход летальный, порой менее трагический, но более болезненный. Моя  (с большой буквы) помогла Анастасии (жене Славика) отколоть, откапать алкоголика, не позволили несчастной душе оторваться от бренного измученного суррогатами тела. Довела его жара сорокаградусная – до туалета вдоль стеночки с отдышкой,  перекурами и то с чужой помощью. Ослабел. Стакан рассола поднять не может, плеснет на донышко и ладно, а полный от стола не оторвет.

Вот она жизнь в многоэтажках. Живем в одном подъезде, при встрече здороваемся, а как соседа по имени отчеству величать порой только на поминках и узнаем. Работаем в разных фирмах, интересы почти не пересекаются, гаражи и то в разных кооперативах. У соседок проблем общих больше, встречаются чаще. Если в Советские времена в очереди за колбасой стояли, то и теперь куда ни плюнь везде очередь.  Ныне в РЭСе и сберкассе,  на почте и в МУПе, не говоря про налоговые и пенсионные, пр. и т.п. фонды - очереди, очереди. Что бы стать на очередь и то очередь.  Пока у обслуживающего население персонала два технических перерыва на чаепитье с перерывом на обед не пройдет, никак быстрей не уложишься. Вот и беседуют женщины в полголоса по полдня, сетуют  на свою жизнь бедолажную. Мужики  обычно о футболе, о политике в лучшем случае о любимой машине. А что? Надоела мужику жена, он машину покупает. Ласкает ее, нежит, а демографическая проблема как стояла перед Россией последние двадцать лет, так еще полвека простоит.   Тем временем женщины,  что бы свои кровные государству отдать, от госслужащих чего только не наслушаются.  Сами же о своём - о девичьем; муж, дети, да как до получки дожить, если этот козел половину еще неполученной зарплаты пропить успел. И пьет, и гуляет, порой поколачивает, а другой что лучше будет? Загадки загадывают. Знаете от чего у козы глаза грустные. Правильно, потому что муж – козел. Ну и что? За то - работящий.
 
   Приобрел сосед дачу через забор, стали теперь соседями в квадрате.
   Август. Спадает жара, по утрам холодные росы. В разгаре огуречно - томатная страда. У соседок обмен опытом рецептами, продуктами, специями и секретами.
      - Я тебе молодые листочки и корешки с хренова поля, в огурчики для хрусткости, а ты мне белый перец горошком.
      - Ты попробуй в этот рецепт мускатный орех с горчицей добавь, а эссенцию разбавь спиртом.
    Одним словом изгаляются над овощами и фруктами как хотят. Извращенки. Эксперименты над мужьями проводят, если через три дня не помер, то рецепт удачный,  можно гостям и детям подавать.

    Картошку выкопали, облепиху ободрали. Черная земля на участке, да пожухлые желтые травы под серым небом. Тоскливо стало на дачах. Жен туда и баней не заманишь. А у мужиков работы  невпроворот. Кто стучит – теплицу ладит, кто забор правит, кто канаву оросительную прокапывает, подчищает, смородину-малину пригибает. В одиночку, какая работа? Не бревно поднять, ни доску подержать. Свистнешь соседу, или на его просьбу отзовешься.  Пот совместно  пролитый, не кровь, но на вес подороже соли будет. Соль пудами, пот каплями. Подсобишь, посидишь отдышишься, за жизнь перебросишься. Совета спросишь,  что сам посоветуешь. Идет время; облетел лист с берез, посыпалась мелкая желтая хвоя с листвянок. Уже без приглашения  заглянет к тебе сосед или ты к нему;  у теплой печки покурить или чайку пошвыркать.

   Все,  шабаш. Полетели  белые мухи. Выкручены из патронов лампочки,  двери дачи на загнутый гвоздик, чтобы под ветром не хлопали. От бичей никакие замки не спасут, еще хуже будет; со зла окна выбьют, двери вывернут. Взять нечего – все доброе вывезено, так напакостят, как хорьки. Так что - на гвоздик.  Прощай дача. До весны.
    Доброе знакомство не рвется, перерастает в дружбу. Стал сосед в гости и дома заглядывать. Сидит. Курит, Смотрит, как я снасти на охоту налаживаю, ичиги подшиваю.  Морщится; толи от слов моих, толи от дыма сигаретного

- Не за то Слава,  цыган сына ругал, что тот в карты играл, за то ругал  что отыгрывался. Не за то тебя жинка пилит, что ты водку пьешь, за то материт, что похмеляешься. Ведь можешь не пить,  пить не умеешь.  Вот был делом на даче занят, не пил. А здесь что? Опять друзья-товарищи? Все лето у подъезда просидели, сколько спирта выдули тебя дожидаючись? Так  ты теперь наверстать решил.

Стежок - слово, еще стежок, еще слово. Шью и соседа пилю. От друга чего не вытерпишь (не жинка – не цыкнешь), а я  неторопясь, продолжаю мучить своего соседа. Садист я. Не понимаю слово похмелье. Сам не похмеляюсь и другим не советую.

- Ты думаешь, меня в тайгу нужда гонит. Нет, Слава. Охота она пуще неволи. Было время, когда без зарплаты по полгода сидели, а кто и больше, тогда на зверье да рыбе и выживали. Сейчас душа просит. Я тоже не святой. И рюмка за рюмкой поллитра, а то и больше в хорошей компании да под хороший закусь. С гитарой, с женой под боком, чтобы не занесло случайно на повороте куда-то не туда. А почему бы и нет? 
    Отложив в сторону ичиг. Закурил и я. Дымок от сигареты тянет в открытую форточку.
       - Но вот чаек, на костре. Это другое. Это для души. Да что тебе рассказывать. Попробовать надо. Это, как наркотик. Вначале только маята, сухость во рту, да боль в костях, пока во вкус не войдешь, пока не втянешься. Там, в тайге у всего свой вкус, жизнь по-другому течет. Там и вкус сигареты другой. - Я задавил тлеющую сигарету в пепельнице - Вот дома трава травой. сплошная отрава, бросить бы надо, а прикуришь от уголька, да если еще не курил часа три - вкусно.

    Сидит Слава, качает в согласии седой головой. Помалкивает. Да с похмелья особо  и не повозражаешь. А из лекарства только рассол в банке.  Моя (с большой буквы) мастерица по солениям, что помидоры, что огурчики - объедение.  А рассол! Кажется из-за него одного сосед ко мне по утрам и заходит.Уговорил.

     Утро робко напоминает о себе. Кажется, что стало даже еще темнее, но это одна за другой гаснут в небе звезды.  Светлая полоска на востоке выглядывает  тоненьким краешком из-за увала. Бить путик работа не легкая.  На мари снег надувами, то мягкий, то с жесткой коркой, которая проваливается под ногами,  ломать её, ломаешь, а потом проваливаешься в заснеженную бочажину, скользишь по льду. Идешь выворачиваешь ноги на кочкарнике и как всегда по мари тянет хиус.   Но все ближе закраек. Вот уже ерник запорошил наши плечи куржаком и оборвался полянкой перед березовой рощей. Показываю Славке следы; вот рябчики натропили, след от мохнатых ножек как будто игрушечный вездеход проехал,  сдвоенные лапки - колонок пропрыгал.  Вот здесь, видишь, под березой учуял под снегом спящего рябчика и задавил, остальные улетели. Вот коза прошла на махах, след свежий. Нашумели  мы с тобой. Они по утрам на марюшки выходят кормиться, потом на дневку в затишок уходят,  лежку делают.
     Заячьи следы  тяжело не узнать, но сосед и здесь умудрился перепутать их с беличьими. Вот она плутовка закогтила по стволу стройной молодой лиственницы.  В звонкой тишине морозного воздуха острые коготки с легким шумом несут ее вверх. Затаилась в развилке.  Кто его знает, что у этих в двуногих в голове?  А вдруг стрельнут?

    - Не бойся дура. Цена на тебя совсем упала. А губить такую красоту китайцам в угоду? Перетопчутся.
     - Перекурим?

      С непривычки Слава взопрел, запыхался. Из-за боязни замерзнуть оделся слишком тепло. В стеганных штанах, валенках хорошо над лункой сидеть, блесну гонять. Но ничего страшного - мамон свой растрясет, стройнее будет. Что ж перекурим. Сегодня не охота - сегодня вводный инструктаж, ознакомительная прогулка. Восток заалел. Погасли последние звёзды, вершины дальних гольцов заиграли на солнышке. Здесь внизу в распадке сумрачно. Тишина.  Иногда звонко стрельнет лесина, рвет мороз дерево, и снова тишина до звона а ушах. Любопытная векша спустилась на несколько веток ниже, сердито цокает. Всё правильно, если сразу не убили, нечего бояться.
    Березовая роща граничит с густым молодым листвянником. Вот и заячья тропа, наторенная, ходмвая. В ернике тоже было натоптано, но там заыц кормился. В корме заяц разборчив. На траве далеко не ускачешь. Любит молодой осинник, ивовою поросль, что человеку горечь, то для него витамины,  аспирин и хина лечебные. Недаром русские крестьяне настоем из ивовой коры с похмелья лечились.
Когда корма много заяц – гурман.   Сегодня он куст с одной стороны подгрыз, завтра с другой обскачет, обнюхает, и поскачет более вкусный искать.  Знает, с какой стороны веточки, кора сытнае и целебная.  Вечером на жировку, потом обратно на дневку в чащу. От ветра спрятаться,  от глаз чужих укрыться.

      По Сибири и Дальнему Востоку ловля зайцев петлями разрешена, что бы предотвратить их излишнюю численность. Бывали года, когда зайцев разводилось столько, что происходили массовые миграции, при этом они начисто подъедали всю молодую поросль не хуже саранчи. Потом начинался  падеж и на несколько лет заяц исчезал в округе, пока не восстановится стадо. На огромных  малонаселенных просторах  Забайкалья зайцу раздолье. Малоснежные зимы позволяют ему круглогодично легко добывать пищу. Короткое, но жаркое лето, сухие весна и осень, в удачные года позволяет зайчихам окотится дважды, уверяют, что и трижды. Но я делю их на вешников и листопадников. Вторые по первому снегу едва килограмм тянут, но за год сравниваются и к следующей осени уже взрослые.   Лакомая добыча они  для лисы и колонка, для совы и волка. Зовут зайца трусом. А кто из людей,  с заведомо  более сильным, драку затеет? Вот и заяц ищет свое спасение в ногах. Но припри его в угол, может и отпор дать. Как-то подранка подняли за уши и поднесли к нему фуфайку стеганую, так ударил задними лапами, что только вата полетела, и сам от толчка рванулся,  вырвался из руки. Убежать заяц не смог, но мне наука впрок, теперь зайца беру осторожно. Слабый, трусливый, но сражается до конца. Сова закогтит зайца, а он в чащу рванет, треплет всадницу по кустам. Сова  пытается за стволик уцепиться, остановить рысака-беляка, в результате порой остается без лапы. Верю и в такое, что может заяц неосторожной лисе брюхо вспороть когтями, они у него солидные. Ладно, на передних; в снегу ягодники откапывать, корешки отрывать если прижмет, голод не тетка. А на задних?

    Зайца добывали в Забайкалье в основном  петлями. Припасы стоили дорого, берегли их на пушного зверя. Заяц есть заяц. Шкурка слабая, мясо постное. Прочитал у А. Прозорова про охотничьи рукавицы на заячьем меху и рассмеялся. Уж больно лебезные рукавицы.  А вот одеяло, когда шкурки подшивались каким ни будь материалом, согласен – теплое, легкое. Одноразовые портянки в сильные морозы, тоже, согласен.  Ныне русские догадливые мужики даже памперсы для этой цели приспособили. Погода  изменчивая; утром тридцать, а в обед  сосульки капают. А тут и тепло и не потеют.

     Курить утром вредно и холодно. На ходу? Нет удовольствия. Стоя на месте - ноги стынут, зябко.  Лесная дорога разрезала закраек на две неравные части. Правый - к мари, небольшой, местами просматривается насквозь, левый – тянется в увалы, распадками взбирается на хребет и сваливается в сивера. Дорога старая, брошенная, разбита так , что местами и КрАЗ-лаптежник на брюхо сядет. Даже лучильщики перестали по ней ездить. Поросла она посредине кущами березняка, ерника. Кое-где упавшие лесины перегородили ее, но для ходовой охоты одно удовольствие. Хорошо и  натаскивать начинающих охотников – не заблудится.  Заячьи тропы пересекают дорогу. Натоптаны,  словно зайцы здесь табуном бегают, Не тропы – магистральные трассы. Ставить петли вроде бы простое занятие, но и здесь  как во всем нужен навык.  Нихромовая, за неимением, стальная отожженная миллиметровая проволока разделана на петли дома. Длина не меньше метра, иначе закрепить ее надежно будет проблематично. Тонкий стволик заяц может сломать или перегрызть, а на толстый три витка не сделаешь. Петля, диаметром двадцать сантиметров укрепляется над тропой на  ширину спичечного коробока – три - четыре сантиметра. Важно что бы петля стояла на фоне ерника, травы. Не вредно будет ее перед установкой протянуть  вокруг лесины, выровнять, предварительно протерев наломанными ветками багульника. Сломайте пару веточек, разомните в руках и даже зимой его запах порадует, зачарует вас. Если возле тропы нет подходящего деревца, то срубается потаск, или выворачивается вместе с корнем, ставится в чепуре, а к нему уже привязываешь петлю.
 
    Солнышко. Зимнее солнышко, как оно радует и греет. Да, греет. Разница между дневной и ночной температурой в Забайкалье весьма ощутительна. Москва в сводках погоды всегда передает только дневные температуры, чтобы не пугать народ. Но находятся руководители с удивлением спрашивающие; «За что им только коэффициент и надбавки платят». За то и платят, что в обед немного отпустит, а остальное время давит.  Вспорхнули, расселись по деревьям табунок рябчиков. Крутят ошалело на ярком солнышке головами. Не дай бог так проголодать – охотника проворонили. После второго выстрела сорвались, понеслись в густой листвянник. Все, теперь близко не подпустят. Прошли те времена, когда можно было весь табунок с места перещелкать – пуганные. Заорал козел, уводя коз к увалам, подальше от опасного места.  Впрочем, к выстрелам звери привыкли, знают, что это опасность, но эхо сбивает, путает. Иногда если выстрел одиночный, то убегая от эха, могут выскочить прямо на охотника. Но мы нашумели изрядно. Ля-ля тополя – охотники.
 
    Славка наловчился и на установку петли у него уходит  все меньше и меньше времени. Теперь он сам выбирает место, сам устанавливает петли. Я только изредка комментирую, подсказываю.
    - Ставь, ставь. Посмотри сколько следов колонка.  О, да их тут пара. Ставь. Они быстро приберут твоих зайцев.
     Ставить петли, где много валежника, где каменные россыпи, можно, но нет никакой гарантии, что ты их найдешь. В таких местах обычно много колонка, ласки, горностая. С ними соперничают вороны. Вот уж действительно бич охотников, рука не поворачивается, дописать «божий», скорее чертов. Лучше пропустить пару троп. Уйти подальше в густой стоячий  молодой листвяк и поставить петли там. От колонка стопроцентной гарантии нет, но хоть вороны не найдут. Хороший охотник может обслуживать до 200 петель. Но это уже промысел. А если вырываться в лес раз в неделю на выходные, то такого количества не нужно.  Лучше  иногда обновлять, изменять свой путик.

      Справа, с мари еще одна дорога. Эта накатана. Метров через триста небольшая, старая, полузаросшая просека. Сворачиваем.  Там есть несколько моих петель. Надо проверить. Впрочем, и этот участок путика уступлю Славке. Негоже друг за другом бегать. По просеке я иду впереди, посматривая по сторонам. Вот одна петля сбита. Другая нетронута. Впереди на тропе сидит заяц. Срываю ружье. Заяц делает небольшой прыжок и садится на задние лапы. Я шаг - он прыжок. Я шаг – он прыжок. Отбрасываю в сторону ружью бегу за зайцем. Через несколько прыжков, догнал, прижал к земле. Славка с удивлением смотрит на эти выкрутасы. Из-за моей спины заяц ему не виден. Почему я бросил ружье, куда побежал по целине?  Когда же показал ему пойманного ушкана, он опешил.
     - Ты что с ним в догонялки играл?
       Что ему сказать? Классика.
      - Учись студент.
      Попал косой в петлю. Оборвал, но таким образом, что жесткий нихром образовал крючок, петля не распустилась и как ошейником передавила ему шею. Ослаб заяц. Вот и попал живым в рюкзак. К неволе зайцы привыкают быстро. Едят все овощи, какие не дашь. Скачет по зимовью, топотит, как конь троянский. Вначале прячется под нары, обвыкнув, путается под ногами.
        - Ну, вот и подарок к октябрьским праздникам.
      Еще один лежит, плотно прижавшись к земле, надеется, что не заметим, когда подходим ближе, мечется на привязи.

      Возможно, кто-то скажет, что жестоко убивать зверей. А разве не менее жестоко держать домашнюю скотину.  Кормить её из своих рук. Почесывая за ушком придумывать ласковые имена. «Боренька. Зоренька».  И на мясо!  Свинья за день чувствует, что ее будут убивать. Курицы, еще вчера доверчиво клюющие зерно у ваших ног убегают, как оглашенные носятся по двору, наполняя его кудахтаньем. Вегетарианство? - тупиковый путь. Человек всеяден и никакие биодобавки не восполнят потери элементов содержащиеся в мясе, в рыбе. А самое главное - это же так вкусно! Природу не обманешь. В каждом мужчине живет охотник. Всю жизнь охотимся. Кто за чем.  Кто за деньгами, кто за бабами (простите за грубое слово), кто за славой и властью. Честнее, как наши предки - за добычей.

      На лесной прогалине великан поваленный, вскинул верх ветви, на другие, обломав концы, оперся. Старая лиственница, словно вдова, скорбит над ним. Солнечно на поляне, на душе. И дело даже не в зайцах. Какая это добыча?  Так, для жены алиби; что в лесу был, а не по девкам в соседнюю деревню бегал. Береста, немного ерника. Жарким пламенем схватился костер. Снег в котелке потемнел, осел, задышал влагой. В самый раз набить его свежим снежком под самую завязку.

      Ломти хлеба, нарезанные дома, проложенные поджаренным с прослойками мяса салом  и кольцами обжаренного лука, несмотря на несколько слоев газеты подмерзли и теперь оттаивают у костра. Дома хлеб окунался в вытопленный на сковородке жир. Жир тает, капает в костер, шипит, взрывается на углях дымными вспышками, отдавая дань светлому божеству огня. В горящем костре,  в изменчивом живом пламени есть свое чудо и не зря древние были огнепоклонниками. Вода очищает тело, огонь душу.   Подрумянивается на рожнах колбаса. В котелке  вода побелела, вот-вот вскипит. Немного листьев брусничника и только забурлила вода, горсть заварки  - котелок в сторону. Чай должен запариться, а не свариться.  Не торопясь закусываем. У ног лежит еще один отморозок с начисто выбритым боком. Белка постаралась. Настригла себе шерсти в гайно. Петлю ставил в метрах десяти от кострища, чаюю на этом месте часто, а вот не боится зверь. Привык к тому, что человек везде, что приходится жить с ним рядом.  На поляне под лиственницей натоптано, напрыгано и зайцами и белками. Коза прошлась по старым следам, перемахнула лесину в том месте, где я сидел, где смахнул  снег, положив на ствол шубенки, чтобы не морозить то на чем сидишь. В чащу уходят, сливаются в одну тропу старые, запорошенные и новые  следы. То спокойные, то на махах.  Тропа набитая, коза по ней и на кормежку и от опасности уходит,  напротив нее при загоне удобно на номере стоять.

 
      Объясняю Славке, почему не стоит петли на козу ставить. Заяц на морозе замерзает быстро, насквозь. Хотя и  заяц - стрелянный или давленный - по вкусу здорово отличаются. А у козы в животе такой парник, что никакой мороз не проймет. Не найдешь сразу козу подранка, пропадет. Живот вздует, мясо горит, синеет, в стегна зеленью отдает,  что уж про давлятину говорить, которая, не одни сутки под шкурой парится.   Раньше промысловики охотились и пастями и петлями, но они свои путики каждый день проверяли. А тут раз в неделю. Нет, так охотиться,  только мясо гноить.

      Первая кружка чая - сладкая, что бы восстановить силы,  вторая, неспешная, после сигареты, для предупреждения жажды. Чаек из талой воды с брусничником хорошо чистит почки, печень, до темной желтизны на снегу. Попьешь с недельку - как слеза. 

      Бежит путик дальше. Старый, «царский» тракт. Его не спутаешь ни с какой таежной дорогой. Местами уже не проезжий, но сторожат его строевые сосны и могучие лиственницы, ровесницы первопроходцев, а может быть и старше не на один десяток лет. От них веет силой, которая вливается, переполняет вас. Это еще одно необъяснимое чудо тайги. Лазишь по увалам, по сиверам, умаешься в конец. Ноги не тащат. Выйдешь на лесную дорогу, словно, второе дыхание просыпается. И чем старее дорога, чем старше деревья по обочинам, тем легче дышится, легче шагается.
 
     Прибрасываю на ходу время так, что бы хватило Славке в будущем пробежать путик и вовремя вернуться к трассе. Версты две можно добавить и заскочить, опетлять еще одну рощицу. По чепуре - не по дороге. Солнце катится на запад быстрее, чем поднималось. Назад возвращаемся в сумерках. Хорошо хоть волчье солнышко освещает дорогу. Она глянцево блестит под луной. Ноги выламываются в колее. Валенки не ичиги и Славка, поскользнувшись в очередной раз, падает на спину. Умаялся бедолага с непривычки. Склонился над ним.
      - Ну что? Пристрелить тебя, что ли?  Что б ты не мучился?
        Раскинув руки, он задумчиво смотрит на Большую Медведицу и так же задумчиво отвечает.
      - Стреляй. Будет у тебя две жены, две тещи, и две доченьки - капризули.
Спасибо. Вот такого счастья мне не надо. Ладно бы,  жена да любовница. А две жены - это уже слишком. Про остальных и подумать страшно.
     - Ладно. Живи. - Подаю ему руку и мы, скользя и запинаясь, бредем по ночной дороге. Впереди, за перевалом шарят по небу, по верхушкам тайги фары вахтовки. Успели.
 
       Работа. Работа. Не всегда вырвешься в тайгу. А Славке, словно кто-то медом намазал ту дорогу, на которой он ухабы ребрами пересчитывал. Как выходной - в лес. Выпить с друзьями некогда. Да и какая пьянка? С похмелья в тайге  никакого удовольствия от жизни, одна маята.
      Весна пришла. Опять дачные заботы. Опять выпить некогда. Ладно потом наверстаем.  Так день за днем откладывается, откладывается.  А потом уже просто и неохота. Да еще зарплату Славке увеличили. Раньше, что? Получит и не знает; толи пропить, толи  лотерейные билеты купить? Толк один, вернее бестолковщина.  Стал получать прилично, призадумался - на что потратить. Купил машину. Стал деньги откладывать на учебу капризулям. Прав был Маркс; «Бытие определяет сознание». Дай человеку зарплату, что бы только на скотскую жизнь хватало; спину прикрыть, за нору заплатить, да утробу набить – будет жить как скотина. Сыт, в тепле, что еще надо. Дай больше – человеком себя почувствует, по-человечески жить начнет. Сидим на даче, морщим карасей в озере. Он планов громадьё строит, но  нет-нет и вернется снова в разговоре к зиме. Что вот хорошо бы там еще загончик погонять, и надо бы в Дворцы путик пробить, там зайца больше.

      Пролетела еще одна зима. Чего не отнять у русского мужика, так это смекалки, умения освоить любое дело. Руки у Славки золотые.  Все у него ладится. Стала моя жена мне его в пример приводить. Слава то,  у Слава сё. Допекла.  Порой жалею, что не добил его в подъезде, не пристрелил на лесной дороге. А может лучше ему свою супругу сбагрить. Пусть будет у него две жены, две тещи и  две капризулечки - дочки. Вот тогда его из тайги, точно - и калачом не выманишь.  Глупость конечно. Ворчит Моя  (с большой буквы) уверяя при этом; « У ворчливой жены муж дольше живет». Но никуда мы друг от друга не денемся. Это, как радикулит, от которого не умрешь, но с которым все умирают, никуда не денешься, приходится мириться и учиться с ним жить.  За то тайга все лечит, все правит!
        Вопрос. Где женам от нас лечиться?