Рекс ждал Муську. По временам он начинал дремать и даже засыпал тревожным коротким сном.
Снилось ему раннее утро, когда баба Женя шла с ведёрком доить корову. Её, как всегда, сопровождала Муська, пятнистая чёрно-белая кошка.
Рекс выскакивал из конуры, радостно бросался навстречу, ластился.
- Подожди, дай подоить корову, потерпи, - говорила баба Женя.
И Рекс послушно припадал к земле, ждал. Или делал попытку обнюхаться с Муськой, на что она презрительно фыркала, выгибала коромыслом спину и заходила с бабой в сарай.
Вообще, далеко не всё было дозволено Рексу по сравнению с Муськой.
Во-первых, зачастую он был на привязи, за исключением тех моментов, когда его выгуливали, что входило в обязанности внуков. Заходить в дом ему позволяли только они, когда взрослых дома не было. И он видел там Муську, гордо возлежащую на кровати среди подушек. Летом она в доме не сидела, гуляла где хотела, грелась на солнышке. Зимой же только выбегала ненадолго и вновь скреблась в дверь, чтобы пустили домой.
Рекс просыпался, чутко вслушивался. Было поздно, а Муська всё не шла. И он снова засыпал.
Снилось ему лето, жара, поход с ребятишками в лес или на пруд, куда его всегда брали с собой. Снилось, как он, тогда ещё щенок, не раз попадал впросак. То щёлкал зубами шмеля, а потом с визгом носился кругами от жгучей боли. А то на пруду совал нос в ведро, где копошились выловленные детьми раки. Рак хватал его клешнёй за нос, Рекс визжал пронзительно и кто-нибудь из детей приходил ему на помощь.
И снова Рекс просыпался от собственного взвизгивания.
Становилось холодно. Он давно уже съел еду, которую приносила им соседка Купчинская, и уже снова хотел есть. Возле конуры в мисочке лежала каша для Муськи. Рекс втягивал носом пахучий запах, но не ел её. А Муськи всё не было.
Рекс выползал из конуры, призывно лаял, прислушивался. Муська, она ведь хитрая, умела подойти совсем тихо - не услышишь.
И вспомнил Рекс, как Муська впервые пришла к нему в конуру.
Это случилось тогда, когда почему-то постепенно пустеющий дом покинули последние его обитатели. Первыми исчезли один за другим подросшие дети, потом – баба Женя. Рекс к тому времени уже не молодой пёс, по большей части находился не на привязи, сам себя выгуливал, так как хозяин плохо видел и хромал то на одну, то на другую ногу. Часто он усаживался на скамейку и, когда Рекс подходил, почёсывал его за ушами, что-то приговаривая. Рекс не понимал его речи, но интонация расстраивала, и он взлаивал.
И вот однажды хозяева закрыли дверь на замок.
- Ты посмотрела, не осталась ли в доме Муська, - спросил хозяин.
- Посмотрела, - ответила хозяйка, подошла к Рексу и заплакала.
Пришедшая соседка Купчинская успокаивала:
- Не плачь я не дам им пропасть, мы же договорились. Буду кормить. А там, глядишь, и подлечишься, вернётесь.
И хозяева ушли. Рекс кинулся было за ними, но хозяин твёрдо сказал:
- Рекс, на место! Сторожить!
И он послушно улёгся у конуры.
Когда хозяева не появились на следующий день, он почуял неладное. Оббегал всё подворье, лаял, вглядывался в то направление, куда они ушли и горестно выл.
Муська сначала всё скреблась в закрытую дверь, а потом молча усаживалась у порога и ждала.
Купчинская, которая приносила еду, что-то говорила, но ни Рекс, ни Муська не понимали её слов.
И потянулись странные дни. Рекс сторожил, не покидал двор. Муська где-то бродила, но постоянно возвращалась. И однажды, когда уже наступили холода, она неожиданно для Рекса пробралась к нему в конуру. Мало того, она приткнулась к его тёплому боку.
Сначала Рекс заворчал от неожиданности, а потом, чувствуя её тепло, замолк.
Так они и стали жить. Муська забиралась к нему на спину и массировала его передними лапами, как раньше массировала она подушку перед тем, как улечься на неё, свернувшись калачиком.
Пережили зиму, стало теплеть. И вот впервые Муська не пришла на ночь.
Рекс ждал её весь последующий день, но когда она опять не пришла к ночи, он затосковал Он уже не звал её призывным лаем, предчувствуя, что она не вернётся.
Была ночь, безоблачная, ясная. Луна, как недобрый выпуклый глаз наблюдала за собакой. И сердце его переполнила тоска. Он поднял к небу морду и завыл. И было в этом вое столько горечи, что все собаки в округе поддержали его.