Не знаю, может быть в Анадыре, точнее — в посёлке Угольные Копи, идя в ногу с мировым прогрессом, понастроили фешенебельные отели с горячей водой и тёплыми туалетами. Но это вряд ли.
А в семидесятые годы перелётные экипажи селили в старый покосившийся барак, где дежурный матрос топил углём печи и наливал воду в рукомойники. Где он её брал при морозе -45°C, тоже было великой тайной. Мы не роптали — лишь бы было тепло, да работал ресторан «Чукотка».
А вот с туалетом отдельная песня: тут без сдачи зачёта по пользованию не обойтись. Когда я поинтересовался у матроса, где у них гальюн, он с каким-то странным нескрываемым интересом взглянул на меня, спросив, впервые ли я здесь и есть ли у меня с собой газета. Я принадлежу тому поколению, которое знает, для чего мнут газетную бумагу, поскольку в то время мы о туалетной бумаге даже не знали. Я кивнул, и матрос повёл меня в конец коридора.
Когда он открыл дверь, нас обдало клубами морозного пара. Дощатая пристройка продувалась насквозь. Вверх, как в парной, вели какие-то деревянные ступени. В последней, располагавшейся под самым потолком, было прорезано несколько отверстий-очков, из которых дуло так, что усидеть не представлялось возможным. Внизу громоздились ледяные сталагмиты. Оказывается, в вечной мерзлоте выгребные ямы не роют — всё делается с высоты на землю.
— Товарищ лейтенант, вы расстелите над очком газету да наступите по краям ногами, чтобы её не сдуло, — учил мой провожатый.
Удалось мне это с третьей попытки: газета каждый раз стремительно взмывала под потолок.
— Ничего, научитесь, — успокаивал меня матрос. — А теперь делайте своё дело прямо на газету, а я пойду, дела у меня. Да, чуть не забыл: в конце резко соскочите, чтобы всё упало вниз, — после всех этих манипуляций я сам чуть вниз не упал.
Вот вы говорите: «Нанотехнологии». Да как два пальца об асфальт!