Хрящ

Першин Максим
Анна сидела в коляске, сложив руки на коленях, и смотрела в тройное зеркало их старого югославского трельяжа. В центральном полотне отражалась она сама, в левом кусок коридора, в правом – окно и серое небо.
Она повернулась к окну. Сонная осень затуманила город. Кляксы ворон облепили лысеющие деревья. Мокрые многоэтажки, как серые хамелеоны, что пытаются слиться с ноябрьским небом.
Анна вздохнула. Необъяснимой тоской тянуло в груди за все ниточки, куда-то в душевную тень, в теоическую пустоту, как это она сама называла.
Развернула коляску, подкатила ближе к окну. Внизу, от магазина и до остановки ползали чёрные жучки – люди, разноцветные, но бледные автомобили передвигались по проспекту, как на конвейере, с одной скоростью и едиными паузами.
В комнату вошла Лена. Проследив взгляд Анны, посмотрела вниз.
- Много машина стало, правда?
Анна пожала плечами, кивнула.
Лена продолжила:
- А я сколько с этими машинами намучилась. У меня ведь уже четвёртая. До этого были «Эскорт» девяносто второго года, потом «Гетц» седьмого, правда, новенький. Мне его Сашка, мудак, разбил. – Лена подняла глаза к потолку, и продолжила перечислять, - только на разборке её и взяли. Потом «Элантру» двухтысячного года купила. А теперь вот – кредитный «Ноут». Мам, как тебе мой енотик?
Анна безучастно кивнула:
- Хороший автомобиль, просторный.
- Пойдём же на кухню, - сказала Лена, - я обед приготовила.
Она взялась за ручки и медленно покатила коляску из комнаты.
На кухне Лена поставила перед матерью тарелку. Рядом аккуратно положила ложку.
- Твой тыквенный суп, - сказала она и взяла со стола телевизионный пульт. Замешкалась, пристально посмотрела на мать. Анна смотрела в окно…
Лена включила канал со старыми советскими фильмами.
- Врач сказал, ты вполне окрепла. И что дома тебя не обязательно огораживать от потока информации. Но мне самой спокойнее смотреть наши старые фильмы, чем тот убийственный мусор… Ой, я совсем забыла про лекарство перед едой!
Лена открыла ящик, достала пластинку таблеток, выковыряла два красных шарика и протянула матери.
Анна послушно проглотила таблетки, запила водой.
По телевизору показывали «Иронию судьбы». Надя пела голосом Пугачёвой, а Лукашин сидел напротив, держался за бритый подбородок и влюблено смотрел на неё.
- А помнишь, - спросила Лена, - раньше этот фильм только в новый год показывали?
Анна молча, кивнула.
- Теперь крутят круглогодично. Было всего три канала. И такие фильмы и были праздниками, да?
Анна снова кивнула.
Лена развела руки:
- Мама, ну что ты сегодня такая хмурая? Что случилось? Ты себя плохо чувствуешь?
- Нет, всё в порядке, - механически ответила Анна, - всё в порядке…
Лена села напротив. Внимательно посмотрела в глаза матери. Вздохнула:
- Прости, мама, тебе, в самом деле, нужно привыкнуть. Просто я боюсь, чтобы ты снова… не заболела.
Песня закончилась. Лукашин в лице артиста Мягкова стал кривляться и требовать уничтожения фотографии бывшего жениха Нади.
- Вот как раньше относились к фотографиям, - сказала Лена, - они были символами, отпечатками времени. Потеряешь одну карточку, и нет целого пласта прошлого…
Лена посмотрела на мать. Та не отводила взгляда от телевизора.
- А теперь, - продолжила Лена, - тысячи. Миллионы фотографий. Представляешь, у меня даже в телефоне есть фотоаппарат.
Лена пододвинула свой «Самсунг» к матери. Анна бросила взгляд на мобильник, потом повернулась в сторону окна.
На улице заревела сирена скорой или пожарной. Бледное, серое небо покрылось пятнами дождевых туч.
- Серёжа мне уже показывал свой телефон, даже пытался научить играть, - сказала Анна.
- Да, да, - закивала Лена, - ему бы только в игры играть.
Лена оживилась, услышав от матери реплику.
- А теперь им и компьютеры не нужны. Весь компьютер в этой коробочке. Здесь тебе и игры, и телефон, и фотоаппарат, и даже навигатор, и всемирная сеть. Ты уже слышала про всемирную сеть? Может быть в больнице, или Серёжа?
Анна отрицательно покачала головой.
- О, всемирная сеть это… - она развела руками.
«Я хирург» сказал телевизионный Мягков-Лукашин «Мне часто приходится делать людям больно, чтобы потом им было хорошо».
Лена запнулась. Она хотела рассказать об интернете, но это лукашинское «хорошо» странным образом сбило её.
- Я переключу, ты не против? – спросила она мать. – Надоела эта ирония, как горькая редька.
Анна привычно покачала головой.
По следующему каналу транслировали новости. Лена хотела быстро переключить, но батарейки в пульте подсели. Реагировал он плохо. И мать сказала:
- Постой.
Лена замерла. Она ещё никогда не показывала матери новостей. В больнице это было категорически запрещено, а дома всё не решалась.
Люди за плоским экраном, с круглыми лбами и в пиджаках, похожие на Рязановского Лукашина обсуждали подготовку к чемпионату мира по футболу.
- Знаешь, мама, есть такой немецкий фильм «Гуд бай Ленин». Там о женщине, которая пролежала в коме, когда был снос берлинской стены и соц строя Восточной Германии. А её сын, чтобы маму не травмировать, когда та вышла из комы, всё так подстраивал, будто время не поменялось…
Новости в телевизоре сменились. Теперь показывали ракетные установки и людей в форме.
- Я сама этого фильма не видела, но считаю, что этого не стоит делать. Врачи говорят, что ты почти совсем поправилась. Ты можешь жить полноценной жизнью…
- На Украине война? – спросила Анна, не отрывая взгляда от телевизора.
- Да, но где сейчас только не идёт война?
Анна приподняла брови.
- И с кем они воюют?
Лена пожала плечами:
- Это сложный вопрос. Ещё идёт информационная война, поэтому правду сложно вычленить… Твой семнадцатилетний внук считает, что это Россия воюет с Украиной. Тётя Нина винит во всём американцев. По телевизору говорят о каких-то фашистах и борцах против них… Я не разбираюсь в политике, прости, Мам.
- Твой дедушка всю войну, до Берлина дошёл, - задумчиво произнесла Анна.
Лена кивнула.
Ей хотелось сменить тему и переключить канал. Но пульт отказывался реагировать.
- Нужно батарейки сменить, - сказала она.
Новости извивались и шуршали, как ёлочная лента-мишура: умер известный артист, теракт на Ближнем Востоке, рубль продолжает падение, но это полезно, башкирские молочники научились изготовлять итальянские сыры…
- Новости не изменились, - сказала Анна. Её тонкие губы изобразили улыбку.
- Да-да, - поддержала Лена, - у нас всё как всегда!
Она поменяла батарейку в пульте, остановила новости. На экране отобразилась сетка меню.
- Как тебе современные телевизоры? Хочешь, мы можем посмотреть любой фильм, или передачу, какую тебе вздумается? - Лена щёлкнула кнопку «Выбор фильмов». Он будет показывать напрямую из сети. Теперь и диски никакие не нужны. Всё интерактивно.
Анна снова безучастно кивнула. Тонкие ветви пустых деревьев, их вершины почему-то казались капиллярной системой мёртвого гиганта, или даже прозрачного мёртвого гиганта. Ей снились гиганты в её долгом «сне»…
Лена не отступала.
- Мама, а как тебе современные кухни? Удобно ведь? Вот микроволновая печь…
- Я знаю, что такое микроволновая печь, - сказала Анна.
- Да-да… А вот ещё керамическая плита. Вот скороварка. Здесь можно выставлять различные программы и готовить всё что хочешь. – Лена ткнула пальцем в пульт скороварки. Зажглись лампочки и цифры. – Можно и хлеб печь и йогурты готовить…
Анна смотрела на своих прозрачных гигантов с чёрной кровью в тонких сосудах. И они не давали ей проснуться. И они держали её, хотя и стояли далеко, дальше горизонта...
- Мама, мама, - позвала Лена.
Анна повернула голову. Её дочь плакала. А за окном начался дождь. Закачались ветки деревьев. Зашатались невидимые гиганты.
Анне не знала, что сказать дочери, да и не хотела. Она взялась за дуги коляски, пытаясь выкатиться из кухни. Лена подошла, помогла.

На улице стемнело. Небо, словно необъятное брюхо кровопийцы, набилось чёрной жижей, заслонило собой блоки домов, букашек-людей, машинки, и даже капиллярные ветки деревьев, пронизанное лишь тонкими иголками света окон, фонарей и фар.
Анна сидела в полутьме, перед своим старым югославским трельяжем и смотрела в отражение коридора, себя и неба.
Из школы пришёл внук Серёжа – семнадцатилетний взъерошенный парень, невысокий, круглолицый. Он поздоровался с Анной, ушёл на кухню, гремел там тарелками. Потом через всю квартиру звал мать, спрашивая, где его ролики. Зашёл в комнату Анны с табуреткой в руках, включил верхний свет.
Свет от люстры мгновенно слизал остатки теней и их шествия по комнате, огородил окно тёмно-синей бронёй.
Поставил табуретку перед шкафом, влез на неё, стал перебирать коробки, что хранились наверху. Долго кряхтел, потом снова позвал мать. Пришла Лена, стала помогать сыну.
Анна сидела у зеркала и смотрела на себя.
- Как странно, - сказала она, - увидеть себя спустя двадцать лет.
Лена и Серёжа обернулись.
- Как странно увидеть себя такой…
- Мама, ты не сколечко не изменилась, - сказала Лена.
- Брось. Я постарела. Я очень сильно постарела. И я предполагала, что всё так и будет. Двадцать лет… Но почему, почему… - Анна коснулась своих ушей, - почему они так вытянулись? И нос…
- Это легко объяснимо, - сказал Серёжа, - хрящевые ткани растут всю жизнь. Нос и уши растут всю жизнь. Просто мы этого не замечаем.
- Ничего не замечаем, - повторила Анна.
Серёжа нашёл коробку с роликами. Спустился и вышел из комнаты. Лена пошла за ним.
Анна осталась одна, перед зеркалом.