Федор Кузьмич проснулся весь в холодном поту. Вот приснится же такое! Но вместе с тем он чувствовал в себе какое-то просветление, да и сам он, казалось, светился весь изнутри. Обычно сон по пробуждению быстро куда-то улетучивался, испарялся, как капли на сковородке, но сегодня он помнил его до мельчайших подробностей, до последней буковки. Он никак не мог понять, что же это было, кому он так насолил в этой жизни, что его даже во сне достали.
Кузьмич, мужик был незлобивый, про таких обычно говорят, хорошо поддается ковке. Жена его вон, как постелет, так и будет он спать. Никогда не скажет, что, мол, матрас жесткий или там подушка соломой набита, допустим. Скажет ему: Сгоняй в магазин, ну там прикупить чего, так он пулей и раздумывать не станет, а что, кто-то же должен.
Еще, был он заядлым курильщиком, почитай около пяти десятков лет покуривал. Покуривал, это мягко сказано, курил как оглашенный, как паровоз. Каждую сигарету выкуривал, как последнюю. Вспоминалось, еще пацаном бывало, и сухие листья подсолнуха набивал в самокрутку, когда своих папирос не было. А где их было взять свои то, обычно помогал отцу, берег его здоровье. Отец тогда курил Прибой или Север, так он изловчился иголкой доставать из пачки папиросы. Ну, когда там одну или две слындит, отец не замечал, а когда больше, то всякий раз попадался. Отец по первой недоумевал, думал, в пачки не докладывают. Серчал даже на производителей, а когда Федька попался, так пару раз, стал контролировать ситуацию. Возьмет, откроет при нем пачку и пересчитает. Ох! И попадало же ему, если отец недосчитывался! И вот, сколько лет он курил, столько же и мечтал бросить эту заразу. Да уж куда там пытался и бросал даже, по году не курил. Вот уже вроде и отвыкнет совсем, тяги нету, потом, как-будто бес начинает с ним игру. Так захочется, ну до слез! В этот момент он пожалеет себя и сорвется. Когда он в очередной раз так сорвался, особенно по первой, когда двух сигарет в день хватало, а они были такими сладкими, он думал: Ну, буду выкуривать пару сигарет и удовольствие и не вредно. Потом засасывало, двух сигарет уже не хватало, и все возвращалось на круги своя.
В последний год сигареты совсем опостылели. Он понимал и осознавал всю безнадежность ситуации. С одной стороны так продолжаться больше не могло, с другой стороны он знал, что уже, наверное, не сможет никогда бросить курить. Сила воли была уже не той силой. Каждое утро, едва проснувшись, он уже не зарок давал, он просил себя:
-Кузьмич, давай попытайся.
Это, когда при каждом вздохе внутри что-то сопело, хрипело и клокотало. И не уснуть то дальше под такой аккомпанемент, приходится откашливаться всякий раз. В такие моменты он особенно хорошо понимал наркомана, ведь наркотики то по круче табака будут, хотя табак тоже является наркотиком. Это ведь какую волю нужно иметь, чтобы отказаться от наркотика. Он читал как-то рассказ, где главный герой молодой, начинающий врач по незнанию подсел на морфий. Давно это было-то, тогда еще не было наркоманов, а может просто о них не говорили. Так вот он как врач понимал, что обречен, и чтобы помочь другим день за днем описывал свои ощущения вплоть до самой смерти. Жаль нынешнюю молодежь, книг-то не читают, все по Интернету шастают, а там разве чего хорошего напишут, рассуждал он.
Федор Кузьмич встал, протер глаза и, ничего не говоря жене, открыл дверцу шкафа. Там он нашел чистую тетрадь и авторучку, сел за стол и принялся писать строчку за строчкой. Из под его пера выходили стихи. Он даже и представить себе не мог, что вот так вот стихи пишутся, легко и свободно, будто кто-то водил его руку с авторучкой по листу бумаги. Но самое интересное, он каким-то внутренним чутьем понимал, как это нужно делать. Где поставить запятую, а где точку и как расставить акценты. Чудеса какие-то! Кузьмич последний раз ручку-то держал, когда расписывался в ведомости за зарплату, а уж о правописании то и давно забыл. Вот такие вот чудеса! Рука между тем, как бы отдельно от него, продолжала выводить ручкой строку за строкой
Словно прописано кем-то
В книге пророческой мне
Нету мне жизни без Кента
Так и гореть мне в огне,
Вечно в дыму сигаретном
И бесконечно мечтать,
Думать не сметь о запретном,
Снова и снова бросать.
Видно судьбина такая
Легкие выплюнуть так
И не прельщает другая
Дай покурить мне табак.
Сколько я раз порывался
Воли хватало на год,
Но без конца спотыкался
Воля во мне не живет.
Только привыкну без дыма
Жизнь без него хороша.
Я, как узбек без калыма,
Я, как еврей без гроша.
Будто бы нет на рулетке
Сектора кроме зеро
Снова на этой отметке
Бес мне толкает в ребро:
«На-ка, вкуси-ка, дружище»,-
И восхваляет табак-
«Как не вкусна твоя пища,
А без приправы никак»
Вот и сегодня приснилось
Голос мне чей-то сказал
Мол, ничего не случилось
Кто-то тебя заказал
Видно он сильно скучает
И не дождется тебя
И потому докучает
Может быть даже любя.
Федор Кузьмич закончил писать и стал размышлять. Кто бы это мог так вот позаботиться обо мне? Вспомнился давний приятель. А…осенило Кузьмича. Уж не он ли вспомнил меня, Василием звали приятеля то. Да он уж, поди, года три как преставился, хороший был мужик, правильный. Чуть ли не смолоду страдал он ишемией, а вот помер то от рака легких.
Курильщик был еще тот, когда смолил даже на балкон не выходил и окна не открывал, курил в зале, в кресле. Бывало, зайдет к нему Кузьмич с улицы, а он сидит себе в кресле и покуривает и, что интересно, запаха табака не было. Так и осталось это для Кузьмича загадкой, окна и двери закрыты, а не пахнет. Уж, не от него ли послание это пришло. Еще в те годы Кузьмич старался как-то бороться с этой заразой. Бывало, просидит весь день на диете, то есть сократит до минимума количество выкуренных сигарет, зайдет вечером к нему похвалиться, а он ухмыльнется и скажет:
- Ничего, завтра наверстаешь.
И ведь как в воду глядел, на другой день так курилось, так курилось! И ведь наверстывал, хотя и сопротивлялся.
Мистика какая-то - пробормотал Кузьмич. Он даже не стал завтракать, прихватил с собой сигареты и спички, вышел во двор.