(Краткое содержание: один добродушный человек из Израиля, попав в небольшой российский городок, случайно научился летать. «Болезнь» оказалась заразной, и после этого в городке началась эпидемия полётов. Вскоре она перекинулась на весь мир. В наступивших на земле катаклизмах выжили только летающие люди).
Небольшой российский городок уровня "захолустье" утопал в свежей весенней зелени. Его жители ходили по улицам, слегка скучая, зачарованные трёхмерностью и обыденностью всего происходящего. Бывают такие города, в них есть длина, ширина и высота, но глубины (если это не метро) не хватает. Ты порой стоишь и задыхаешься среди этих трёх измерений, особенно когда солнце садится и бьёт в глаза уже не вертикальными, а горизонтальными лучами в последние этажи зданий, словно бросая вызов и призывая прикованных к одному месту людей вылететь через окно из их тесных и скучных клеток. Тебе кажется, что вот-вот наверху распахнётся окно, и кто-нибудь таки выпорхнет навстречу заходящему солнцу, купаясь в его золотисто-красных, упоительных лучах. В дневной суете тебе достаточно трёх измерений, но по вечерам душа начинает тосковать и просить четвёртого, невидимого. И тебе даже не важно, куда лететь – вверх, вниз, к раскинувшимся за городом полям или ещё дальше – к морю, а потом к заснеженным горам, лишь бы лететь и ощущать полную, ликующую свободу.
Немного больше повезло жителям приморских городов: там четвёртое измерение плоской местности добавляет океан. Его живительными испарениями насыщается воздух, который ты вдыхаешь, и вот уже твой мир становится как будто уже не таким плоским, тебе легче мечтать и верить, и твоя жизнь словно получает какой-то дополнительный, глубокий смысл, которого нет в трёхмерности. Пусть мы не можем летать, но нырнуть в океан и поплыть может каждый, если, конечно, захочет.
Но что можно сделать жителям обычного маленького города, стоящего на берегу маленькой, неизвестной никому речки? Он настолько мал, что весь его можно пройти из конца в конец пешком, а уж на машине и вовсе пятнадцати минут вполне хватит. Назовём этот город Воскресенск, (хотя он ничего общего не имеет с городом Воскресеньском Николаевской области на Украине). Это небольшой районный центр в российской глубинке, город с большим историческим прошлым и с простеньким, весьма обыденным настоящим. В советские времена он ещё не знал безработицы, заброшенности и прочих «ужасов» капитализма, но на момент нашего повествования городок явно захирел и обнищал. Молодёжь уезжала, мужчины подались в большие города на заработки, жёны, старики и маленькие дети оставались по домам. Жизнь в городке едва теплилась, и казалось, что выхода из тихого прозябания не видно.
Но случилось так, что в городок по своим делам приехал некто Стас из Израиля. Это был ещё достаточно молодой мужчина смешенных кровей, русских и еврейских, все родственники которого были из этого городка. Ещё до революции в городке жила целая диаспора так назыааемых местечковых евреев. Они придавали городу особый колорит и выполняли обычную для того времени работу своей нации: стригли, держали продуктовые лавочки, лечили больные зубы. Но после Второй мировой войны их почти не осталось, и о наличии в прошлом их специфической диаспоры говорили только могилы на местном еврейском кладбище. Одних истребили фашисты, другие после войны перебрались в большие города. Если вы вспомните Витебск с картин Марка Шагала, то Воскресенск до войны был примерно такой же: деревянный городок с романтическими зелёными улочками. В нём также было много талантов, много влюблённых, и именно они-то и добавляли городу то четвёртое измерение, которое мы чувствуем, глядя на картины Шагала. Порою его жителям достаточно было взлететь, чтобы в городке появилось четвёртое измерение.
В отличие от Шагала, Стас Ярковский по кличке Йорик не писал картин. Он был обычным поваром средних лет и среднего телосложения, с весело поблёскивающими карими глазами и неизменной улыбочкой на слегка смешном лице. Йорик был гением эйфории и выглядел всегда так, как будто он был под вечным кайфом. Никто не понимал, с чего его всегда так прёт, и причём очень сильно. И хотя он был умным человеком, всё же не стал выбирать себе интеллектуальную профессию, поскольку, как только он напрягал мозг, его эйфория почему-то пропадала. А как только эйфория пропадала, он уже не чувствовал больше себя собой, поэтому, наплевав на жизненную карьеру, он стал просто поваром. У таких людей обычно не бывает врагов, и стоит только на них взглянуть, как веше настроение сразу же повышается, и жить становится веселее. Уехал в Израиль он ещё в молодости, а сейчас ему было уже под сорок, о чём говорило маленькое брюшко и некоторая седина в его роскошной шевелюре. Зато ген лысости у его предков отсутствовал, более того, с пышной растительностью на теле Стаса Йорика был явный перебор: не только вся грудь у него была волосатой, но и вся спина, не говоря уже о мохнатых руках. В целом похож он был на некого еврейского Хатея (персонаж из китайских легенд, который всегда был под большим кайфом от собственной одухотворённости и всегда смеялся даже без курения травы). Как и Хатей, Стас был не женат, распоряжался собой свободно, и любил хорошо поесть и выпить. Выпив, он становился океаном красноречия и говорил такие вещи, которые другие запоминали надолго. Иногда эти вещи были обидными, но в целом на Стаса никогда и никто не обижался: стоило только посмотреть на его вечно довольное смеющееся лицо и хитро поблёскивающие глазки, как все обиды разом проходили.
Из экономии Стас стригся редко, и всегда ходил заросшим и лохматым, почти не расчёсываясь. В Россию его привела смерть тётушки, которая по завещанию оставила ему свой дом, и Стас приехал его продать. В первые дни в России заметное обнищание города и отсутствие старых знакомых его огорчили, но потом он свыкся и нашёл контакт с теми земляками, которые его ещё смутно помнили, принимали за своего, и за бутылкой вина он обычно проводил вечера с соотечественниками, то приглашая их к себе в дом, то сам наведываясь в гости.
Его покойная тётка жила не богато, (это была сестра его матери, кстати, русская). Стас был полукровка, евреем был только его отец, что среди его племени не котируется. Из-за этого обстоятельства в его характере было много чисто русских черт, особенно любовь выпить и поговорить по душам. У него также было своё мнение обо всём на свете, начиная от политики и заканчивая Концом Света. Особой религиозностью он не отличался, но жил так, словно ожидал какого-то чуда. Приехал в Россию он всего на 3 месяца, и в городе, где были разбиты почти все фонари, словно загорелась одна маленькая лампочка...
Каждый вечер Стаса пугал пустой тёткин дом и его гнетущая тишина. Он стремился поскорее уйти, и чаще всего уходил к соседям, прихватив с собой бутыль спиртного. Со стороны соседа предлагались солёные огурцы и грибы, по которым Стас так долго скучал в Израиле. Его сосед Данилыч был уже на пенсии, у него была жена Сергеевна и взрослая дочь Анечка. Стас помнил Анечку совсем маленькой девочкой с тощими русыми косичками, теперь она стала русской красавицей с синими глазами, большой грудью и розовыми щеками на добродушном круглом лице. Анечка обычно принимала участие в их беседах с Данилычем. Развлечений в городке было мало, и Анечка всегда с интересом слушала байки Стаса о жизни за границей. Сама же она, кроме своего райцентра, почти нигде не была, хотя и мечтала уехать однажды к морю, туда, где глазам открывается бескрайний простор, и ты становишься словно на шаг ближе к заманчивому четвёртому измерению.
В тот вечер их застольная беседа затянулась. Уже давно стемнело, над городком заблестели первые звёзды, и в траве застрекотали неутомимые сверчки. В частных домах начали гаснуть окна, и обыденность дневного существования утонула в море четырёхмерного и непознаваемого хаоса, как сказал бы поэт Тютчев. Стас нехотя встал из-за стола и направился к себе домой, стараясь не думать о предстоящей ночи в одиноком тёткином доме, где ему было всегда немного страшно и тоскливо. Так же неохотно когда-то Хома Брут шёл в церковь отпевать помэршую панночку. Но другого выхода не было. Слушая пение сверчков и отдалённый лай собак, Стас подошёл к дому и открыл дверь. Входить не хотелось, он только зажёг свет на веранде, а сам встал возле дома и решил покурить.
Прохладный ветерок обдувал его лицо, навевая воспоминания детства. В темноте распустились свежие ночные цветы, посаженные тёткой, распространяя чудный аромат. За домом темнел обширный сад, где наливались соками неба и земли различные плоды кустов и деревьев, и Стасу вдруг захотелось войти в самую глубину этого сада и посмотреть, как же он выглядит поздней ночью. Ведь ночью все вещи выглядят по-другому, словно все измерения меняются местами. Ему вдруг показалось, что ночной сад скрывает какую-то древнюю тайну, которую не разгадать днём, и тысячи сверкающих под луной листьев шепчут ему что-то важное, только он не понимает их слов.
В саду была небольшая скамеечка, знакомая ему ещё с детства. Его потянуло пойти и посидеть на ней, и как только он вошёл в сад, деревья зашелестели как будто громче, а потом резко замолчали. Таинственная тишина обступила его со всех сторон, притихли даже сверчки. Стас сел на скамейку и сначала хотел закурить, но потом передумал. Что-то подступило к нему, что-то невидимое и всеобъемлющее, и до боли сжало душу. Что это было? Сердце его почувствовало небывалую любовь и блаженство, оно словно растаяло, и сам он тоже как будто растёкся, как часы на картинах Сальвдора Дали. «Не Бог ли разговаривает со мной?» - подумал Стас. «Да нет, - ответил он самому себе, - это же четвёртое измерение зацепило меня, опаньки… Сейчас я потеряю сознание…» Именно в этот момент Стас действительно потерял сознание, свалившись на мягкую траву возле скамейки. Он так и не понял, отчего это произошло.
Утром соседи заметили, что дверь его дома открыта, и на веранде горит свет, хотя уже стало светло. Заподозрив что-то неладное, Данилыч и Аннушка проникли в дом, но Стаса там не оказалось. Потом они решили поискать в саду, и наконец, нашли лежащего возле скамейки Стаса в полной отключке. Данилыч взял его за руки, Аннушка и её мать за ноги, и Стаса поволокли в дом, положили на кровать и попытались привести в чувство. Они кричали, хлопали в ладоши, били Стаса по щекам, подносили к носу нашатырь, но он лежал с блаженной улыбкой и ни на что не реагировал. Потом вызвали скорую, и Стаса увезли в больницу. В больнице все врачи ломали голову, что же с ним такое произошло: на кому не похоже, наверное, летаргический сон. Через несколько дней Стаса в блаженном состоянии отвезли домой, и соседи пообещали за ним присматривать.
Вскоре по городу распространился слух, что один еврей выпил или съел не того, и теперь валяется в коме. Все, кому не лень, приходили на него посмотреть. Соседи специально не запирали дверь в дом – мало ли Стас очнётся, а дверь будет заперта. В доме его тётки не было ничего ценного, а деньги и документы Стаса Данилыч на время спрятал у себя. Помимо любопытных, заходил в дом к Стасу и православный священник, помолился за него Богу и ушёл. Но чаще других в дом к спящему соседу заходила Аннушка. По вечерам она накрывала его одеялом, утром раскрывала, а также протирала водой его лицо и по временам пыталась с ним заговорить. Всё было бесполезно, Стас не реагировал.
Так пролетело почти двадцать дней, и постепенно горожане забыли о Стасе. На его мобильный звонили из Израиля тамошние друзья и коллеги, которым Данилыч рассказал о его беде, и те ломали голову, что делать дальше: оставлять ли Стаса в России или же увозить его в Израиль в бессознательном виде. Кажется, уже было решили ехать на помощь, как вдруг Стас неожиданно проснулся.
Было тёплое летнее утро, когда, выйдя на крыльцо, Аннушка вдруг увидела подлетающего к её дому Стаса. Именно подлетающего, а не подходящено. Сначала она не поверила своим глазам, видя, что кто-то летит примерно метров в дух над землёй, бесшумно приближаясь к ней. Потом она поняла, что это Стас, но какой-то он был необычный. Он сам, да и всё его лицо изменились: вместо обычной улыбочки и довольного жизнью выражения лица всё в облике Стаса было торжественно и одухотворено, словно это был уже не тот, кого она знала с детства, а совсем другой человек, а возможно даже, ангел. Полный молчаливого величия, Стас подлетал к ней, изображая всем своим видом одухотворенность и покой. Он подлетел совсем близко и «приземлился». Казалось, он вот-вот рассмеётся, обретя прежнее выражение лица, и всё расскажет, но этого не произошло. Стас оставался молчаливым, торжественным и величественным, словно только что сошедшим с небес после бесед с горними ангелами. Ему самому не хватало только лиры в руках, и через несколько секунд Аннушка поняла, что говорить он не может. Затем он снова приподнялся на полтора метра над землёй и жестами позвал её за собой. Аннушка хотела было позвать отца, но по взгляду Стаса поняла, что это лишнее, и она не должна ничего опасаться. Вслед за летающим Стасом она проследовала в соседний дом, всё ещё не понимая, это ей снится или происходит на самом деле. Звуки города и тёплые лучи утреннего солнца говорили о том, что всё это реальность. Стас повёл её в сад, к той самой скамейке, где его нашли, и жестом предложил сесть. Аннушка села посреди просыпающегося сада, а Стас завис напротив неё. На его лице по-прежнему отсутствовала мимика, он мог делать только медленные величественные жесты, но и они ему давались с трудом. Аннушка задавала вопросы, а он мог только кивать в знак согласия или вращать головой, что означало «нет».
«Тебе хорошо?» – спросила она. – Стас кивнул. – «Ничего не болит?» - Стас ответил отрицательно. «Что случилось?» - на этот вопрос Стас не смог ответить, только указал жестом на скамейку. Аннушка встала и обошла её со всех сторон. Скамейка как скамейка, ничего необычного. Даже под скамейкой ничего, кроме травы, не было. Затем Стас полетел в дом, Аннушка пошла за ним. В доме Стас с удивлением рассматривал стены, как будто видел их в первый раз, потом, словно решив поэкспериментировать с полётами, перевернулся на сто восемьдесят градусов и завис над полом головой вниз. При этом выражение его лица не изменилось, и Аннушка решительно не понимала, как можно с таким серьёзным лицом висеть вниз головой в воздухе. Длинные волосы Стаса свисли вниз, майка тоже сползла, обнажив пухлый волосатый живот. Затем Стас стал раскачиваться, как маятник в старинных часах, и Аннушка засмеялась, подумав, что в таком состоянии им можно подметать пол. Затем Стас расположился параллельно земле и стал летать слева направо, то от двери к окну, то от окна к двери.
Поняв, что направление его полётов не ограничено, он приземлился возле стола. Аннушка спросила, хочет ли он есть, но Стас ответил отрицательно. Целые 20 дней о уже ничего не ел и не пил, на сегодняшний, двадцать первый день, голод так и не появился. Так как у Стаса не было мимики, то возможно, он не мог открывать рот и глотать. За эти дни он лишь немного похудел, да и сейчас его не заботил хлеб насущный.
«Твои деньги и документы у нас, не беспокойся», - сказала Аннушка, но по состоянию Стаса было видно, что ему сейчас не до денег и не до документов. Далее Стас опять занялся изучением своих новых возможностей, пытаясь поднять небольшие предметы и перенести их с одного места на другое. Всякие вазочки и пепельницы давались ему легко, он осилил даже стул, но кресло оказалось ему не под силу. Было очень забавно видит, как Стас висит вниз головой, прижимая к волосатой груди тётушкину вазу… Жаль, что тётушка этого торжества антигравитации уже никогда не увидит!
Время говорило о том, что Аннушке пора идти на работу. Но бросить Стаса в таком состоянии она не могла. Плевать на работу, сегодня в её жизнь ворвалось чудо, и она не простит себе, если пропустит этот день, который наверняка войдёт в историю их городка, да и, возможно, всего мира! Не сидеть же Стасу дома, пряча свои невидимые крылья за спиной! Она помогла ему переодеться в его лучшую, по её понятиям, футболку, и они выступили за порог дома. Стас летел рядом с ней, они направились в центр городка.
Это солнечное летнее утро город Воскресенск запомнил надолго: горожане, увидев пролетающего Стаса, забывали, куда они шли, все бросались вслед за ним и Аннушкой, словно маленькие дети, и вскоре людей набралась целая толпа. Стас двигался в воздухе, не меняя выражения лица, а на все вопросы пришлось отвечать Аннушке. Горожане спрашивали, тот ли это Стас, который лежал в коме, Аннушка кивала головой. Но объяснить, как же он взлетел, она не могла. Люди шли за Стасом поодиночке, семьями, с собачками на поводке и с малыми детьми. Они выскакивали из домов и из машин, плелись за ним даже в инвалидных колясках, трезвые и пьяные, старые и молодые, а Стас летел над городом по маршрутам своего детства. Он осмотрел с высоты несколько детских площадок, где когда-то играл с соседскими детьми, старенький кинотеатр эпохи пышного брежневского застоя, потом направился к старинному еврейскому кладбищу. Тут уже толпа не могла за ним последовать, так как среди кладбищенских оград было слишком тесно, Стас же покрутился возле могил своих родственников и потом полетел на речку, где когда-то в детстве купался с ребятами. Здесь он завис так надолго, что некоторые сопровождающие его люди успели даже искупаться. Немного устав от беготни, любопытные граждане расположились группками и поодиночке на заливном лугу, покрытом нежной травой и душистыми цветами. Возбуждённые всем увиденным, люди вспоминали первый космический полёт Гагарина, поднявший страну на новый уровень достижений и эйфории, и кто-то спросил Стаса то ли в шутку, то ли всерьёз: «Чувак, а в космос слетать можешь?» Стас завис над рекой, немого покачался из стороны в сторону, словно раздумывая, а потом медленно стал подниматься вверх. Люди на лугу вскочили, затаив дыхание, и кто-то уже пожалел, что Стас удаляется – вдруг он исчезнет навсегда, таки улетев навсегда в открытый космос?..
Поднимаясь над толпой людей, Стас постепенно увидел внизу весь город как будто на ладони. Вот уже и не слышно, что кричат люди, только ветер свистит возле его виска. Сам Стас превратился в маленькую точку, а люди между тем выдвинули версию, что предыдущей ночью Стас умер, а теперь воскрес и возносится на небеса. На земле зазвонили колокола, и вот уже Стас совсем исчез из поля зрения народа. Кто-то пошутил, что он полетел в Израиль и больше не вернётся. Прошло уже пол часа, а Стас не появлялся. Однако через некоторое время Стаса увидели на центральной площади города, обнимающего главный памятник вождю. Толпа потянулась туда, и так весь световой день народ бегал за летающим Стасом то туда, то сюда, выдвигая самые разные версии происшедшей с ним перемены. Все были в радостном возбуждении, поскольку их земляк сделал это впервые – научился летать!
Религиозные люди во всём видели промысел Божий, материалисты и скептики предположили, что это неизвестный науке вирус, который поразил Стаса и теперь он может быть даже опасен для окружающих. Последние забили тревогу, и к вечеру врачи вместе с полицейскими скрутили Стаса и отправили на принудительное обследование. Три дня подряд городишко не видел Стаса и все говорили только о его странном случае. Одни называли его ангелом, другие демоном, третьи шпионом и даже агентом Мосад. Прошло три дня, и Стаса выпустили из больницы, ничего опасного в его крови и теле не найдя. Он по-прежнему летал по воздуху и ничего не ел. Правда, на третий день он начал пить воду, совсем немного и мелкими глотками. Толпа снова преследовала Стаса, к местным жителям присоединились также люди из близлежащих посёлков и даже из областного центра.
Сначала в районной, потом в областной, а потом и во всероссийской прессе началась шумиха, к этому подключился и Интернет. Весь мир облетели кадры, где Стас летает над городом под различными углами, не меняя выражения лица. В одночасье Стас стал знаменит не только на всю Россию, но и по всему миру, и в Интернете ему дали кличку «русский Бэтмен».
Все хотели поговорить со Стасом и разгадать его загадку, но Стас по-прежнему величественно и торжественно молчал. Это добавляло ему шарма и таинственности, поэтому у Стаса сразу же появилась целая армия поклонниц. Женщины из городка и из его окрестностей с горящими глазами повсюду бегали за Стасом, мечтая стать его спутницами, они не оставляли его в покое даже ночью, пытаясь тайком пробраться в дом. Но Стас был равнодушен к женщинам. Когда-то в молодости его хотели приворожить самым грязным способом, подмешав месячные женщины в борщ. Но у Стаса был, очевидно, хороший ангел-хранитель, поэтому его успели предупредить ещё до того, как он поднёс ложку ко рту. С тех пор у него выработалось отвращение и к женщинам, и к борщу.
Женщины первыми заметили, что по ночам Стас почти не спит и выбирается полетать за пределы городка, куда-нибудь на речку или в отдаленные поля. Тут уже никто не мог за ним следовать, так как городские дороги кончались, и Стаса поглощала тёмная неизвестность. Иногда его видели с каким-нибудь мелким животным а руках, например, с кошкой, летающий в его руках по небу. Стас очень любил кошек, и кошки отвечали ему полной взаимностью. Также большой популярностью пользовалась и скамейка в саду, где Стас испытал просветление, каждую ночь кто-то без спроса пробирался туда и пытался получить то же самое, но скамейку словно расколдовали: чудес в саду больше не было.
Так как Стас не мог говорить, то на все вопросы журналистов и горожан, а также администрации за него отвечала Аннушка. Она же и Данилыч взяли на себя функцию охраны Стаса от поклонниц и любопытных граждан, Аннушке даже пришлось уволиться с работы, чтобы во всём помогать Стасу.
Всех интересовал вопрос, насколько далеко и высоко мог летать этот русский Бэтмен. Выяснилось, что его лимит обычно составлял 2-3 километра вверх и столько же в разные стороны. Потом он терял силы и приземлялся. Также Аннушка заметила, что иногда Стас грустил. Это бывало на закате, когда солнце садилось и словно бы звало последовать за собой в неведомую даль, куда люди дойти не могут. Тогда Стас зависал вниз головой и начинал раскачиваться из стороны в сторону, наподобие маятника. Аннушка следовала за ним повсюду, куда могла дойти, а Данилыч обычно охранял Стаса возле дома, понимая, как он уязвим. Человек без мимики и почти без жестов, он не смог бы ответить ударом на удар, да и, пролетая в воздухе, был отличной мишенью для какого угодно злоумышленника с ружьём.
Так прошло ещё двадцать дней, и однажды утром Стас удивил всех появлением мимики на своём лице. Он всё ещё напоминал античную статую, перед которой хотелось рухнуть вниз от благоговения, но на лице уже появилась его прежняя хитромордая улыбочка. Более того, он произнёс первые слова, цитирую: «Привет, Данилыч, есть чё пожрать?» Данилыч онемел, но очень обрадовался, что Стас наконец-то заговорил! С нетерпением он и вся семья ждали его рассказа.
После короткого завтрака Стас повёл соседей к той самой скамеечке, где на него нашло нежданное и незаслуженное просветление. Теперь Стас мог не только летать, но и ходить. Правда, ходил он медленно и неуверенно, словно космонавт после долгого полёта. Он как будто сам удивлялся, что ходит, ведь почти сорок дней его ноги не касались земли. Сев на скамейку, он немного помолчал, а затем начал:
«Вот здесь всё и случилось. В ту ночь мне было немного грустно и я пошёл в сад, сел на эту скамейку, вдохнул воздух, и вдруг мне стало безумно хорошо! Этого не объяснить, но я вдруг ощутил какое-то райское блаженство, которое вряд ли кто-то из людей вообще испытывал. Я провалился в это блаженство и потерял связь со своим телом. Просто упал на траву, не в силах даже открыть глаза. Словно я был уже не в этом измерении, а в каком-то другом, в котором проживают ангелы, архангелы и Бог. Нет, я никого там не видел и ни с кем не разговаривал, но словно самое прекрасное в мире существо было со мной рядом, и именно любовь к нему давала это блаженство. Я мог бы и хотел бы находиться в этом состоянии вечно, но краем сознания всё же понимал, что долго так продлиться не может. Эти двадцать ней были лучшими в моей жизни, и как это говорится в Библии, не шли в счёт земной жизни. Что сказать?! Полная эйфория, какая-то магия, словно меня по ошибке ещё живого поместили в рай, на небеса.
Потом я очнулся, и моё блаженство как бы видоизменилось. Оно уже не было таким непереносимым, теперь это больше напоминало покой. Кажется, какое удовольствие в покое? Но это было не просто отсутствие беспокойства, но очень глубокое и всеобъемлющее чувство, только немного уступающее любви и эйфории. Я впервые открыл глаза и обнаружил, что умею летать. При этом мне даже в голову не приходило, что я когда-то ходил по земле, я словно забыл о ногах и об их предназначении. Покой сделал меня невесомым. Дальше вы всё уже знаете. Теперь я как будто вернулся в моё тело и теперь мне придётся также есть, ходить и работать, как и всем остальным людям».
Вдруг Стас замолчал и как будто бы чего-то испугался. «Могу ли я теперь летать?» - пронеслось у него в голове. Он сделал ад собой маленькое усилие и завис в воздухе. Однако он заметил, что как только взлетает, то снова теряет возможность двигаться и говорить. Подытожив статусы своего существования после превращения как бы из куколки в бабочку, он понял, что может быть как гусеницей, ползающей по земле, так и порхающим в воздухе мотыльком. Понял, и мысленно попросил Господа больше никогда не отнимать у него крылья...
Итак, июльским утром трое местных жителей стояли в саду маленького захолустного городка возле ничем не примечательной скамейки, и обсуждали самое загадочное в истории мира окрыление человека. Всё выглядело так, как будто в обычную и тривиальную жизнь вошёл некий огромный по масштабам план высших сил по превращению двуногого человечества в ангелов с небес, и они трое стали частью этого тайного плана. Обычные люди, не пророки, не основатели мировой религии – почему именно они? Все трое спрашивали себя и не находили ответа. Данилыч трогал скамейку так, словно она была порталом в высшие миры, надолго замолчала и Аннушка, чувствуя кожей то необычное, что чувствовали наверняка люди, причастные к установлению новых религий. Потом все трое пошли в дом, и Данилыч предложил выпить за возвращение Стаса в тело, но тот категорически отказался. Претерпев преображение, Стас, как позже выяснилось, отказался от алкоголя, сигарет, мясного, рыбного и всяких прочих излишеств. Все его поклонницы, поняв, что Стас необычный мужчина и не нуждается в сексе, либо покинули его, либо стали его духовными ученицами, если так можно сказать. Но Йорик особо ничему не учил, только по-идиотски улыбался. Люди ловили каждое слово, которое он произносил, и пытались понять. Главный вопрос был в том, почему Бог начал пр еображение людей именно с него. На это Стас-Йорик отвечал, что Бог начал с евреев, а закончит русскими, а он как раз наполовину русский, наполовину еврей. Он начало и конец, альфа и омега... Правда, на темы религии Стас говорил мало и отвечал как-то странно и иносказательно. Когда люди не понимали его, он пояснял: «Вы меня спрашиваете в третьем измерении, а я отвечаю вам в четвёртом». Вот так каким-то непостижимым для ума образом совершенно обычный и небогатый полуеврей Йорик, приехавший в Россию продавать тёткин дом, стал за короткое время суперзвездой и почти основателем новой религии.
Почти… Время шло, и срок его визы заканчивался. Тёткин дом Стас так и не продал, хотя после всех вышеописанных событий цена на него взлетела в разы. Просто он понял, что теперь его место здесь, где он впервые ощутил вкус чудесного, и что он обязательно сюда ещё вернётся.
Подходил к концу тёплый август, настало время прощаться с Воскресенском и отправляться назад в Израиль. Кстати сказать, именно благодаря Стасу городок немного преобразился: так как сюда стали приезжать и простые граждане, и репортёры, и даже чиновники, мэр распорядился повсюду вставить новые лампочки в фонари и убрать с улиц мусор. Даже все заборы города покрасили за счёт казны, Воскресенск как будто воскрес и вырос с своих глазах. Однако сказать, что православная церковь была в восторге от появившегося в непростом духовном бизнесе конкурента, было бы преувеличением. Церковь, которая до появления Стаса считала себя главным специалистом по четвёртому измерению, теперь втайне засомневалась в своей компетентности, не в силах объяснить происходящее. Но в целом она заняла выжидательную позицию, типа, посмотрим, от Бога это или от Сатаны.
В тот день Аннушка, Данилыч и Сергеевна пришли попрощаться со Стасом в его старый бревенчатый дом, который за последнее время видел так много чудесного. От волнения Стас снова окаменел, даже поднялся на пол метра над полом и перестал разговаривать. Данилыч понял, что собранные чемоданы придётся нести ему самому. Наверное, если бы не виза, Стас бы не уехал из Воскресенска, поскольку в Израиле он был одинок и небогат, а здесь он нашёл столько друзей и поклонников. Он хотел всех, кто рядом с ним, обнять, но так как был почти парализован этим своим состоянием статуи, то только протянул руку Данилычу для последнего рукопожатия. Прощание с Сергеевной, женой Данилыча, ограничилось кивком, а вот Аннушке Стас почему-то решил положить руку на голову. В этот момент его лицо стало ещё более величественным и торжественным. Дальше случилось неожиданное: Аннушка вдруг закрыла глаза и стала медленно оседать вниз. Цепляясь за Данилыча, она потихоньку сползла на пол и замерла. Если бы не её блаженное выражение лица, то семейство встревожилось бы и вызвало скорую, но Данилыч сразу понял, что к чему. Вместе с Сергеевной они уложили Аннушку на кровать, а Стас наблюдал за этим всем, удивлённо и молчаливо зависнув в воздухе.
Всё, пора ехать на вокзал. Стасу можно было бы и долететь, но вниз потянул бы большой чемодан. Поэтому все трое, Данилыч, его жена и Стас сели в машину и в глубоком молчании доехали до станции. Стас величественно влетел в свой вагон и завис над своей верхней полкой. Данилыч занёс его чемодан, и после недолгого прощания провожающие вышли из вагона.
Наконец поезд тронулся и увёз с собой летающего человека, прославившего Вознесенск. А Данилыч и Сергеевна вернулись домой. Вечером, чтобы никто не видел, они перенесли тело Аннушки к себе и заперли дом Стаса на висячий замок. О том, что случилось, решили пока никому не рассказывать, потому что общество было к этому не готово. Опять бы начались исследования крови на вирусы, все эти бесполезные поиски чего-то материального, что лежит в третьем измерении, между тем как вершащее чудеса небо раскинулось в четвёртом, и опасности не представляет.
Словно бабочка на стадии куколки, Аннушка, как и Стас, пролежала в доме ровно двадцать дней. На двадцать первый день она открыла глаза, потом медленно поднялась над кроватью. Родителей дома не было, они куда-то ушли по делам, поэтому по пустому дому Аннушка впервые полетала одна. Подлетела к потолку, провела по нему рукой, словно хотела убедиться, что всё это не сон. На пальцах остались следы побелки, значит, она не спит. Потом она подлетела к большому зеркалу и увидела в нём себя: теперь она была немного другая. Лицо без мимики, торжественное и серьёзное, руки и ноги почти не двигаются, тело висит в воздухе. А за окном уже сентябрь, лето кончилось, деревья промокли и погрустнели.
Аннушка немного покачалась из стороны в сторону, потом зависла горизонтально, а потом перевернулась вниз головой. Так делал Стас, когда ему было грустно. Но сейчас ей было не до грусти. Она поняла, что испытывал Стас в своей «коме»: блаженство души, полное любви. Она была на грани того, чтобы влюбиться в Стаса, но всё же понимала, что источником этого блаженства был не он, а то, что называется внутренним небом. Ей казалось, что люди, до сих пор ходившие только по земле, должны были узнать, что такое небо, и это изменило бы их навсегда.
Косые лучи заходящего солнца били в окно и словно звали за собой. Аннушка подлетела к двери, но дверь была заперта. Ей осталось только ждать родителей и наслаждаться своим третьим измерением для тела, да и четвёртым измерением для души…
Что же касается Стаса, то она узнала о новости нём из Интернета. Он жив, здоров, хотя у него есть не только друзья, но и враги. Боясь непонятного и нового, люди подозревали Стаса во всех смертных грехах. Одни говорили, что это мессия еврейского народа, другие называли его Сатаной и даже жидорептилоидом. Сам же вид и характер Стаса был таков, что на него никто не мог злиться: как только люди видели это добродушное улыбающееся лицо ребёнка, они сразу же теряли желание его обвинять. Стас был словно неуязвим для предъяв, и то, что люди когда-то сделали с Христом, ему не грозило. Но чудо Стаса было в том, что пока Аннушка находилась в стадии куколки в Воскресенске, в Израиле тоже произошло нечто подобное: Стас погладил нескольких человек по голове, и с ними произошло то же самое, что и с ней.
Было ясно, что на земле началось что-то крутое и грандиозное, что не было никем предсказано и никак не объяснялось традиционными религиями. Позже это назовут Воскресенским синдромом по названию места, где всё это началось. А пока Воскресенск ещё не знал, какая слава на него вот-вот обрушится.
Не дожидаясь прихода родителей, Аннушка открыла окно и выпорхнула наружу. Полетела в свой сад, наблюдая его впервые с такой большой высоты, потом залетела в сад к Стасу, который был рядом, и зависла над знакомой «волшебной» скамеечкой, думая о том, что завтра Воскресенск узнает, что в его жизни началась новая глава. Облетев круг над домом Стаса, полетела обратно к себе домой.
На следующий день, когда Аннушка показалась парящей над городом, в сонном местечке начался знакомый переполох. Снова толпы народа, журналисты, телекамеры. На все вопросы отвечал Данилыч, а Аннушка только наблюдала за происходящим с каменным лицом без всякой мимики. Не обошлось также без анализов крови на вирусы, но никаких аномалий в теле и в крови Аннушки врачи не обнаружили, чем поставили в тупик весь бытовавший в мире научный материализм.
Впрочем, в тупике были не только материалисты: религиозные люди тоже недоумевали. Библия об этом не предупреждала, Коран тоже, и даже всякие кришнаиты-буддисты не знали, что сказать. Летающие люди словно рубанули логику серпом по причинным местам, отвечая на вопросы не проповедью новой религии, а свободными полётами над миром обыденности и обусловленностью.
Многие захотели стать летающими людьми, но не у всех это получалось. В Воскресенск понаехали искатели всех мастей, журналисты, шпионы и просто любопытствующие. Казалось бы, совсем примерные люди, верящие в Бога, пытались взлететь, но у них не получалось, а какой-нибудь безнадёжный лузер, житель маленького городка вдруг взлетал, и после этого его жизнь менялась. То же самое происходило и с богатыми и знаменитыми: они бы отдали всю свою славу и деньги за то, чтобы стать летающими ангелами, но фортуна отдавала предпочтение бедным и обычным, у которых было что-то чудесное в глазах.
Особенно городок поразила история одной враждующей пары, которых местные за старинную вражду прозвали Монтекки и Капулетти. Монтекки кода-то в послевоенные годы «уконтропопил» мужа одной красивой женщины, в которую сам был безответно влюблён. Муж привлекательной жены безвинно загремел в лагеря, где со временем и сгинул, а жена из-за этого горя сошла с ума. С тех пор предатель-сосед стал её манией. Открыто нападать на него она не решалась, но как только он выходил из дома, она пускалась вслед за ним со всевозможными проклятиями на языке. Впрочем, на предателя проклятия не действовали, он дожил до глубокой старости в добром здравии, как и она. Они состарились, но их ненависть не стрела. Как только он выходил из дома, её глаза наливались яростным огнём, и это всегда был бесплатный спектакль для всего города, когда они шли один за другим по улице. Она следовала за ним по пятам, словно тень, и кляла самыми страшными проклятиями.
Как ни странно, оба, и предатель Монтекки, и безумная Капулетти, «окуклились» в один и тот же день, и «вылупились» из кокона тела тоже одновременно. Как только он взлетел, она полетела вслед за ним, но уже без ненависти, просто по старой привычке. Словно две безмолвные статуи, они летали друг за другом, он впереди, а она немного сзади. Самое смешное, что как раз в этот момент все её проклятия сбылись, и старый подлый предатель умер. Умер, так и не спустившись на землю, летя в небе, и его тело похоронили на кладбище. После этого каждое утро она вылетала из своего дома и летела через весь город к старому кладбищу, зависала над его могилой, а потом возвращалась назад. Трудно было представить себе, что творилось у неё в голове, так как лицо «статуи» выражало только торжественный покой и вечную благодать.
Вообще, к людям, летающим над Воскресенском, поначалу трудно было привыкнуть. Они летали и по одному, и парами, и тройками, иногда даже группами. Вид у многих пролетающих был такой торжественный и одухотворённый, что поначалу прохожие просто падали на колени и просили их благословить. Владельцы кошек и мелких собак иногда летали вместе со своими питомцами на руках, но в целом животные загадочному Воскресенскому синдрому не поддавались: ни одна кошка или собаке не взлетела сама по себе.
Надо ли говорить, что Воскресенск был только началом. Синдром ангела появился и у жителей других городов, побывавших в Воскресенске. Постепенно он распространялся по всей России, меняя людей внешне и внутренне. Их профессии оставались прежними, то есть они дела в жизни то же самое, что и до синдрома, но их жизнь в корне менялась. Они отказывались есть мёртвые тела животных, то есть то, что мы называем мясом и рыбой, становились равнодушными к сексу, не могли лгать, пить алкоголь или курить и верили в единого Бога. Они жили так, будто чего-то ждали: какого-то жеста Вселенной, после которого станет ясно, что их время пришло. Они ничего не предпринимали, ничего не проповедовали, но жили так, будто зло уже умерло. На глазах у удивлённо но человечества происходило то, чего оно не могло понять, и чему не могло противостоять.
У злых языков был только один козырь: ожидалось, что люди с воскресенским синдромом со временем просто вымрут, не оставив потомства. Ведь они больше не влюблялись, их не влекла телесная красота. И всё же люди понимали, что природа не делает таких шуток безо всякой цели: раз уж эти люди появились, значит, каким-то образом они научатся размножаться.
Прошёл почти год с тех пор, как Стас, просто сев на скамеечку в своём саду, вдруг ощутил неземное блаженство. Он до сих пор скучал по этому саду и по России, и вот однажды тёплым весенним днём он вернулся в Воскресенск. Вместе с Аннушкой они долго летали над городом, безумно счастливые, и их снимки облетели все газеты мира. За год в городе и везде в мире многое изменилось. Люди летали уже не только в России и в Израиле, но по всему миру, в столицах и в захолустье, в горах и даже на затерянных в океане островах тоже были свои порхающие люди. Воскресенский синдром распространялся по миру с фантастической скоростью, давая всем понять, что на старушке-земле что-то назревает. Для злых языков во всем виноваты были евреи, коммунисты, упоминали также происки инопланетян, нечистую силу и обычные вирусы, которые не нашли, потому что плохо искали. Иногда «болезнь» наступала после соприкосновения с летающими людьми, иногда безо всякой видимой причины, как это было со Стасом. Человек мог сидеть в инвалидном кресле, в тюрьме, на дежурстве, и вдруг его «накрывало». Однажды накрыло даже космонавтов на орбитальной станции и матросов на подводной лодке, все они чудом выжили.
Летающие люди не требовали никаких привилегий для себя, например, не просили автономии и проживали вперемешку с обычными людьми. Они редко подвергались преследованиям, хотя обычные люди их побаивались. Они не обладали сверхъестественными способностями, но были просто естественны и добры. В основном это были люди из бедных слоёв общества, и очень редко это были богатые, знаменитые или люди из криминальных кругов. С тех пор, как они появились, люди стали ощущать, что надвигается какой-то крутой замес для всей матушки-земли, в котором выживут далеко не все.
Ситуация в мире, действительно, накалялась: Запад воевал с Востоком, юг с севером, брат с братом, все против всех. Но самым ужасным бедствием оказалась огромная цунами, которая разнесла пол мира и изрядно проредила человечество. По земле прошла также череда эпидемый, пожаров и землетрясений. В городах, где это случалось, незадолго до землетрясения летающие люди спонтанно теряли способность ходить и взлетали над землей, словно их кто-то выдернул из третьего измерения в четвёртое. Это было неким знаком для других: раз «воскресенцы» взлетели, значит, что-то назревает. Многим людям спасло жизнь то, что они заметили летающих людей и выбежали из домов. Словно молчаливые статуи, летающие люди зависали над бедствием, а потом, спустившись, помогали разбирать завалы.
Войны, болезни, стихийные бедствия – всё это проряжало ряды людей и почти не наносило ущерба «летающим». В эти дни все хотели бы быть на месте летающих людей, но не всем это было суждено.
И вот наступил день, которого люди так долго боялись. Уже за неделю до этого дня на Земле чувствовалось какое-то беспокойство: животные убегали в лес, люди беспричинно ссорились и дрались, а к Земле приближалось некое космическое тело. Впрочем, оно пролетело мимо, но так близко от Земли, что вызвало какие-то помехи в магнитном поле и в работе всех компьютеров. Из-за ошибки компьютера в небо взлетели ракеты с ядерными боеголовками, и вскоре с нашей цивилизацией было всё кончено. Летающие люди словно почувствовали это заранее, и как стайки птиц, все одновременно взметнулись вверх. Из разных уголков земли они прилетели в одно безопасное место на территории Индии, преодолев порою по нескольку тысяч километров, и осели на той земле, которая была далека от городов и взрывов.
Они пережили ядерную зиму, и как только повеяло весной, они поняли, что теперь это их мир, их законы, их любовь. Они начали понимать один язык и создали одно, единое государство, будучи людьми разных национальностей. Что же касается Стаса и Аннушки, они поженились, попав в новый мир, и жили долго и счастливо. Вскоре на земле не осталось ни одного человека, который бы не летал, не осталось и злых языков, которые пророчили летающим людям вымирание. Как ни странно, «воскресенцы» открыли тайну непорочного зачатия, поэтому вымирание им не грозило.
Ну а Воскресенск… Его руины вскоре заросли зеленью, которая поглотила его полностью, как и остатки всей человеческой цивилизации, и когда летающие родители рассказывали своим детям о том, что был такой город с деревянными домами и памятником Ленину на главной площади, дети не верили и считали это лишь сказки, сказки про людей, которые не умели летать. Разве такое бывает?..