ГЛАВА 1. КРАСНЫЙ ХОЛОД
1.
Свет очень давно правил бал в Луцеме. Давая надежду на лучшую жизнь, он намекал на иную лучшую жизнь – совсем не ту, что имела место быть здесь и сейчас.
Рабство и нищета. Холод и грязь. Бесчинства диких племен, вплоть до людоедства. Ну, или любого другого пожирания разумных.
Здесь, между Уханну и Мууном, было некогда ждать Просветления – выжить бы. Вот Харебт и выживал, маленький городок на юге уханнской земли, непонятно зачем и непонятно как возведенный в опасной близости от леса хорнов.
Возможно, когда-то какой-нибудь зодчий захотел построить настоящую крепость для защиты юга каерулов от безумной дикости непросветленных племен, возможно, его желание даже было утверждено кем-то из Тусклых. Возможно, когда-то Харебт и стал крепостью. Только сейчас таким словом городок назвать не получалось. Да он ей и не был – ни нормальных стен, ни других оборонительных сооружений. Так что тот какой-нибудь зодчий точно был спятившим, построившим приют для лишившихся всего. Кормушку для поглотителей «умного» мяса.
Жители здесь правда были лишены всего – где-то и когда-то потерявшие смысл существования, они стекались в Харебт, словно первые ручьи по весне.
Но кроме обреченных хватало здесь и вполне уверенных в себе людей – всякого рода наемников и вольных мечников, искателей работы на свой клинок, простаков, захотевших приключений и суровых воинов, повидавших всякое. Среди всех них было немало скрывающихся от Корпуса Регуляции, сыскной службы Тусклых. Кто-то убил, кто-то ограбил банк – и тоже убил, кто-то подделал купчие и иные торговые документы в обход законов и т.д. Все эти опасные представители общества находили себе пристанище в Харебте. В этом городке никто никого не преследовал, не спрашивал о прошлом. Убей ты хоть аолинского императора, здесь ты никто. Главным в этом городке было одно правило: хочешь сидеть за стенами и скрываться от посторонних глаз (или доживать свои дни) – убей дикое семя. Хорна, гарруда, гремлина, не важно. Раз в неделю – убей.
И нашедшие убежище убивали – за то, чтобы прожить до следующего убийства, за то, чтобы жить в «слепом пятне» регуляторов. Выходило что-то вроде народного ополчения – сборище разномастно вооруженных представителей ойкумены, выползающих, чтобы убить, вырвать жизнь у страха лесов – и приползающих обратно.
Более половины не возвращалось – дохли, как мухи, или разбегались, узнав о правиле городка. Поэтому за стенами всегда хватало места вновь прибывшим.
И, как и везде, в Харебте существовали игроки черного рынка Луцема – особо предприимчивые типы, наживающиеся на убийстве диких. За кости и черепа тех же хорнов они предлагали серебро по весу добытого… а потом перепродавали все это алхимикам по всему миру. Втридорога, за золотые кругляши. Нередко лачуги «убийц» после их невозвращения переворачивались вверх дном людьми тех же дельцов, чтобы вернуть свое серебришко. Несмотря даже на то, были ли у убийцы свои родственники или нет. Свидетели и пикнуть не смели, а те, кто пытался… Что ж, всегда находился клинок острее другого. Так что везло тем, кто умел сражаться, получать свое серебро и успевать тратить его на выпивку, шлюх, карты и ремонт оружия. Таверны, бордели, игорные дома и кузницы составляли сердце Харебта, перекачивающее каждый день сотни живых душ. И работало это сердце, как часы, уже несколько сотен лет. Удар за ударом, жизнь за жизнью. И смерть за смертью…
2.
- На-ка, глотни, парень, - чуть ли не в нос Аркену уперлась фляга с чем-то легковоспламеняющимся, судя по запаху. Но он не отмахнулся – нервы были на пределе, и их нужно было хоть как-то… заглушить…
От глотка внутри словно солнце взорвалось, он поперхнулся и закашлялся. Его тут же не преминули приложить ладонью по спине. Вроде бы это обычно помогает в таких случаях. Если, конечно, эта самая добродетельная ладонь не сравнима по размерам с лопатой. Теперь спина будет ныть добрых полдня, а то и больше, до самого города. Ехать-то всего-ничего осталось.
- Уймись, Грин, избавь хороших людей от своего общества, - сидящий напротив Аркена руб даже глаз не отрыл, чтобы взглянуть на возмутителя спокойствия и «коллегу» по цеху. – Отстань от парня.
Цин сам приложился к своей заначке, глотнул несколько раз, сделал паузу, словно думая над чем-то.
- Да здесь одни плохие, - возвестил он и рыгнул, давая лишнему жару крепкой выпивки вольную. – Парень, наверное, не промах, раз составил нам компанию до самого Харебта. А, малыш?
Толчок локтем в бок был весьма ощутим, даже сквозь ватную куртку. Еще бы – «рукава» Грина были сплошь из металла. Он проржавел в паре мест, но это не умаляло его твердость.
- Я ничего…
- Будь я регулятором, взял бы тебя и встряхнул хорошенько, несмотря на мой рост. В Харебт едут либо дураки, либо дураки, что-то натворившие. Ты вроде не похож на первого…
- Грин, - сну руба явно мешала трескотня цина, так что он оставил попытку отдохнуть. – Заткнись.
- А вы тоже дураки?
От таких слов руб нахмурился, ожидая от своего приятеля отрицательной реации, но цин снова глотнул своего пойла.
- Мы дураки, парень, можешь мне поверить. В такой же степени, как ты – наемник – Грин заржал, разбрызгивая слюну и не проглоченную огненную жидкость. Но руб (Аркен заметил это сразу) успокоился.
Невольный спутник головорезов вздохнул. Ляпнул, не думая, потому что достал его треп наемника, сидящего рядом всю дорогу. А ведь могло все кончиться «пожаром» и хорошо, если бы сейчас Аркен отделался выбитыми зубами.
Мысли о насилии снова ввели его в ступор. Судьба посмеялась над ним. Завела в тупик. В Харебт. Город, где надо убивать, чтобы жить. В котором, если не ты – то тебя. Но Аркен больше страшился не за себя, а за жену с дочерью. Мелл и Эсла ехали в задней повозке вместе с другими женщинами. Не желал он им такой судьбы. Ведь, чтобы выжить им всем, ему придется убивать много больше, чем одного за раз.
А убивать он не умеет. Купить оружие проблемой не станет, в Харебте его хватает, но вот сражаться с кем-то и забирать жизни… От этого внутри все холодело и сжималось. Страх. И отчаяние. Вышвырнут их пинком под зад, если не случится что похуже до этого.
- Урод, - беззлобно брошенное ругательство заставило Аркена вскинуть голову. Взгляд его встретился со взглядом руба, по крайней мере, казалось, что встретился – глаза у рубов были лишены всех признаков глаз как таковых, просто омуты мрака, разве что чуть поблескивающие. Но Аркен ошибся – наемник слегка кивнул в сторону Грина, который уже умудрился уснуть и начал подавать первые признаки храпа. Несмотря на это, фляжку из руки он не выпустил, она сидела там, как влитая.
Они привыкли, понял Аркен, увидев это. Чуткий сон, руки постоянно сжимают оружие… Спи, когда можешь и сколько можешь.
- Ну хоть от тебя отстанет, а?
- Ваша правда.
- Я что, такой старый? Вроде бы еще не похож на обожженную глину. И никогда не встречал людей… да и нелюдей, обращающихся к наемникам на «вы» .
Аркен понял, что сморозил глупость. Эти двое, хоть и не принадлежали к людям, были едва ли на пятилетку старше него.
- Ты убивал?
Вопрос прозвучал неожиданно, наверное, потому, что руб почти не открыл рта – словно слова прозвучали, родившись из покрикивания возницы и скрипа несмазанных колес.
- Не то, чтобы.., - наконец выдавил парень, когда молчание начало затягиваться. Руб дернул уголками рта. Улыбнулся?
- Да, убивал. Нет, не убивал. Никаких «не то чтобы». Это выражение не прокатит в том городке, куда мы вместе путь держим. Не в той работенке, что нам предстоит, - мрак глаз руба, который так и не назвал имени, приблизился к лицу Аркена. - Так убивал?
Парень сокрушенно помотал головой.
- Я хотел защитить жену и дочь… Но не смог… поднять руку на человека…
- В Сафре нет людей. Так что мог и поднять, - руб не насмехался, просто говорил, что думал, но продолжал слушать.
- Да… то есть… я с Прозрачной гряды, и… они хотели их… заживо…, - парню трудно было вспоминать этот ужас.
- «Эти обе дщери да будут обвинены в светопредательстве и пособничеству Заточенной, и пусть свет пламени, руки Хозяина нашего, простит их и приведет к Просветлению через путь боли…»
Аркен вздрогнул от произнесенного, потревожив цина, который заворочался во сне. Эти слова постоянно стояли в ушах парня, примерно того же содержания, что и изрек руб-наемник.
Видя, что задел за живое, тот откинулся на скамейке.
- Очищенцы, сволочь еще та. Тьмы то нет никакой, все байки… Нет на них отряда кводов… Люди не возьмут в толк, почему Тусклые не прижмут этих распоясавшихся скотов. Небось, сразу же и депешу отправили местным силам Корпуса.
Аркен думал, что так оно и было. Корпус не будет разбираться в тонкостях дела, если замешано что-то еретическое. А у них все, что идет вразрез с Лу’Рулом[1] - еретическое. Из города Храма, еще может, и разбирались бы, но где тот Храм… Для деревушек Призрачной гряды он был недосягаемым. Чем-то вроде напоминания: есть в этом мире что-то хорошее.
- Получается, что тебя преследуют и будут искать псы Корпуса, ты не умеешь убивать, на тебе висит женка с малой девкой, и ты решил, что Харебт, что на самом пороге чащоб – это идеальный вариант.
Аркен поник.
- Я дурак. Но я не мог…
Руб красноречиво молчал, глаза его сейчас или проникали в самую суть парня, буравя его душу, либо вообще уставились в никуда, и он думал о чем-то своем.
– Нам в тройку нужен человек… точнее теперь нас только двое, не так давно одна падаль прибила Фрадда. А потом мы ее, - добавил он тише, но вновь продолжил, - так что, как только достигнем Харебта, давай к нам. На первых порах походишь за спиной, будем выслеживать хорнов поодиночке, ну а потом, глядишь, и ты пустишь сталь в ход. Конечно, не за так, будешь нам отчислять кое-что за убийства. По мелочи, - руб мигнул. – Глядишь, и не турнут вас взашей. Тебе еще повезло, что сейчас не сезон холодов. Мразь из лесов особенно свирепа в то время. Поистине красный сезон для оказавшихся среди леса, хоть днем, хоть ночью. Красный холод, так и прозвали это времечко. Но то еще не скоро будет, поздней осенью. Ну так как, надумал?
То, что этому самому красному холоду еще не время, как-то не очень успокоило Аркена. Но, похоже, дело говорит этот руб. Деваться-то всяко некуда, а так, глядишь, и есть у него шанс. У них есть шанс. Подумав еще раз о красном холоде, парень поежился. Кивнул, мол, что еще делать, согласен.
- Как тебя звать? - спросил он, когда наемник кивнул в ответ.
- Дар-ге’Карн.
- …что из Карнов, детей Шакков, детей Рал…
- Заткнись, Грин.
- Слыхали, как же.
Аркен вновь замкнулся в себе, искоса поглядывая на пробудившегося наемника по соседству. Недолго же он дрых. Грин словно прислушивался к чему-то. Потом резко вдохнул через широкие ноздри.
- Дар, чую неладное.
Аркен не придал значения этому, думая, что наемник в очередной раз начинает свой треп, но лицо руба посуровело.
- Мы сбавляем ход.
Парень и сам почувствовал это.
- Но почему? – выдал Аркен, и глянул в замызганное треснувшее стекло дверки. – Лес кругом!
Повозку ощутимо тряхнуло, потом еще раз. Закричал что-то возница. Руб дернул руку к луку, натянув тетиву, Грин переместил ножны из-за спины вперед и обнажил клинок, чуть не задев Аркена широким серым лезвием.
Сильный «клац» раздался где-то снаружи, вопль, сменившийся бульканьем и хрипом, а затем резкий удар, словно они столкнулись с какой-то преградой. Сердце Аркена забилось сильнее – крики, чуть слабее, слышались и от других повозок. Дар-ге’Карн и Грин выкатились из дверей наружу, с оружием наизготовку. Свист стрелы, - Аркен уловил это, и следом – недовольный рев, смешивающийся с грязными ругательствами Грина.
- Рогатые, хорны, мать ва… - крик оборвался, не достигнув апогея.
Аркен почувствовал, что повозку, этот деревянный ящик, где остался он один, медленно тянут куда-то…вбок. Даже не тянут, а валят. Схватившись за противоположную от себя дверцу, он успел выскочить до того, как что-то огромное разорвало экипаж наполовину.
Звон клинков, треньканье луков и пение стрел, рев лошадей поглощалось рыком рогатых выродков, исчадий Леса, вооруженных огромными мечами-дубинами из кости и железа. Аркен сообразил, что приземление его смягчило что-то мягкое посреди начавшегося ужаса. Гора трупов, солдат, таких же, как и его спутники, разместилась аккурат посреди дороги, окровавленные, с перегрызенными и перерубленными конечностями, несмотря на всю их защиту. И к их числу только прибавлялось – вон свалился с раскроенным черепом какой-то лучник, не успев даже крикнуть, свалился с отсеченной ногой еще один цин, пытаясь до последнего отбиваться от наседающего на него хорна. Рогатых выходило на дорогу все больше, но Аркена сковало страхом. Смотря, как схватились с одной из тварей Грин и Дар, он не мог пошевелиться, хотя должен был. В последней повозке женщины. Мелл. Эсла. Визг их доносился сюда даже сквозь шум резни (боем даже не разбирающийся в этом парень происходящее бы не назвал). Подняв грязный короткий клинок кого-то из мертвых, на негнущихся ногах Аркен поднялся, сделал несколько шагов… и это, собственно, все, что он смог. Боль возросла в груди, казалось, ребра пробили спину. Он отлетел куда-то за трупы, за хлам, оставленный от экипажа с оборванной упряжью. Задыхаясь, он слышал… слышал, как кричит его Эсла. Это точно была Эсла, надрывавшая голос, что было сил. Но он не мог ничего, только лежать и хватать ртом воздух.
Звуки стали глухими и очень-очень далекими, тень нависла над Аркеном. Рогатая громадная тень с горящими бусинками глаз. Дикий вопль из зубастой пасти, замах оружия, и…
Хорна снес с места некий золотой вихрь. Или это все лишь показалось отдающему концы парню. Он не знал. Он не почувствовал, провалившись в никуда, как его тело обдало волной кровавых зловонных брызг, оставшихся от рогача.
3.
Он лежал и вспоминал прошлую ночь.
Ночка была, прямо сказать, так себе. Что впрочем, ничуть не отличало ее от всех других ночей, которые он провел в Харебте. Хотя…
Угрюмая ночка. Угрюмая пропахшей страхом и кровью темнотой, раскинувшейся на улицах, барабанящей дождем по окнам домов и дыр, которые сложно было назвать домами. В одной из таких он и коротал время, пока свет лениво на стечется на грязные мостовые, оповещая об утре. Мол, вот он я, новый день, вылезайте на свет, кто еще не сдох. Правда, до этого было еще далековато, сквозь разноголосый шум таверны слышны были удары колокола старой часовни. Что-то около часа-двух, если только пропитый слух не пропустил пару ударов…
Он проглотил залпом то, что оставалось в стакане, но больше налить не просил – уставился в окно, которое плакало, размазывая по лицу-стеклу грязь. Было о чем плакать, по крайней мере, простому люду – умер один из Тусклых Отцов, несколько дней назад. Отдался, так сказать, в руки Света. Вести из Храма Граней распространяются достаточно быстро, тем более вести такого рода. Достигли они и Харебта, а уж тут понеслись чуть ли не быстрее темноты – от дома к дому, от таверны к таверне. Сначала шепот, потом неразборчивый бубнежь, после – во весь голос, в спорах, перекрикивая друг друга, заливая в глотки побольше эля и браги. Люди, чтобы на время забыть о завтрашнем дне, грозящем смертью, принялись мусолить новую тему, словно череп неубитого хорна. Выдвигались версии и предположения, от простых до самых несуразных. Особые светоприверженцы даже высказались насчет проделок Тьмы, но только добавили в общий гул новый звук – пьяный смех. Нет, тьмой здесь и не пахло, говаривали «опытные». Деньги и власть сбрасывают с вершин даже Тусклых.
Тогда, сидя за столом, Габриель нахмурился, вертя пустой стакан в руке. Кводы отрезают язык за такие речи, самое малое. Раньше он и сам бы поступил так же, выволок бы говорившего на улицу и выдернул скользкий кусок мяса, с которым так небрежно обращаются. Сейчас же он просто грохнул стаканом по столу, да так, что дно посудины отлетело. Острые края впились в сомкнутую на стеклянных гранях ладонь. Кровь. Грани.
Никто даже не обернулся в его сторону, разбитая посуда дело обычное, но с ним, Габриелем, вообще мало кто связывался. Даже мутные торгаши смотрели косо, исподлобья, нехотя пересчитывая мерцающее серебро, когда он приволакивал им кости и черепа тварей из лесу, плохо вымытые, с красными потеками и остатками мяса. Габриеля мало заботила чистота товара, сказал бы кто слово против – он бы продал добытое другому. Поэтому его терпели, зная, что связываться – себе дороже. Убивал Габриель не хуже чудищ из лесу.
Сейчас, лежа на спине, он вспоминал, как вышел под косые противные слезы неба. Собранные в хвост грязные волосы проредил пятерней. Надо было помыться, иначе и в руба превратиться недолго. Может, так и возникли рубы, явилась пьяная мысль. И угасла. Корой только покрыться не хватало. Да, надо помыться…
Тогда он уж было хотел повернуться и попросить кого из обслуживающих столы девок нагреть воды, когда его окликнули:
- Энра! Какая встреча! Не спиться тебе, я вижу.
Габриель вгляделся в расчерченную линиями воды пустоту, слабо освещаемую огнями питейного заведения. Оба Глаза. Габриель сплюнул.
Круб Оба Глаза был одним из заправил Харебта, именно такие люди (вовсе не официальные власти, которые были просто пшиком) контролировали здесь все и вся, в том числе вылазки в лес. Они кумекали и планировали, в том время как верный им народ делал все остальное – вытрясали долги, проценты… и жизни.
Этот хрен был, пожалуй, самым опасным из всех, а Оба Глаза его прозвали потому, что он вечно таращился, не мигая – кто-то срезал ублюдку веки. Энра не удивился бы, узнав, что это сделали регуляторы или ко-то из кводов.
- Ты давно не ходил убивать, Энра! – не дождавшись от Габриеля ответа, продолжал Круб, взойдя на деревянные ступени. Стряхнул с волос и одежды воду. Его шайка продолжала молча мокнуть. Блестела выдвинутая сталь. – Да, давненько ты не выбирался из города, а? И платить перестал. Что случилось с Габри Кровопуском?
.Сейчас, на трезвую голову, Габриель не помнил, что ответил. Да и ответил ли? Вдыхая запах прелой листвы, он восстановил в памяти только то, что тогда Круб отдернулся от него, как от прокаженного, с разбитым носом.
- Взять эту суку! - голос Оба Глаза сделался писклявым и тонким, он зажимал нос. Его парни дернулись вверх по лестнице, разбрасывая сапогами грязь, в едином порыве, бряцая оружием.
Габриель не потянулся за клинком на спине. У него в руке просто вдруг возник продолговатый металлический предмет, увидев который, все замерли, даже сам Круб.
- Габриель… не кипятись, ты…
- Сколько я задолжал? – предмет из его рук исчез так же быстро, как и появился.
- Ээ.. всего-ничего, самую…
- Сколько?
- Пятнадцать серебром. Плюс проценты…
- Завтра. Получишь свои деньги, - и повернулся, чтобы уйти.
- Папашу оплакиваешь, Энра? – вякнул кто-то из толпы, видимо, подумавший, что опасность миновала.
Молниеносным движением, не заметным для других, Габриель дернулся на голос и ударом ноги послал человека в грязь. Пусть попробует собрать свои зубы. Остальные шарахнулись в стороны.
- Завтра, Круб.
Оба Глаза, ворча, спустился вслед за своими ребятами, все еще зажимая кровь.
- Знаешь, Энра… А ведь не будь у тебя этой штуки, не жить бы тебе. А так пять лет уж как среди нас. Уважение надо.
- Я ухожу.
- Чего!?
- Это моя последняя вылазка, Круб. Заплачу и уйду из города.
- Но ты не можешь! – Оба Глаза уже явно забыл, что сделали с его лицом, и лихорадочно соображал, какие деньги теряет.
- Не могу? – Габриель нахмурился. – Мне всегда было труднее остаться, чем уйти. И ты прав… не будь я тем, кем был, то не стоял бы с тобой здесь. Деньги - завтра, - и Энра хлопнул дверью, оставив Круба и его ребят злиться на улице…
…Несколько часов назад, наступившим утром, он еще стоял возле восточных ворот Харебта, дожидаясь других рейдеров, хотя идти вместе с ними ему надо было столько же, как собаке – пятая нога. Они будут идти толпой и ломиться сквозь подлесок, словно звери. А хорны и другие Дикие убивают зверей.
Вышли молча, человек десять, как спел посчитать Энра. Через какое-то время отправятся и другие отряды, но их – самый ранний. Как всегда, у всех на лицах написан страх, мешающий им собраться и действовать хладнокровно. Да и вооружены, чем попало. Исключение составлял парень, который ошивался в городе чуть больше двух лет. Свистопляс, в прошлом жонглер или что-то вроде того. Этот уже и в кожаной броне, которую ухитрился на что-то выменять, и с луком неплохо управляется, а метать ножи вообще мастер. Но против хорнов ножи - словно твой чих, только если в глаз попадешь. Впрочем, парень справлялся, не зря ведь провел в Харебте столь долгий срок.
Габриель слышал его дыхание, сейчас он лежал чуть в стороне от него, столь же неподвижно и тихо. Оставалось только догадываться, о чем он думает. Доверяет ли ему, Энре? Но это не особенно-то и волновало Габриеля. Он просто давал парню шанс выжить. Остальным олухам было уже не помочь – лежали грудой мяса на заросшей дороге, что проходила через лес. И было трупов чуть больше десяти – обсчитался все-таки Энра. Но какая разница.
…Толпой в десять человек можно остановить не одного, а двух, а то и трех хорнов. Проблема в том, что поди ты еще найди рогача. Для этого надо зайти поглубже, да и ходят они пока поодиночке – не время еще наступить красным холодам. Вот тогда да, тогда можно нарваться на троих-четверых. И не вернуться назад. А пока надо отыскать след хотя бы одного, если повезет – двоих. Ну, или они сами выследят охотников. Габриель видел знакомые лица, с кем-то уже пару раз выбирался в чащу, добычу делили поровну. На имена Энра был забывчив, даже Свистопляса не знал, как звать. На кой ему эти имена, коли и так умирают знакомцы и незнакомцы каждый день.
Подлесок сменился сначала чахлыми небольшими деревцами, и совсем быстро – уверенными в себе хозяевами леса – мохнатыми старыми елями, великанами-соснами и какими-то лиственными перекошенными несуразицами, названия которых Энра не знал. Гудела мошкара, в кронах и игольчатых ветвях кричали птицы. Совсем как в Имперском лесу или в Грингейте, кабы еще Диких здесь не водилось.
Люди и нелюди усиленно прислушивались, принюхивались и приглядывались, сжимая в потных ладонях оружие. Им, особенно тем, что выходили на «охоту» не первый раз, казалось, что они смогут что-то там углядеть. Учуять,. Опасность или дерьмо хорна. Габриель только покачал головой. Сам-то он действительно умел это. Прислушиваться, сливаясь со звуками, вонзаться обонянием в запахи, словно собака зубами в кость, видеть невидимые сразу мелочи леса. Дикие были неподалеку, это сказали ему все его ощущения. И, судя по всему, они были недалеко от дороги, по которой приезжало в Харебт свежее… пополнение.
- Свистун, - шикнул на парня Эрна, коверкая прозвище того. – Хорны близко. Один точно. Знаешь, что я обычно делаю?
Свистопляс кивнул, поморщившись. В городе знали, как именно Габриель добывает кости Диких. Роя себе могилу. В буквальном смысле.
- Где? – только и спросил он, имея ввиду, где выкопать яму.
Они приотстали от основной группы, отошли левее, в небольшой овраг, заваленный сучьями, хвоей и листьями. Сквозь деревья был виден просвет – там дорога, уходящая через лес куда-то в сторону Детса.
- Здесь.
Габриель, присев раскидал листья и ветви.
- Даже копать не придется, удобно. Ложись. Кровь пустил?
Парень показал на стеклянный пузырек с кровью, попытался его откупорить. Энра остановил его.
- Свежую, Свистун. Свежая им по нюху, а не эта, утратившая жизнь. Не ори, - Габриель слегка чиркнул мечом по бедру парня, сквозь ткань проступило набухающее пятно. Парень сжав зубы, зло поглядел на Энру, но промолчал, лег, и воин засыпал его листьями. Себе резать ничего не стал – запах крови уже разлетелся по округе, и Габриель быстро, но спокойно так же «похоронил» себя под начинающей тлеть опавшей листвой и иголками. Он не сказал ни Свистоплясу, ни другим, что там больше, чем один рогатый. Чем двое. Их там, не подведи его нос, около пяти. Против воли по телу побежали мурашки. Холод, мать его, красный. А ведь рано…
И вот они лежали здесь вдвоем, слыша крики и вопли ушедших вперед. Не будь хорны Дикими, Габриель бы счел, что они устроили на дороге засаду, а рейдеров просто смахнули, как мешающих букашек. Но то были Дикие. Хорны засад не устраивают. Пусть у них и есть что-то, отдаленно напоминающее огромные мечи, но в остальном они тупы. И разубеждаться в этом за пять лет «знакомства» с ними не хотелось.
Свистопляс даже не дернулся, когда совсем недалеко их отряд положили, буквально, за пару минут. Вот оно, умение выжидать. Или страх глупца. Габриель, по крайней мере, отличался первым. Сквозь укрытие, одним глазом, он видел, как хорны сволакивают убитых на дорогу, но все равно не уходят. Что-то со всем этим было неладно…
Ветер, забравшись под листья, принес с собой звук – повозка, может, несколько, ехала по дороге. И вместе с этим пршло уж вовсе давно забытое ощущение – руку, что Габриель прижимал к поясу, обожгло. «Защитить, защитить, защитить, защи…» - безжизненный шепот закрался ему в голову, потек по сознанию. Только не это! Не здесь!
Подняв желто-красный смерч листвы, он взметнулся вверх, обнажая оружие. Но не меч, а веер, тэссэн, раскрывшийся золотой дугой, и побежал с немыслимой для человека скоростью к дороге. Среди криков и лязга оружия особенно выделялся крик маленького ребенка, девочки. «Защитить, защитить, защитить…».
Шлейф из золота был прекрасным и смертоносным, росчерк веера – и один их рогатых, хрипя, сполз по стволу дерева, даже не успев зареветь. Быстрее, еще быстрее… Сражаются, что есть сил и воли, защитники и пассажиры нескольких повозок. Они для него были тенями, враги – расплавленным солнцем в темноте. Удар, кувырок, удар, взмах, блок, разрез, укол, уход в сторону, разрез, Солнца плавятся, брызжет протуберанцами кровь…
Над одной из тенью нависало одно из золотых пятен. Закрутив тэссэн еще быстрее, Габриель буквально превратил хорна в фарш, разбросав мясо, кровь и осколки костей вокруг себя. Все это представлялось какой-то безумной вспышкой света. Но он все-таки не сделал того, что должно. Цель пульсировала уже где-то в лесу, в не пределов досягаемости веера. Срань!
У Энры потемнело в глазах. Так всегда бывало, когда используешь древнее оружие. Он проморгался, покрутил головой. Человек, на грани смерти, лежал у его ног. При беглом осмотре оказалось, что и не умрет, если сейчас же вправить ему кости, и…
Энра занялся делом – хорны ушли, убивать было некого. Приложил веер к груди парня и надавил. Того встряхнуло, кости под кожей начали выпрямляться под аккопманемент крика и стонов.
Терпи парень…
Кровоточащие раны он перевязал лоскутами одежды. Над Энрой стоял окровавленый Свистопляс, но, похоже кровь не его, а рогатых. Он, похоже, прикидывал в уме, скольких же положил Габриель. Повсюду были тела хорнов. Мысли же Габриеля занимало совсем другое. Мысли, которым он бы, казалось, навсегда закрыл дорогу в свою голову.
Парень под его руками задышал ровнее, но все равно не очнулся. Да и любой бы не очнулся после такого. Но – выживет. Последнее он сказал вслух.
- Ловко ты их. Мы бы не смогли лучше, - обернувшись, Энра увидел подошедшего прихрамывающего цина, который смотрел на него оценивающе. Руб рядом только мрачно хмыкнул, закидывая лук на плечо. Колчан его был пуст. Рядом стояли еще пара мечников, поглядывая на лес.
- Вы бы не смогли никак,- Габриель поднялся с колен.
- Куда уж нам до квода, - буркнул руб, направившись к оставшимся целыми повозкам.
- Я не квод, - зло ответил Габриель. Перед глазами все еще плясало золото.
- Как же, слыхали, - заметил цин.
Габриель не желал спорить. Ему нужно было знать…
- Они забрали женщин?
Молчание было ему утвердительным ответом. Габриель щелчком закрыл веер.
- Кто та девченка, что была с ними?
- Дочь парня, которого ты спас, - откликнулся руб, осматривая тела погибших и собирая с поверженных хорнов стрелы. – Да и без разницы это. Утащили с собой, а там где-то в гуще и сожрут… Никогда не видел, чтобы Дикие нападал вот так. Разом. Да так много. Прям красный…
- Дело не в этом, - выпрямился Габриель. Он обратил внимание, что почти полностью в крови рогатых. Похоже, превращение в руба продолжается.
Энра еще раз посмотрел на бедолагу, который с трудом, но дышал.
Ему надо найти эту девочку. Она жива. И будет жить. Какое-то время.