Поскольку хозяйственный тюремный двор со снующими по нему арестантками не вызывал у Розы желания по нему прогуливаться, она уходит в написание писем. Так 27.08.1917 ей было написано три письма: Матильде Якоб, Хансу Дифенбаху (последнее из сохранившихся писем) и Кларе Цеткин.
Уже по письму от 24.08. видно, что Роза простила Матильде историю с её любимой Мими, а Матильда из-за неё сильно расстроилась. И вот Роза начинает заботиться о её удручённом состоянии, даёт советы, сходить в ботанический сад, посылает ей книжку, чтобы повысить настроение Матильды, ну и, конечно, у неё опять повседневные просьбы. А вот письмо Хансу:
«Хеншен, сегодня серый день, противная дождливая погода, поэтому я весь день сижу, запертая, в каморке. И вот мне принесли почту: несколько писем и среди них от вас — и вот я опять в хорошем настроении! И для меня это как освобождение, что наша кореспонденция, наконец-то, опять наладилась.
Бедный Ханесле, я могу понять ваше теперешнее настроение и для меня важно подробнее узнать и всё его омрачающее. Я тоже за то, чтобы вы сейчас переселились в Штуттгарт, чтобы быть рядом с вашим отцом. Когда нельзя помочь и что-то сделать, то хотя бы присутствие поблизости может принести душевное облегчение; одно ваше присутсвие — благое дело для несчастного, и всегда позже горько себя ругаешь за те часы, которые не провёл со старыми людьми. Я не была так счастлива, хотя бы сделать эту мелочь. Мне постоянно нужно было сделать что-то неотложное для человечества и осчастливить мир, и вот сообщение о смерти отца я обнаружила, вернувшись из интернационального конгресса в Париже, где я сражалась с Жоресом, Миллерандом, Дасцински, Бебелем и, Бог знает с кем ещё, так что только пух и перья летели, а между тем старик не мог больше ждать, наверное , сказал себе, что это не имеет и смысла, сколько бы он ни ждал, потому что у меня «никогда не было времени» ни для него, ни для себя самой — и умер. Когда я вернулась из Парижа, он был уже неделю как похоронен. Теперь я была бы уменее, но чаще всего получается, что мы умнее, когда уже поздно. И так, если у вас появится малейшая возможность, поезжайте к отцу и оставайтесь у него до конца. Этот совет не малая жертва с моей стороны: ведь вы мне, когда вы в Лиссе, ближе, чем когда вы уедете в Штуттгарт, тогда я буду чувствовать себя совершенно покинутой. Но у меня есть время — теперь у меня много времени!.. - и, наконец, почта принесёт мне вести и от туда.
С Ромен Роланом я знакома, Хеншен. Он один из мудрых ворон intra et extra muros, которые во время войны не упали в психологию неандертальцев. От него я читала «Жан Кристоф в Париже». Подозреваю, что вам не понравится, но хочу всё вновь и вновь оставаться честной: я нашла книгу очень симпатичной и правильной, но это больше памфлет, чем роман, не настоящее произведение искусства. Я в этом отношении непреклонно чувствительна, поэтому красивая тенденция мне не может заменить божественной гениальности. Ноя с большим удовольствием прочту от него ещё что-либо, особенно по-французски, что одно уже для меня будет наслаждением, и м.б. в других томах я найду больше, чем в том.
А как обстоят дела с моим гауптманом «Шутом в Христо»? *( Вы ещё не читали? Тогда сейчас, в вашем настроении это было бы для вас сокровищем. Если же вам он знаком, пожалуйста, поскорее поделитесь своим мнением.
Последние дни ко мне в камеру прилетают осиные массы (я, естестенно держу окно днём и ночью открытым). Они ищут питание, а, как вызнаете, я гостеприимна. Я поставила им блюдечко со всякими вкусностями, и они усердно ими нагружаются.Это просто наслаждение, наблюдать как эти крохи каждые пару минут исчезают в окне с грузом, чтобы полететь далеко в сад, зелёные вершины которого я издалека вижу, и через несколько минут вернуться через окно прямиком к блюдечку. Хеншен, какая фантастическая способность в ориентации у этих глазок, величиной с игольную головку, какая память: они день за днём возвращаются, т. е. за ночь не забывают дорогу к «накрытому столу» за решёткой! Во Вронке при прогулках я за ними каждый день наблюдала, как они сверлили в земле между булыжниками глубокие дыры и ходы. Там были десятки таких дыр на каждый квадратный метр, для нашего человеческого глаза все одинаковые. А каждая оса точно знала прямой путь к своей, когда возвращалась из своего большого путешествияв мир! Такой же загадкой я вляется интеллигентность птиц при их перелётах, чем я как раз сейчас подронее занялась. Знаете ли вы, Хеншен, что большие птицы при их осенних перелётах на юг, такие как журавли, часто переносят на своих спинах целую ораву маленьких, таких как жаворонков, ласточек, корольков etc.? Это не детские сказки, а научное наблюдение. А малышки при этом беззаботно преговариваются, сидя на их «автобусах»!.. Знаете ли вы, что при таких осенних перелётах часто хищные птицы — ястребы-перепелятники, соколы, коршуны — летят вместе с поющими птицами, которые они обычно пожирают, и что на таких перелётах главенствует перемирие? Когда я такое читаю, бываю поражена и рада так, что даже Бреслау признаю местом, где люди могут жить. Сама не знаю, почему это на меня так действует; м.б. потому что это мне опять напоминает, что жизнь — всё же красивая сказка. В начале здесь я об этом почти забыла, теперь же опять вспомнила. Я не сдамся...
Сердечно ваша Р.»
* Gerhard Hauptmann „Der Narr in Christo Emanuel Quint“
К этому письму Роза ещё приложила записку от неизвестного ей Адальберта из Оттенбаха. Он хотел послать ей для поддержания её здоровья посылку с фруктами.Это была его благодарность Розе за то, что она боролась за мир.
Конечно, ей была такая весточка приятна.
Порадовало Розу и письмо от Клары, порадовало своим настроением и тем, что она усердно работала в саду, и тем что читала Родена.